Тайга мятежников любит

Он гнал от себя капитулянтскую мысль о журавле и синице. Понятно, что Субботину мешок драгоценностей погоды не сделает. Он знает, где хранятся несметные богатства, и непременно за ними вернется… в лучшие времена. А сейчас он должен выбраться из тайги, сориентироваться в ситуации, отдохнуть, набрать людей для новой экспедиции… Илья прекрасно понимал, что проиграл. Но стоит ли грустить? «Это тоже богатство», – угрюмо думал он, взваливая на плечо неудобную поклажу. Субботин понимающе ухмылялся, раненый боец изумленно поглядывал на командира, а потом перестал, сообразив, что командир прав – жертвовать надо малым. Даша возмущенно фыркала…

Расходились в разные стороны, озираясь друг на друга. Чекисты вошли в лес, а молодым пришлось пересекать поляну, покуда брусничный бор не сомкнул над ними кроны. Тут и прорвало Дашу – как хилую дамбу в половодье! Каких только оскорблений она не вывалила на Илью! Тряпка, молокосос, безвольный мальчишка! Променял коллекцию Шалимова на жалкие побрякушки! Испугался безоружных, изможденных негодяев! Да с кем она связалась! Психанув, он вывалил перед ней на голом клочке земли содержимое вещмешка, ядовито поинтересовался, не собирается ли она прожить пять долгих жизней. Ведь этого дерьма ей хватит лет на двести, а о детях лучше и не думать, потому что у таких законченных эгоисток и психопаток детей не бывает! Тогда в ней что-то с хрустом повернулось. Упала на колени, стала ползать, сгребая украшения, заталкивала обратно в мешок. А потом уселась в грязь и стала реветь, размазывая кулачками слезы. И, как всегда, он ее пожалел. Пристроился рядом, обнял дрожащее тельце, бормотал какие-то чепуховые успокоения.

– Илюшенька… – сказала она, шмыгая носом, – давай вернемся к этим развалинам, найдем какую-нибудь винтовку… Догоним ублюдков, вытрясем из них всю правду…

Он не стал выяснять, откуда у нее такой назойливый интерес к чужой собственности. Долго и путано объяснял, что возвращаться к руинам нельзя, Субботин со своим прихвостнем могли поступить аналогично. Им ничто не мешало, войдя в лес, развернуться и пуститься опушкой обратно. В этом случае они уже при оружии, и молодым людям нужно убегать как можно быстрее, пока Субботин не проявил решимость вернуть потерянное.

– Тогда давай отсидимся, а потом поищем коллекцию? – умоляла Даша. – Она ведь где-то рядом, мы обязательно ее найдем…

И опять он долго и путано объяснял, что делать этого нельзя, что третью ночь в тайге они не выдержат. Нужно немедленно уходить, искать признаки жилья… а уж потом они вернутся – обязательно раньше Субботина – и прочешут эту хренову тайгу вдоль и поперек…

Он тащил ее по лесу, увещевал, орал. Но она не понимала элементарных вещей. То молчала, то вновь метала молнии и была вылитой демоницей. Он тоже закипал.

– Скажи спасибо, идиотка, что жива осталась! – орал Илья. – Полсотни здоровых мужчин отдали богу душу и вряд ли будут похоронены! А ты живая, при цацках, да еще претензии предъявляешь! Как будто я сам не хочу найти коллекцию Павла Афанасьевича!

Но с логикой у Даши было скверно.

– И кому же это я, мой разлюбезный, должна сказать спасибо? – язвила она, кривляясь и гримасничая. – Уж не тебе ли, друг Илюша? Ты совсем на меня внимания не обращал – сама выживала, сама о себе заботилась!

От черной неблагодарности он чуть не задохнулся. Уже рука летела ввысь, чтобы отвалить пощечину, – сдержался, сплюнул. Да черт с ними, с этими бабами. Натура у них такая – капризничать и изводить придирками сильный пол.

