Таящиеся в Ночи

– Наверное, они кому-то его продали… – Эштон посмотрел на Шэрон, хитро блеснув глазами. – И не факт, что он уже изначально был с опиумом. Его явно кто-то подмешал в табак. Так что вот… Я уже написал письмо мэру, в котором изложил сии факты. Опасаюсь, что дело может закончиться плохо для тебя. От кого твой отец мог получить этот дурман?

– У меня есть сильное подозрение, что этот табак ему подкинули… Но я не буду вдаваться в подробности. Эштон… – Шэрон встала и посмотрела в глаза врачу. – Ты просто тупой, набитый соломой дурень. Ты даже не представляешь, во что позволил себя втянуть… Ты даже не представляешь… Скажи честно – что они тебе пообещали? Что переведут тебя в Нью-Йорк из нашего захолустья и дадут денег на нормальную практику? Ты дурень… Они тебя уничтожат.

На краткий миг что-то дрогнуло в лице врача. Какая-то тень сомнения и решимости…

Однако это было лишь мигом… Лицо врача снова стало суровым, и он уставился на Шэрон выпятив вперёд нижнюю губу.

– Я не понимаю о чём ты… И твой тон – возмутителен. Поверь мне, я обязательно сообщу мэру и твоему начальнику о том, как ты смеешь разговаривать со мной. Человеком более старшим чем ты! Попрошу покинуть мой кабинет. И оставь кисет своего отца. А то вдруг в нём появится совсем не то, о чем я написал в своём заключении. Понятно?

Шэрон положила кисет на стол и проговорила:

– Поверь мне – ты еще пожалеешь, что не забил этот кисет себе в глотку…

…Отец выглядел очень плохо. Он как то весь посерел и осунулся. Его кожа приобрела некрасивый оттенок – словно кожа мертвеца. И он очень тяжело дышал – причем, что было странно, дышал равномерно. Его руки похолодели и пульс еле-еле ощущался.

Однако и пульс был невероятно спокойным и ровным – он колотился с невозмутимостью метронома.

В общем, это ни капли не напоминало на так называемое "опиумное забвенье" (Отравление опиумом при котором наступает кома и смерть. Примечание автора).

– Чегой это у твоего бати на голове-то такое? – проворчала Язва – медсестра, что как раз зашла в палату. – На удар иль шрам какой смахивает люто так.

– Он в Бельгии во время Мировой Войны был – осколком ударило.

– Вон оно че… – Язва потерла жуткий шрам на лице. – На мне эта война тоже свой след оставила. Вона какой. Энто мне ипритом в рожу плеснуло. Мы тогда в бараке с раненными были – нам снаряд газовый и притащили подарок. Один чокнутый придурок из пленных – у него евоная "кукушка" в лес улетела, да его мозги с собой прихватила. Во он че учудил…

Язва склонилась к Шэрон и шепнула в ухо.

– Топай на улицу, да посиди у дверей в прачечную. И помалкивай.

Шэрон посмотрела на Язву и моргнула глазами.

…Прачечная, для стирки белья и одежды тут была своя. Стирка и сушка белья проводились прямо на территории "Холерного барака". Причём вручную.

Несмотря на то, что автоклавы уже давно и прочно заняли своё место в больницах чуть ли не всего мира, в Гудевроу-сити их ставить отказывались, поскольку Отцы Города считали, что автоклавы – советское изобретение. А стало быть, им не место в стране демократии и свободы.

Поэтому стиркой белья и одежды занимались по технологии Гражданской Войны в США – кипятили воду в котлах и использовали стиральные машинки из бочек и двигателей, снятых с автомобилей.

Единственная уступка медсёстрам была в том, что при стирке разрешали использовать стиральный порошок.

Так вот и работали – стирая в кипятке, разбавленном холодной водой и стиральным порошком одеяла, простыни и пижамы больных.

