Таящиеся в Ночи

– Да отстань ты от меня… Тоже мне – монашка нашлась. Ты же феминистка. Тебе-то какая разница как мужчина живёт? По твоей религии я так и так свинья, – неуклюже попытался «подколоть» кузину Грейсон.

– Хо-хо-хо… Дружище – феминистка-с эта та кто требует от людей, что бы они относились к женщинам как к людям-с. А ты, как я вижу, считаешь, что мы должны ненавидеть людей и считаем-с, что их место в хлеву со свиньями… – Дафна, с лёгкостью профессионального отбивающего, «отбила подачу» и усмехнулась. – Так вот это-с совсем не так. Мы стремимся лишь к тому-с, что бы люди уважали наши интересы и желания-с.

– Можно подумать, что мужчины не понимают желаний и просьб женщин.

– Вот посетит тебя "тетя Фло" (Американское название месячных у женщин. Примечание автора), тогда и будешь говорить о том-с, что понимаешь-с в девушках-с, а что нет…

Шэрон усмехнулась и взяла Грейсона за руку.

– Я его отведу на пару слов…

Дафна снова блеснула зубами и показала Шэрон большой палец. А Шэрон оттащила Грейсона за машину.

– Чем сегодня вечером занят?

Такой простой вопрос сбил Грейсона с толку. Он как то странно дернулся, побледнел и скосив глаза в сторону Дафны, проговорил:

– Да ничем особым. Просто так… В архиве нужно кое, какие дела сделать.

– Мне нужно посмотреть на карту течения Сиротки. Как я понимаю – тебе приносят карты течения этой реки, вместе с ее изменениями течения.

– Ну, есть такое… А вам то, зачем это, офицер? Тоже наслушались того о чём эта Скользящая Во Тьме говорит?

– А что она говорит? – насторожилась Шэрон.

– А что она еще может говорить? Ходит по городу и рассказывает о том, что рабочие "Телеграф-стрит" ковырялись у берега Сиротки. Но это у самых гор… От нас – почти тридцать километров. – Грейсон пожал плечами. – А вообще странно, что она на этом зациклилась. Вильф и его начальник – Рамлоу, брали у нас эти карты. Они говорили, что им нужно рассчитать маршрут прокладки линии связи так, чтобы та шла в стороне от рек и ручьев, что при весенних паводках могут залить столбы и обрушить их.

Шэрон поняла, что ничего не понимает. В их Долине Гроз явно были какие-то странные дела, но она, к своему стыду, даже близко не представляла, что тут творится.

Когда она пошла к "Холерному бараку", Дафна перехватила ее и прошептала:

– Грейсон любит малину-с… Удачи, девочка.

… Врачи в "Холерном бараке" обитали на втором этаже. Причём в отличие от первых этажей, где располагались больные, на втором этаже были системы кондиционирования воздуха, снятые, по слухам, с какой-то подводной лодки. Так же там царила безукоризненная чистота, а стены были покрашены не "холерной краской" (Смесь извести и медного купороса. Примечание автора), а самой дорогой масляной краской.

Главный врач Гудевроу-сити был довольно стар, но, несмотря, на это являлся, мастером своего дела – отличный хирург и стоматолог. Так же он участвовал в Мировой Войне и обладал неплохим багажом знаний.

К сожалению, у него была неприятная привычка – он посматривал на простых людей как на мусор. Даже на Шэрон – на неё особенно, поскольку та была женщиной, что сумела добиться, каких никаких успехов в обществе. Для Эштона такое было совершенно нестерпимым. Он и думать не мог о том, что женщина – более низшее существо, чем мужчина, способна, способна добиться, чего то сама. Для Эштона Фостера такое положение дел было полным абсурдом и глупостью. Вот почему с Шэрон у него отношения сразу не задались. Особенно когда та поймала его на перепродаже неких наркотических средств. Сама Шэрон так и не поняла толком, что заставило Эштона продавать эти странные лекарства – при его то далеко не маленьких доходах.