Он тащил ее в лес, не подозревая, как ничтожная случайность может изменить судьбу человека. Что случилось, как он проглядел? В глазах уже двоилось, ноги подкашивались, да и мешок с «нажитым» тянул к земле. Машинально отмечались изменения ландшафта: падение в низину, ступенчатый подъем по извилистой тропке между камнями – и полный хаос известковых глыб, увенчанный чахлыми кустиками. Огромный разлом вырос поперек движения – каскады уступов, террас, кривоногие карликовые деревья, цепляющиеся корнями за трещины. «Напрасно мы сюда пошли», – мелькнула удручающая мысль. Закружилась голова, пугающая бездна распростерлась под ногами. Ручеек на дне оврага – словно речка с высоты птичьего полета…

– Я же говорила – нам нельзя сюда идти! – визжала Даша. – Проход закрыт, понимаешь?!

– Да нет, – бормотал Илья, – здесь должен быть проход, подожди минуточку…

Пропасть качнулась. Сердце екнуло. Он отступил, присел на корточки. Спустился на уступ, взялся за шершавый ствол, произрастающий невесть откуда, перегнулся, вытянул шею…

– Пойдем, – поднял он голову. – Здесь тропа на террасу. Главное, вниз не смотри.

– Не пойду, – мотала она растрепанной гривой. – Я же не сумасшедшая, правда? Пошли назад, Илюша…

Она отступала к лесу. Илья испугался. Кто там знает, что у бабы на уме. Припустит обратно – носись потом, выискивай. Он оттолкнулся от шершавого ствола, вскарабкался обратно, ухватил за полу курточки. Она отчаянно вырывалась. Треснул шов, соединяющий тонкую кожу с опушкой из горностая.

– Да стой же, дуреха…

«Крепко же ее свихнуло», – мелькнуло в голове. Он уже выбрался, пытался ее обнять, но она со всей дури и злости его оттолкнула:

– Отвяжись от меня, пристал, как банный лист! Не хочу я туда лезть!..

Чиркнул камешек под ногой – Илюша поскользнулся, покатился вниз, не вникнув поначалу, что до пропасти четыре шага. И лишь когда бездонная бездна перевернулась, он сообразил – дела не очень. Тормозя, свалился на колени, выпустил Дашу, царапал ногтями каменистую почву. С нарастающим, каким-то первобытным ужасом, не веря своим глазам, видел, что она скользит за ним – машет руками, как мельница, в глазах тоска беспробудная. То ли ангел-хранитель сработал, то ли сам оказался таким сообразительным – вспомнил, что за спиной на уступе – корявое деревце, глянул назад, подался к «соломинке»… и уперся в нее подмышкой. Извернулся, повис, сопротивляясь тяжести золота за спиной.

– Хватайся за меня! – завопил он дурным голосом, не понимая, что, если Даша так сделает, двумя трупами на свете станет больше. Она и не могла это сделать. Скользнула коготками по френчу, предприняла последнюю попытку схватиться за выступ. Глаза умоляли, ножки в замшевых сапожках стукнули по отвесу. Она скользила вниз, ломая ногти, и, прежде чем пропасть за гранью, кажется, поняла – сейчас произойдет что-то эпохальное, архизначимое. Остекленели влажные глаза. Она вздохнула как-то обреченно, расслабилась. Разжались окровавленные руки…

Он орал от горя, давился слезами. Потом сообразил, что для некоторых штатских жизнь еще не кончилась. Поймал ногой шершавый ствол, пополз, как-то изловчился, оседлав сосну у самого корневища, дюйм за дюймом перебирался на землю…

Качалось серое небо – он лежал, потрясенный, раздавленный. Затем собрал остатки воли, бросил рюкзак в кусты и отправился к тому месту, где приметил тропу. Совсем недалеко, в паре саженей от уступа, с которого упала Даша. Полез вниз, цепляясь за камни, и вскоре убедился, что никакой тропы под террасой нет! Дальше был сплошной обрыв. Чертыхаясь, он полез обратно. Выбрался наверх, завертел головой – как же спуститься в этот чертов овраг?