Таймырский Эрмитаж
Шрифт:
– Милая девушка, я тут немного увлёкся, и в бутылке вам на пробу почти ничего не осталось. Возьмите вот эту непочатую бутылку и распробуйте её вашим дружным коллективом, но только после смены.
– Ой, да что вы!
– Не спорьте со мной. Имейте уважение к моим сединам. А повару передайте мой нижайший поклон. Теперь я не сомневаюсь, что он и в Норильске любому коллеге нос утрёт.
– Ой, спасибо. Вы подождите секундочку, я повара позову. Скажите ему вашу благодарность сами, он будет рад.
Через минуту вышел сияющий повар и энергично раскланялся перед благодарным гостем. Олег Иванович пожал ему руку и проникновенно произнёс:
– Спасибо, молодой человек, потешили вы меня. Я тут задержусь на месячишко. Не дадите мне умереть с голоду?
– Что вы! Заходите, будем рады. А
– Договорились! Ряпушка будет?
– Обязательно!
– А строганина?
– Вообще-то не сезон, но для вас что-нибудь сообразим. Заморозим муксуна самого свежего.
– Ловлю на слове!
Наутро после завтрака с ароматным кофе, качество которого не давало повода считать Дудинку захолустьем, Олег Иванович приступил к своим делам. Прежде всего он позвонил в администрацию Таймырского муниципального района. В телефоне ответил приветливый женский голос:
– Да, да, Олег Иванович, всё в порядке, документы готовы, мы вас ждём.
– Хорошо, когда к вам можно подойти?
– Можно прямо сейчас. Вы где остановились, в “Северном сиянии”?
– Да, в нём самом.
– Ну так здесь рукой подать. Найдёте дорогу?
– Конечно. Дудинка же мой родной город.
– Да, мы знаем. До встречи?
– До встречи!
Имя Олега Ивановича было знакомо районной администрации с весны прошлого года. А началось всё с более чем странного письма из Красноярска, из канцелярии самого губернатора. Письмо адресовалось главе администрации, и в нём настоятельно рекомендовалось посодействовать Олегу Ивановичу… Просьбы оказать содействие тому или иному гражданину нет-нет, да встречаются в письмах сверху, и ничего странного в них нет. Но вот в случае с Олегом Ивановичем всё было как-то очень уж странно. Заместитель губернатора рекомендовал, причём, настоятельно рекомендовал оказать не просто содействие, а полнейшее содействие какому-то неизвестному кандидату наук, частному исследователю Заполярья, из – подумать только! – Пензенской области в строительстве научной станции посреди тундры севернее гряды Бырранга. И – самое удивительное – в скорейшем получении всех необходимых согласований. Поначалу письмо из Красноярска было воспринято как чей-то розыгрыш и едва не оказалось в мусорной корзине. Мыслимое ли это дело, чтобы некий частник, проживающий в благодатной Пензенской области, добровольно забрался к чёрту на рога – в продуваемую всеми ветрами тундру, потратившись к тому же на строительство обитаемой станции?! Да и фамилия этого чудака была более чем подозрительная – Дудинский. Ну ясное дело, что всё это хохма. Но после уточняющего звонка из администрации в канцелярию губернатора подозрения отпали, а чудачество Олега Ивановича даже нашло некоторое понимание: если денег куры не клюют, то почему бы и не почудить. Вскоре объявился на связи и сам Олег Иванович с проектом своей станции и с сертификатами на новый стройматериал из Чехии – несущую панель-сэндвич из плит ОСБ и пенополистирола. Завязалась переписка и начались телефонные переговоры. Поначалу новинка из Чехии была встречена в штыки – не безумие ли затевать строительство на Крайнем Севере из столь лёгкого и хрупкого материала? Первая же пурга такой дом расшмотает. Но Олег Иванович, оказавшийся красноречивым рассказчиком и обладавший, как оказалось, лёгким пером, довольно быстро убедил сомневающихся в том, что только из такого материала и надо строить дома на Севере – ведь именно из подобных панелей строят себе дома канадцы и жители Аляски, а чехи избрали их для строительства своей научной станции в Антарктиде. Ну, раз такой дом стоит аж в Антарктиде… И районная администрация взялась за подготовку необходимых формальностей с энтузиазмом и от чистого сердца – Олег Иванович даже и не намекал на взятку.
