Тайна черного ящика
Шрифт:
И неважно, что судовой эхолот показывал всего тридцать метров глубины, – чувственное восприятие всегда берет верх над логикой и здравым смыслом, особенно в таких неустоявшихся несамостоятельных натурах, как этот еще не вышедший из младенческого возраста полковник. Поверхность воды он воспринимал как бездну под ногами, и самостоятельность была для него такой же пугающей бездной.
Он оторвал, наконец, глаза от складок комбинезона на моей груди и посмотрел мне в глаза.
– Делайте что хотите, – пробормотал он и, быстро повернувшись, ушел к себе в рубку.
Я вздохнула, с горечью убедившись в правильности своего мгновенного диагноза.
Игорек сказал мне негромко на ухо:
– Здорово ты его отшила! Интересно, что ты ему там шептала?
– Игорь! Ты не хочешь покраснеть так же, как он? – спросила я Игорька, который постоянно пытался научиться моим профессиональным методам. – Тогда не спрашивай о том, чего я не хочу рассказывать сама. Давай-ка, быстро готовь акваланги. Спустишься со мной к самолету.
Вода в Каспийском море была не настолько теплой, чтобы получить удовольствие от купания пасмурным днем ранней осени. Поэтому мы с Игорьком облачились в тонкие шерстяные костюмы, а поверх них натянули еще комбинезоны из прорезиненной ткани.
Кавээн проверил наши аппараты, убедился, что баллоны с дыхательной смесью полностью заправлены, и помог нам их надеть.
Мы спустились на специальную площадку для погружений, расположенную у самой воды, и прополоскали водой маски, чтобы стекла не запотели. Я помахала Кавээну рукой и спиной плюхнулась в воду.
Меня поразил контраст в ощущениях, которые я по привычке сразу же принялась анализировать. Волнующаяся от довольно заметного ветра поверхность моря сменилась тишиной и спокойствием подводного мира. Только колеблющаяся над головой серебристая поверхность воды напоминала о том, что где-то существуют волны и ветер.
Я задрала голову и увидела фигуру Игорька, в туче серебристых воздушных пузырьков ввалившегося сквозь поблескивающую перламутром крышу. Он принялся делать руками и ногами бестолковые движения, привыкая к управлению своим телом под водой.
Я просигналила ему рукой – спускаемся, мол, вниз, к самолету, и мы, зашевелив ластами, повернулись головами к лежащей на дне цели нашего погружения.
Вдруг беспокойная мысль об акулах, гигантских осьминогах, электрических скатах и прочих морских чудовищах пришла мне в голову. Я оглянулась по сторонам, но ничего, кроме сгущающейся метрах в тридцати от нас сероватой мглы, не увидела.
Какие-то рыбешки, очень похожие на обычных селедок, шныряли вокруг нас и вели себя совершенно спокойно. Глядя на них, я тоже успокоилась, к тому же мне показалось даже, что я вспомнила, что в Каспийском море не водятся ни акулы, ни осьминоги. Даже если это было и не так, я быстро себя в этом убедила, чтобы не отвлекаться на всякие не относящиеся к работе страхи.
Дно сливалось в сплошную темную поверхность под нами, и только более темная одна часть этой поверхности позволяла догадаться, что там склон подводного обрыва и большая глубина. Оставленный водолазами с «Посейдона» фонарь-маячок на якоре-аккумуляторе подсказывал нам с Игорьком место расположения самолета.
Постепенно глаза начали различать огромную светлую сигару, боком лежащую на склоне дна.
Одно крыло самолета вонзилось в ил и удерживало его от сползания с обрыва. Это была несомненная удача, но глубоко ли оно вонзилось и прочно ли удерживает корпус самолета? Никто не мог ответить на эти вопросы.Мы с Игорем опустились прямо к фонарю, прикрепленному к торчащей кверху хвостовой части самолета. Я помахала Игорю рукой, объясняя, что пойду вдоль правого борта самолета, а он должен идти вдоль левого. Игорек закивал головой – понял, мол.
Осторожно перебирая по поверхности самолета руками, я двинулась вдоль него, стараясь держаться ближе к иллюминаторам, почти прижатым к склону дна. Как только стало возможным, я попыталась заглянуть в иллюминатор, но ничего, кроме своего отражения на черном фоне, за стеклом не увидела. Только тишина и неподвижность. Я пробралась к двери и попробовала ее открыть, зная, впрочем, что без специального инструмента сделать это совершенно невозможно. Когда я толкала дверь, мне показалось, что корпус самолета слегка качнулся, и я в испуге застыла. Я прекрасно понимала, что мне одной не под силу сдвинуть самолет даже из точки неустойчивого равновесия, но тем не менее не решилась больше искушать судьбу. Вдруг мой слабый толчок в дверь станет той последней каплей, которая свалит самолет в пропасть.
Иллюминаторы в носовой части упирались в заиленный склон дна, и мне ничего не оставалось, как попытаться добраться до кабины пилотов, наполовину скрытой за огромной грудой ила, которую самолет выпахал своим носом из дна при падении.
Первое, что я обнаружила, добравшись до носа самолета, – разбитый фонарь кабины, полностью залитый водой. Это была плохая новость, хотя и наивно было бы ожидать, что самолет сохранит герметичность при падении в воду и ударе о дно, но я все же надеялась на это. Теперь мне оставалось надеяться только на то, что хвостовая часть осталась неразрушенной и воздух, скопившийся в ней, позволит людям продержаться хотя бы несколько часов, за которые мы должны успеть до них добраться и спасти их.
Я напряженно вглядывалась в пилотскую кабину и вдруг увидела лицо человека, прижатое к стеклу. Глаза его были широко раскрыты, и в них явственно читались страх и боль. Рот был тоже открыт – то ли в крике, то ли в последней попытке вздохнуть. Я не могла оторвать о него взгляда.
В профессии психолога есть свои недостатки или, если хотите, «издержки производства», как выражался преподаватель общей психологии в университете, где я училась. Главный из этих недостатков – я всегда представляю психическое состояние человека, которого вижу перед собой. Сейчас передо мной был труп человека, умершего мучительной смертью, и я читала в его глазах все, что он пережил в последние мгновения своей жизни. Волна ужаса, паники и страстного желания вырваться из-под воды на воздух мгновенно охватила меня, но я не могла сдвинуться с места, не в силах оторвать глаз от взгляда мертвого пилота.
Чья-то рука легла мне на плечо, и я в ужасе рванулась кверху, на воздух, на свободу, из этой сдавливающей мою грудь воды…
Резкий удар головой о выступающий козырек кабины привел меня в себя. Перед глазами пошли красные круги, но страх и паника прошли.
Я огляделась и увидела Игорька, дергавшего меня за руку и в тревоге заглядывающего мне в лицо.
«Я в порядке! – показала я ему жестами. – Один мертвый в кабине пилотов».
«Я не нашел никаких следов того, что пассажиры живы», – ответил мне Игорь.