Само собой, что Эштон этого не забыл и встретил Шэрон взглядом, способным проморозить насквозь целого кита.

– Итак… Наш офицер полиции решил посетить мою скромную работу. Надеюсь ты оценишь что я лично осматривал твоего почтенного батюшку… Хотя вряд ли, учитывая, что за недуг сразил твоего отца… Он ведь у тебя любил курить? – Эштон встал со своего знаменитого кресла, вырезанного из африканского кедра (в Египте до Второй мировой войны выращивали кедры для продажи за рубеж. Примечание автора) и обтянутого шкурой крокодила. – Табачок у него был необычный? Сам его выращивал?

– К чему вы клоните?

– Ваш отец накурился опиума. Табак в смеси с опиумом – очень сильная, как лягающийся мустанг, смесь… Поэтому у него произошло неприятное дело – временная кома.

– Кома? – Шэрон внимательно посмотрела на врача. – Кома? О чем вы говорите? Какая кома?

– Шэрон… Твой отец курил опиум, смешанный с табаком. И довольно давно, раз у него в итоге развилась кома – "смертный сон". Сейчас он как тот Рип-Ван-Винкель… Спит беспробудно. Вполне возможно, что никогда не проснётся.

Шэрон скрипнула зубами, но от, в общем-то, напрашивающегося на язык вопроса удержалась, поскольку понимала какой ответ получит.

Ее отец никогда не употреблял опиум. Хотя бы, потому что дома ему взяться было неоткуда. Поэтому Эштон задавал не простой вопрос, а вопрос с вполне ясным и очевидным подтекстом – мол, опиумный дурман своему отцу могла приносить Шэрон. Это было вполне логично с его точки зрения. Мало ли у кого помощница шерифа могла отобрать это зелье? Народ в Гудевроу-сити встречался разный – наркоманов тут тоже хватало.

– Откуда у вас такая уверенность что он курил опиум?

Вместо ответа Эштон показал кисет отца, набитый, как помнила Шэрон, отличным табаком, что ему покупала Рита. Мама обычно покупала табак у своих знакомых соседей. Однако представить, что те перепутали опиум и табак – было слишком сильно…

Однако Шэрон уже поняла, в чём дело – те кто проник в ее дом и выкрал Франсуазу не поленились подменить и табак. Причем явно этот опиум они с собой прихватили с далеко идущими целями – бросить тень на саму Шэрон.

Развернув кисет, Шэрон заглянула в него и, широко улыбнулась. Затем она припомнила свой первый танец с мальчиком и на миг погрузилась в эти воспоминания, хотя особо радоваться было нечему.

Однако этот простой психологический приём (Шэрон научил ему один из шулеров ) Оказался вполне действенным. На лице Эштона промелькнуло какое-то напряженное выражение, словно у него что-то пошло далеко не по его задумке. Правда, врач мигом с собой справился, но это выражение сказало Шэрон многое – Эштон знал, что ее отец был отравлен не опиумом, но при этом он старался убедить ее в обратном.

Для чего? Ответ был очевиден – нужно было скрыть следы пребывания Франсуазы в доме и увести следствие по ложному следу. Ну и заодно бросить тень на саму Шэрон – видимо Эштону было трудно простить ей то, как она поймала его на продаже запрещенных лекарств. Вот он и решил немного отомстить Шэрон за свой позор.

Правда, при этом бедняга явно не понимал, что его втянули в весьма некрасивую историю.

– Это не наш табак. Никто из моих соседей таким не торгует. Больше всего он похож на тот, что продают в Нью-Йорке. Там любят к табаку примешивать молотые листья клёна. Отец никогда бы такой курить не стал… – Шэрон убрала кисет в карман. – Передам шерифу. Пусть узнает, кто у нас такую траву курит. Не удивлюсь если это опять эти типы из "Телеграф-стрит"…