Олег Иванович вышел из гостиницы в лёгком волнении. За свою долгую жизнь он испытал много радостей и разочарований. Его трудно было уже чем-нибудь удивить, и он постепенно разучился волноваться. А тут, поди ж ты, и пульс зачастил, и дыхание стало глубоким. В грудь задувал холодный ветерок с Енисея, словно припоминая, что здесь север, зима не за горами, и поговорка “Солнце
светит, но не греет” относится именно к этим краям. “Надо же, именно здесь я пришёл на этот свет. М-да… А здесь в общем-то ничего, жить можно. Даже вон цветочки на клумбах растут. Только вот небо какое-то бледное”, – подумалось ему. Пройдя квартал, он остановился и огляделся. “Где-то здесь был роддом, в котором родился я и в котором умерла моя мама. Нелёгкая, видать, была у неё судьба, и попала она на этот край земли наверняка не по своей воле… Возможно, на том же кладбище покоится и мой неизвестный отец. Кто они были, мои родители? Никогда этого не узнать”, – пронеслось у него в голове.Приподнятое волнение сменилось слегка щемящей грустью и апатией. Прохожие, невольно обращавшие внимание на осанистого незнакомца с пышной седой шевелюрой, могли видеть перед собой человека, углубившегося в сложные расчёты. В действительности же им овладела полная отрешённость от всего. Все его чувства притупились, и он размеренно вышагивал, словно лунатик. Очнувшись от забытья уже в вестибюле административного здания, он не сразу сообразил, зачем он там оказался. Он потряс головой, словно пытался буквально стряхнуть с себя наваждение, и решительно двинулся вперёд.
В администрации его приход был встречен с нескрываемым любопытством. Словно по делам, в кабинет заглядывали сотрудники из разных отделов, чтобы только взглянуть на новоявленного Амундсена [11] или Нансена [12] . Видя перед собой не пышущего удалью молодца в рассвете лет – только таким можно было себе представить покорителя тундры, а грузного старика, явного пенсионера, посетители единодушно приходили к выводу: чокнутый чудак. Когда Олег Иванович получил все документы и оставил последнюю подпись, одна из работниц администрации решилась спросить его напрямую:
– Олег Иванович, а зачем вам это надо, в ваши-то годы?
– О, именно в мои годы только и можно реализовать мой проект.
– И как долго вы собираетесь работать на своей станции?
– До полного успеха.
– А что будет со станцией… потом, – работница замялась, успев осознать бестактность сорвавшегося с языка вопроса.
– После моей смерти?
– Нет, что вы! После полного успеха.
– Да это не вопрос. Как-нибудь распоряжусь. Станция может достаться, например, Таймырскому заповеднику. Им она, не сомневаюсь, пригодится.
– Ну, тогда скорейшего и полного вам успеха!
– Спасибо. Постараюсь. А можно вас попросить ещё об одной услуге?
– Попросить можно…
– Видите ли, мне хочется взять с собой котёночка и щеночка. Мне будет с ними там в тундре не так одиноко.
– А-а… Понимаю. Обещать не могу, но поспрашиваю. Когда вы отъезжаете?
– Примерно через месяц.
– Хорошо, мы постараемся. Я оповещу всех знакомых. Что-нибудь обязательно найдётся.
Глава 10. ФСБ пустяками не занимается
Старшему оперуполномоченному майору Федорину Семёну Борисовичу было уже тридцать четыре года, и он стал замечать, что теряет былую прыть. Суета оперативной работы стала ему всё сильнее надоедать. Он уже не бросался на проверку любых сигналов, а отрабатывал лишь те, которые попадали на контроль к начальству. Информацию от своего агента из гостиницы о предполагаемом нелегальном изъятии человеческих органов он благоразумно не стал оформлять, будучи уверенным, что это очередная пустышка, и постарался её поскорее забыть.
В конце августа он выехал в командировку на пару дней в Красноярск. Там он остановился не в гостинице, а у своего однокашника по малоизвестному учебному заведению в Варсонофьевском переулке, где они осваивали основы оперативной науки. Как и принято издревле на Руси, вечером они сидели за бутылкой “Абсолюта”, и разговор их крутился в основном вокруг службы, хоть и была она у них совершенно секретной, и говорить о ней вне стен управлений категорически запрещалось. В защиту нарушителей режима секретности стоит, однако, упомянуть, что беседовали они с глазу на глаз, закрывшись от жены и дочки хозяина на кухне. Ни агентов, ни объектов оперативной заинтересованности они не расшифровывали и явки не раскрывали. Просто делились и даже слегка хвастались теми необычностями, которые стали им известны в силу их специфической службы.