Тайна черного камня
Шрифт:
«Нужно перекрывать нарядами то место, куда шхуну будет гнать».
Лейтенант торопил уставшего коня. За ним, немного поотстав, скакали гуськом коновод и пограничники из комендатуры.
Выскочил на сопку. Ту самую сопку, с которой несколько часов назад лейтенант любовался цветущей гортензией, мечтая о встрече с Валей. Ветер, здесь уже ничем не сдерживаемый, хлестнул его, и лейтенант едва удержался в седле. Пригнулся к шее. Конь остановился, напружинился.
Отсюда, с сопки, хорошо были видны застава и большая часть участка: песчаный берег с клыками-камнями впереди. Сейчас волны бесились возле камней, а миновав их, со злым стоном круто катились на берег, потом опадала, в их обессиленные пузырчатые языки проглатывали песок. Справа
Лейтенант дождался, пока все пограничники поднимутся на сопку, разделил их на две группы и послал помочь нарядам, вышедшим навстречу шхунам.
— Двигайтесь по опушке. Если кто попытается скрыться в лесу, задерживать.
Сказал и почувствовал какую-то неловкость. Понимал, что нужно бы ехать с одной из групп на берег, но оправдал себя: «Я же должен узнать, что делается на заставе».
И тут же с недовольством подумал: «Почему я должен врать себе? Перед собой оправдываться?! Я хочу скорее узнать о Вале! И что в этом плохого? Успею и к нарядам выехать».
Ракитский отдал коню повод, и конь мелко зарысил сквозь тугой ветер на заставу. Лейтенанту хотелось нестись во весь опор, но он лишь слегка понукал коня, понимая, что не под силу ему скакать навстречу такому сильному ветру. Застава приближалась медленно.
Капитан Жибрун сразу же, как только лейтенант вошел в канцелярию и начал докладывать, что экипаж японской шхуны задержан, прервал Ракитского и сказал:
— В семнадцать двадцать радиограмма была: «Держусь. Все живы».
Ракитский опустился на стул, уткнул лицо в ладони. Сел и Жибрун. Молчали долго. Потом капитан встал, одернул и расправил гимнастерку. Солдатская гимнастерка, которую ему дал старшина вместо мокрого кителя, была велика, и капитан казался в ней новобранцем.
— Пойдем, лейтенант, японцев спасать. Распорядись, чтобы куртку старшина мне принес. Сам быстро переоденься. Три минуты на все!
Лейтенант побежал домой, а когда открыл дверь и увидел на столе нежные магнолии, телеграмму: «Выехала, встречай», забыл, что нужно спешить. Прошел в спальню и остановился напротив фотографии.
«Доедешь ли, Валюша?! А что я без тебя делать буду?!»
Он не слышал, как постучал в дверь капитан Жибрун, как вошел в квартиру. Голос капитана прозвучал неожиданно.
— Еще не переоделся?! Гибнут японцы! Одну шхуну на кекурах разбило. Побежали. — Сказал и повернулся к выходу.
Ракитский еще раз взглянул на фотографию Вали и торопливо вышел вслед за комендантом.
А капитан уже пересек двор заставы и открывал калитку. Лейтенант побежал, чтобы догнать Жибруна, но это оказалось не так-то просто. Невысокий, щуплый, в великоватой куртке с чужого плеча, капитан Жибрун казался неуклюжим подростком, улепетывающим во время игры в «пятнашки» от водилы, и, как ни напрягался Ракитский, как ни старался делать шаги чаще и шире своими длинными ногами, расстояние между ними почти не сокращалось. Когда Ракитский подбежал к тому месту, где пограничники, собрав в кучку экипаж выброшенной на берег шхуны, пытались вытащить из волн обессилевших японских моряков той шхуны, которая разбилась на кекурах, капитан Жибрун уже кричал громко группе, которая находилась на опушке:
— Лошадей сюда! Галопом!