На дворе стоял 1936 год, отгремела Мировая Война, и мир стремительно развивался, но для женщин в кое каких аспектах время словно остановилось.

У прачечной было одно интересное место – у одной из стен стояли небрежно набросанные друг на друга щиты, за которыми были поставлены несколько скамеек. На этих скамейках часто отсыпались после хорошо проведенных праздников медсестры или санитары. А иногда и пациенты.

Забравшись за эти щиты Шэрон, прижалась спиной к тонкой стенке прачечной и закрыла глаза.

– Слушай сюда ушами, дочка… – донёсся из-за тонкой стенки голос Язвы. – Дело то оно некрасивое, так что держи язычок за зубами. В общем, твой отец сегодня позвонил нам и рассказал, что у вас в доме Франсуаза лежит. И что её надо срочно в больничку закинуть, так как она себя очень нехорошо чувствует…

Сердце Шэрон ёкнуло. До неё только сейчас дошло как глупо она, и Рита поступили, не подумав об отце. А ведь он был дома. И заметив Франсуазу, отчего-то решил вызвать врачей.

В принципе отец мог это сделать. Последствия, контузии иной раз заставляли его делать совершенно глупые вещи.

– Наш врач захотел было гнать к ней карету… Но тут появился Вильф. Да не один – прикатил аж с Рамлоу, этим Барсуком. (Рамлоу – традиционное английское символически-уважительное имя для барсука кельтского происхождения. Примечание автора). В общем Вильф и Рамлоу поднялись к нашему врачу… Сидели там минуты три или четыре – их водитель даже свою Библию не успел толком открыть и почитать… Потом вышли и уехали. А Эштон вышел, и вызов твоего отца из тетради вырвал.

– А кто вызов принял? С ним что?

– С ним? А его в отпуск отправили. Причём сразу же… Думаю, деньжат отвалили, чтоб не скучал. Вот так оно. Сама понимаешь… Нехорошо это все пахнет. От этих городских одни проблемы. То убийства, то ещё что… – Язва грохнула об пол корзину белья. – А с твоим батей все печально, уж прости за такие слова… Я так разумею, что его отравили одним весьма необычным газом… Он называется "Око" (Данное химическое вещество является полной выдумкой автора) энтим газом немало народу понравилось в Нью-Йорке и Сенд-Шилдс. Газ этот без запаха и вкуса. Его используют в этих новомодных газовых резаках. Точнее-то использовали – у него оказался довольно нехороший побочный эффект – люди им травились. Сознание теряли и засыпали. Причём газ этот по-разному на людей-то действует. То от него засыпают, то от него в кому впадают… Я то об этой дряни много слышала. Мне как на Мировой Войне иприта довелось хлебнуть – так я с той поры к таким штукам как газы – отношусь с большим вниманием… Так то.

– Значит, моего отца в кому погрузил газ.... "Око", но на маму он же не подействовал. Почему?

– Так ведь он на всех по-разному действует. Что уж там говорить… Но вот что там с Франсуазой то случилось? Девка добрая и крепкая. Жаль если пропала…

.... Сидя в закусочной "Шоколадный филин" Шэрон грызла немного подсохший пончик и размышляла над тем, во что она и шериф ухитрились вляпаться.

Сейчас было понятно, что этот изувер действует не один – его, по непонятным причинам, прикрывает целая компания хитрых и жестоких личностей, способных на совершенно дикие вещи. И понять причину этого было совершенно непросто.

По крайней мере, Шэрон не слышала о таких вот безумцах, которых защищала от правосудия группа людей. Какого дьявола они защищают того, кто, фактически, подводит их под суд? Для чего?

Ясно только то, что эти люди связаны с "Телеграф-стрит", только у этой компании есть доступ к отравляющему газу и машинам. Компания проводит здесь работы – и работы серьёзные. Да еще и оплачиваемые самим "Дядей Сэмом"… Станут ли работники "Телеграф-стрит" так рисковать своей репутацией?

Или тут дело не в этом?