Тайна леди Одли

Он совершал свой нехитрый туалет, и солнце, которое еще не давало тепла, немилосердно слепило его утренним светом.

Следуя примеру мистера Харкурта Толбойза, он принимал холодный душ, и, когда часы в холле отбивали ровно семь, выходил из дому — строгий, чинный и скучный, как мистер Харкурт Толбойз, и шел к столу, поставленному под черными елями, где его уже ожидало то, что можно было бы назвать легким предварительным завтраком.

Клара Толбойз тоже принимала участие в утреннем священнодействии. Она приходила к столу вместе с отцом и была прекраснее утра, ибо утро временами бывало унылым и сумрачным, а Клара Толбойз всегда казалась веселой и улыбчивой.

Они часто беседовали о Джордже, и Роберт Одли, сидя за длинным столом, редкий день не вспоминал о том, как он впервые появился в этом доме и как возненавидел Клару за ее холодное самообладание. Сейчас, узнав ее ближе, он понял, что для него уже не существует женщины благороднее и прекраснее, чем Клара Толбойз.

Время от времени в доме появлялись молодые деревенские сквайры, окруженные мамашами и многочисленными сестрицами. Роберт Одли с трудом переносил их присутствие, ибо видел в них не гостей, а разбойников, нагло посягающих на его заповедное достояние. Он ревновал Клару ко всему и ко всем: к толстому вдовцу сорока восьми лет, к пожилому баронету с темно-рыжими бакенбардами, к старухам-соседкам, которым она покровительствовала, к цветам в оранжерее, которые отнимали у нее слишком много времени, отвлекая внимание от него, Роберта Одли.

Вначале оба они держались довольно сдержанно и церемонно, обсуждая лишь злоключения бедного Джорджа, но мало-помалу между ними возникло чувство душевной близости, и не прошло трех недель, как мисс Толбойз совершенно очаровала Роберта, начав ему выговаривать за бесцельную жизнь, которую он вел слишком долго, и за небрежение талантами и дарованиями, которые столь щедро отпустила ему природа.

Господи, как прекрасны были упреки из уст любимой! Как приятно было уничижать себя при ней и прикидываться смиренником! Сколь сладостны были намеки на то, что, если бы в его жизни появилась достойная цель, он не стал бы рассеянно блуждать по накатанным дорогам, но, не боясь препятствий, проторил бы новую — свою!

— Неужели вы полагаете, мисс Толбойз, — сокрушенно спрашивал он, — что я до пятидесяти лет буду читать французские романы и курить турецкий табак? Неужели вы не верите, что настанет день, когда мне опротивят пенковые трубки, наскучат французские романы, а жизнь с ее гнетущим однообразием надоест настолько, что я сам захочу изменить ее уклад?

Увы, Клара Толбойз не поняла истинного смысла сих меланхолических жалоб.

— Подумайте о благе ближних, — посоветовала она, — и займитесь своей профессией всерьез.

Роберт нахмурился: эти перспективы показались ему удручающими.

«Пока я буду заботиться о благе ближних, — подумал он, — она выскочит замуж за какого-нибудь неотесанного сквайра».

Пять недель прогостил молодой адвокат в семействе Толбойзов, не в силах разрушить чары неопределенности, а когда, почувствовав, что оставаться дольше просто неприлично, в одно прекрасное майское утро собрал чемодан и объявил о своем отъезде.

Мистер Харкурт Толбойз был не из тех, кто в подобных случаях выказывает горестное сожаление, но, обратившись к гостю с холодной приветливостью, которая должна была изображать высшую степень дружелюбия, он сказал:

— Мы хорошо провели время, мистер Одли. Рад, что ваше присутствие внесло в нашу тихую размеренную жизнь приятное оживление.

Роберт поклонился.

— Надеюсь, мы еще не однажды будем иметь честь принимать вас в нашем поместье, — с той же холодной приветливостью продолжал Харкурт Толбойз. — Здесь у нас чудесные места для охоты, и, если в следующий раз вы соблаговолите взять с собой ружье, фермеры, арендующие мою землю и мои угодья, отнесутся к вам с отменной вежливостью и должным пониманием.

Роберт поклонился еще раз.

— Спасибо, сэр, я и в самом деле люблю охотиться на куропаток, — сказал он и, не удержавшись, взглянул на Клару Толбойз.

Девушка покраснела и опустила глаза.

Для молодого адвоката это был последний день пребывания в земном раю. Впереди его ждала скучная череда дней, ночей, недель и месяцев, которая должна была продлиться до первого сентября, когда открывался охотничий сезон и когда уместно было появиться в Дорсетшире во второй раз. За это время молодые розовощекие сквайры и толстые сорокавосьмилетние вдовцы могли нанести ему, Роберту Одли, непоправимый ущерб. Неудивительно, что столь мрачные предчувствия ввергли его в совершенное отчаяние, и в то утро он был для мисс Толбойз плохим партнером для прогулок по дорожкам сада.

Но этот день миновал, как и всякий другой, солнце покатилось за горизонт, а мистер Харкурт Толбойз заперся у себя в библиотеке для юридического разбирательства какого-то дела в обществе адвоката и арендатора — и только тогда Роберт Одли преодолел свою печаль и у него стало чуть легче на душе.

Стоя у высокого окна гостиной, он наблюдал, как темнеет небо и с каждой минутой все ярче разгорается закат умирающего дня. Клара сидела рядом с ним, и он не мог не радоваться этому тихому уединению, хотя там, вдали, разглядел тень экспресса, который завтра утром должен умчать его в Лондон. Бог с ним, с прошлым, бог с ним, с будущим! Клара Толбойз сидела рядом, и только это имело значение и смысл.

Они и сегодня говорили о том, что всегда связывало их, — о Джордже. Пальцы девушки нервно вздрагивали; в ее глазах застыли слезы.

— Не могу, не хочу верить, что папа так легко смирился с исчезновением брата, ведь он любит — любит, мистер Одли! Будь я мужчиной, я бы сама поехала в Австралию, я бы нашла брата и вернула его домой. — И, помолчав, тихо добавила: — Если, конечно, он еще жив.

Она перевела взгляд на темнеющее небо.

— Может быть, мне отправиться на поиски вашего брата? — промолвил Роберт, дотрагиваясь до ее руки.

— Вам? — Клара подняла голову и сквозь слезы взглянула на него. — Вам, мистер Одли? Но разве вправе я ожидать от вас такой жертвы?

— А разве есть на свете жертва, какую бы я не принес ради вас, Клара? Разве есть такие моря и страны, куда бы я не отправился, зная, что награда за труды — ваша благодарность?

С минуту Клара молчала, не находя нужных слов, а потом сказала:

— Вы очень добрый и великодушный человек, мистер Одли. Но вы предлагаете так много, что мне вряд ли когда-нибудь удастся по достоинству отблагодарить вас. Нет, нет, это невозможно. По какому праву смогу я принять такую жертву?

— По праву моей любви к вам, Клара!

Роберт Одли упал на колени — получилось это, признаться, довольно неуклюже — и, припав к изящной нежной ручке, скрытой складками шелкового платья, осыпал ее страстными поцелуями.

— Я люблю вас, Клара, — сказал он, — я люблю вас. Можете позвать отца, можете сию же минуту выгнать меня из вашего дома. Делайте со мной, что хотите, я все равно люблю вас и буду любить, пока живу на свете, и, даже если вы скажете мне «нет», это ничего не изменит!