«Здорово как!» — мысленно похвалил капитана Ракитский, сразу понявший замысел Жибруна. Японские матросы с разбитой шхуны все доплыли до берега, но вырваться из плена одичавшего моря не могли. Швырнет человека волна на песок, и только начнет он подниматься, чтобы убежать подальше от воды, следующая волна налетит и утащит назад в пенистый водоворот. Играет, как кошка с пойманной мышью. Обессилевшие матросы пытались уползать от волн на карачках, по-пластунски, но и это им не удавалось. Начали рваться у них спасательные жилеты. Люди гибли, а пограничники ничего не могли
сделать: волны, если кто подходил поближе, сбивали с ног. Один едва выкарабкался обратно на песок. На лошадях же можно было заехать дальше и подать утопающим чембуры.— Скорей! — еще раз крикнул капитан Жибрун, хотя пограничники стегали коней и быстро, насколько позволял ветер, приближались. И как только первый всадник подъехал, комендант скомандовал: — Слезай!
Снял оголовье, затем недоуздок и, надев вновь оголовье, запрыгнул на коня. Направил его к волнам. Конь захрапел, попятился, но Жибрун стегнул его со всей силы чембуром, конь подчинился. Пошел в пенистые, грохочущие волны, храпя и вздрагивая.
Капитан бросил японскому моряку недоуздок, тот вцепился в мягкий сыромятный ремень мертвой хваткой, конь, подчиняясь воле всадника, рванулся на берег, и налетевшая волна лишь обдала брызгами капитана. Один японец был спасен. А в волны уже въезжал Ракитский и другие пограничники. Через несколько минут вытащила всех. Даже совсем обессилевшего. Ракитский спрыгнул с коня в воду, ухватил матроса за ремни спасательного жилета и, держась за хвост лошади, выволок его на песок.
— Здорово, — похвалил лейтенанта капитан Жибрун. — Смело!
Ракитский ничего не ответил. Он смотрел на японского матроса, неподвижно лежавшего на песке, и думал: «А кто Валю спасет?! Кто?!» И даже когда один из пограничников крикнул: «Товарищ лейтенант! Еще одна шхуна!» — он не сразу понял, что докладывают ему.
Шхуну несло еще на километр левей, и пограничники поспешили туда. Начало быстро темнеть. Жибрун приказал едущему рядом солдату:
— Давай на заставу. Следовые фонари сюда. Передайте: с наступлением темноты включить прожектор. На максимальный режим.
Пока пограничники дошли до того места, куда, как они предполагали, выбросит шхуну, совсем стемнело. Ветер, казалось, подул еще сильней. Пограничников буквально валило с ног, а море, теперь ставшее черным, рокотало еще грозней. Ходовые огни шхуны, словно светлячки, мигали в темноте, то взлетали вверх, то исчезали совсем. С каждой минутой они приближались, и вот уже стал виден черный силуэт шхуны. Пограничники ждали, пронесет ли ее мимо кекуров или разобьет о них.
Пронесло. Черная громадина с треском и скрипом вылетела на берег, осела набок; следующий вал приподнял корму и, развернув, бросил далеко на песок. Корпус заскрежетал, но не развалился. С палубы скатилась на песок бочка, упали ящики и еще какие-то предметы. А люди все не показывались.
Пограничники поближе подошли к шхуне, Жибрун даже крикнул: «Жив кто есть?!» Ветер подхватил этот крик и смешал его с грохотом волн. Со шхуны никто не отозвался.
Вернулся солдат со следовыми фонарями, спрыгнул с коня и подал фонари капитану Жибруну и лейтенанту Ракитскому, потом доложил:
— Товарищ капитан, дежурный по заставе просил передать: связь с нашим кораблем потеряна. Локатором тоже не видно.
Лейтенант молча взял у солдата коня, запрыгнул на него и направил к борту шхуны. Встал на седло и, ухватившись за борт шхуны, поднялся на палубу. Через несколько минут крикнул: «Мертвые все!», спрыгнул со шхуны на песок и пошагал, ссутулившись, на заставу.
— Ох и не ко времени ты со своим докладом! — упрекнул солдата Жибрун.
— Ну вы же приказали дежурному немедленно…
— Приказал!.. Приказал!.. А сам что, совсем без понятия?
VI
Найденов скатился по трапу вниз и, вдохнув теплый, удушливо-кислый воздух кубрика, закашлялся. Вода струйками стекала с бушлата — и на полу сразу же образовалась лужа.
— Товарищи, гость к нам! — радостно воскликнул майор Корниенко и тут же спросил тревожно: — Что там, наверху? — а сам торопливо поднялся, открыл чемодан и начал вынимать из него свитер, теплое белье, портянки. — Переодевайтесь, пожалуйста. Женщины отвернутся. А воздух… Уж извините. Рвет Валюшу. Качка. Я убираю, как могу, но…