Тайна Дамы в сером

Немец поднял голову.

– Не смейте спать, Карл, – строго предупредила его завхоз, – а то как я вас из машины-то вытащу… Лучше расскажите мне о своей. У вас сто шестьдесят лошадиных сил?

– Сто семьдесят, – отозвался Карл, – но это не моя машина. Это машина одного моего друга, который работает по контракту в Петербурге. Он одолжил мне ее на время моего пребывания в России.

– Так вы приехали на «Опеле» из самого Питера? – удивилась завхоз. – Это ж почти четыреста километров… В это время года, да по нашим дорогам…

Она еще замедлила ход. Но, как ни медленно полз «Запорожец» по разбитому шоссе, двухэтажное здание гостиницы все же показалось после очередного поворота. Широкое, приземистое, скупо освещенное, оно лежало на заросшем шиповником холме подобно уснувшему зверю. То есть таким оно могло показаться чьему-то романтическому, к тому же затуманенному алкоголем взгляду, но для завхоза это была просто ветшающая кирпичная постройка. Стыд и позор для города иметь такую гостиницу; вон, штукатурка слева совсем осыпалась, да и крыша давно требует ремонта. И не худо было бы вырубить все эти колючки вокруг, а перед входом разбить нормальный цветник или, скажем, установить фонтан.

Завхоз была напрочь лишена романтической жилки.

Зато обладала исключительным здравомыслием.

Остановив машину, она обернулась к Карлу и некоторое время о чем-то размышляла, пристально глядя на него. Она не поправляла волосы, не покусывала мизинец и вообще не делала никаких многозначительных жестов – ей это было ни к чему. Женщина старше… ну скажем, старше пятидесяти, с фигурой, как у древней языческой богини плодородия, и лицом, на котором возраст обозначался совершенно честно и откровенно; женщина, здравомыслие которой с годами приобрело всю силу и неудержимость отбойного молотка, – такая женщина всегда точно знает, чего ей больше всего хочется в данный момент.

В данный момент завхозу больше всего хотелось посмотреть двести четырнадцатую серию «Бедные тоже смеются», имея под рукой тарелку с вяленой олениной и туесок моченой брусники (дары, присланные с исторической родины завхоза). Кружечка пива также была бы не лишней.

Никакая альтернатива не могла бы соперничать с этой по привлекательности.

– Вылезайте, приехали, – сказала завхоз, открывая дверцу. Немец быстро вылез, ухитрившись не стукнуться головой о потолок, и сразу же начал прощаться и благодарить.

А держится он неплохо, отметила про себя завхоз.

– Не за что, – сказала она вслух, – пожалуй, я все-таки провожу вас. Просто чтобы убедиться, что с вами все будет в порядке.

Младшая невестка завхоза, которой сегодня снова выпало ночное дежурство, как раз собиралась закрыть стойку с ключами и пойти попить чайку. Однако этому ее намерению не суждено было осуществиться, потому что, обернувшись к двери, она увидела свою свекровь.

Чашка (очень миленькая, розовая в цветочек) выскользнула из дрогнувших пальцев и разбилась вдребезги.

Справедливости ради надо сказать, что обе невестки завхоза – не только младшая, но и старшая, которая весила 90 кг и работала заведующей отделом «Спорттовары» в городском универмаге, – были воспитаны завхозом в строгости.

Так что чашка вполне могла разбиться и просто от неожиданного появления завхоза в гостинице, да еще в столь поздний час.

Но это было бы еще полбеды; беда была в том, что старая ведьма вошла не одна. Она вошла с ним. Бережно поддерживая егопод руку.

Онвыглядел неважно и даже слегка пошатывался, но, несмотря на это, улыбнулся ей, как обычно, и пожелал доброго вечера. Когда онпротянул руку за ключом, она почувствовала запах. И разозлилась.

Вообще-то характер у нее был покладистый, иначе она не пробыла бы невесткой завхоза и двух недель. Она умела мириться с обстоятельствами. Но сейчас…

Старуха, без сомнения, опоила егокакой-то гадостью. Но у нее ничего не выйдет. Посторонним после двадцати трех ноль-ноль в гостинице делать нечего. Она защитит егоот ужасной участи. Может, тогда он наконец заметит, какая молодая и привлекательная женщина подает ему ключ по вечерам…

Она вышла из-за стойки и преградила свекрови путь наверх.

Завхоз, которая, вообще-то, собиралась тут же и распрощаться с Карлом, предварительно вручив ему банку с рассолом, и даже полезла с этой целью в свою сумку, поняла ее маневр совершенно правильно. Как вызов.

Она пожала плечами и закрыла сумку.

Отодвинув невестку в сторону одним небрежным (хотя на самом деле тщательно отработанным) взглядом, она потянула Карла за рукав и решительно зашагала вверх по лестнице, застланной ветхим ковром.

Карл плелся следом, думая только о том, как бы ему не растянуться на этих ступеньках, то и дело норовивших выскользнуть из-под ног.

Следующей сложной задачей было попасть ключом в замок своего номера. Карл сосредоточился, и уже третья попытка оказалась удачной.

– Ну, – бодро сказала завхоз, – спокойной ночи, Карл. Утром выпьете это, и все будет хорошо.

Она протянула ему банку. Карл благоговейно принял ее обеими руками.

– Я… могу хоть как-то отблагодарить вас за все, что вы сегодня для меня сделали? – нерешительно спросил он.

Завхоз посмотрела на него. Потом посмотрела на часы. Потом снова на него.

– Можете, – наконец сказала она, – у вас в номере ведь есть телевизор?

Сорок минут спустя завхоз с легким вздохом отложила в сторону телевизионный пульт и стала собираться. Она надела пальто, прихватила сумку и подошла к двери в ванную, из-за которой слышался плеск воды.

– Карл, я ухожу! – крикнула она в дверь. – Смотрите, не засните там!

И ушла, не дожидаясь ответа.

Расположение духа у нее было самое умиротворенное.

Педро наконец-то решился бросить эту вертихвостку Лолиту и вернуться к законной жене, а Анне-Марии удалось забеременеть от Рауля.

Проходя мимо стойки, за которой пряталась ее вконец расстроенная невестка, завхоз не отказала себе еще в одном маленьком удовольствии – остановилась перед ней и, многозначительно улыбнувшись, прижала палец к губам.

* * *

Настроение завхозу испортили дома.

Оказалось, что у ее двоюродного племянника – того самого, которого она вырастила, к которому относилась как к младшему сыну и который все еще жил вместе с нею и всем ее многочисленным семейством в старинном деревянном доме на окраине города, – серьезные неприятности.