Тайна объекта «С-22»
Шрифт:
— За кем? — не понял Вукс. — За дневником или Гжельским?
— С Гжельским, пожалуй, ясно… Ты прав, что-то в его письме было. Причем такое, что… В общем, вопрос ребром. А вот дневник…
Майор положил подбородок на сложенные кулаки и задумался. Как он и надеялся, тетрадь Гжельского объясняла многое, но теперь предстояло во всем разобраться до конца. Пан Казимир поднял голову и хлопнул ладонями по столу.
— Ладно, придется брать этого Кацияна за жабры!
— Правильно, — так и загорелся Вукс. — Я думаю его надо тихонько в кабинет Брониславского пригласить, а уж там я…
— А там… —
— Верно! — Поручик с готовностью вскочил. — Так я пошел?
— Давай!..
Против ожидания инженер Брониславский был не возле машины, как думал пан Казимир, а у себя. Склонившись над столом и близоруко щурясь, он что-то быстро-быстро писал. Увидев майора, положил ручку, отодвинул кипу мелко исписанных листков и обрадованно поприветствовал пана Казимира.
— А, это вы! Очень кстати. Я и сам хотел вас видеть.
— Что, какая-то неурядица? — насторожился пан Казимир.
— И да, и нет, — Брониславский откинулся назад и с удовольствием размял плечи, затекшие от долгого сидения. — У вас найдется для меня пара минут?
— Конечно.
Пан Казимир подумал, что, пожалуй, непринужденная беседа больше подойдет для встречи Кацияна и, не дожидаясь приглашения, сел на стул.
— А я вот… Засиделся… — Брониславский улыбнулся и захрустел пальцами. — Решил, знаете, кое-что записать. Раньше все без исключения держал в голове, но сейчас… Говорят, можно попасть под бомбежку, а там стукнет по башке чем-нибудь, вот мыслишки и повылетают…Ищи их потом!
— О каких мыслях речь? — деловито спросил пан Казимир.
— Сейчас… — Брониславский прикрыл глаза и только потом заговорил: — Видите ли, как я догадываюсь, вы уже вникли в суть нашей работы и потому поймете меня правильно. Конечно, идея заманчива, но при ближайшем рассмотрении картина выходит совсем иной. Во-первых, тактический радиус нашей лодки предельно мал. И это ставит под вопрос скрытность посадки, не говоря уж об обратном возвращении. Кроме того, и двигателю, и пилоту нужен запас жизнеобеспечения, иначе говоря, топливо и воздух.
— Но пилот, выполнив задание, может просто-напросто сдаться в плен, — быстро возразил пан Казимир.
— Но тогда, — Брониславский как-то странно посмотрел на майора. — Наша лодка — всего лишь снаряд одноразового действия.
— Ну да «живая торпеда», — ни капельки не удивился пан Казимир.
— Вот-вот, — криво усмехнулся инженер Брониславский. — Короче, я считаю это направление абсолютно бесперспективным.
— Что? — изумился пан Казимир. — Но вы же им занимаетесь!
— Только в виде эксперимента. И это я говорю только вам…
— Мне? — сейчас майор был совершенно сбит с толку.
— Именно вам. — Брониславский накрыл ладонью густо исписанные листки. — На основе проведенных экспериментов мне удалось разработать, пока в принципе, единый двигатель.
— Это что… Лодке больше не будут нужны аккумуляторы?
— Да! — Брониславский гордо вскинул голову. — И тогда мы будем иметь на Балтике свой, но не дредноутный, а подводный флот!
— Понял. — Майор облизнул губы и, судорожно сглотнув, быстро спросил: — Что требуется от меня?
— Много… Сохранить второй комплект моих записей.
Брониславский не договорил,
но майор и так понял, что тот имел в виду. Теперь, когда все стало на свои места, мысли пана Казимира сами собой вернулись в привычное русло. Поэтому его вопрос был предельно четок:— Кто и в каком объеме мог знать об истинном назначении работ?
— У вас что, еще есть подозрения? — удивился Брониславский.
— Они у меня всегда есть, — ушел от ответа пан Казимир.
— Ну, если так… — На какую-то минуту инженер Брониславский задумался. — Что ж… Ближайший круг сотрудников был хорошо ориентирован… Пожалуй, кое-кто мог…
— А конкретней?
— Да говорите вы прямо! — Похоже Брониславский начал догадываться в чем дело. — Кого именно вы подозреваете?
Пан Казимир прикинул: сейчас Брониславский так и так все узнает и уж лучше подготовить его заранее. Майор вздохнул и сказал:
— Техник Кациян.
— Чепуха! — Брониславский сердито хлопнул ладонями по столу. — Он никогда не лез ни в какие дела. Ни о чем не расспрашивал, не интересовался. Выполнял свою работу и знал не больше других.
— Тем лучше… — Майор услышал в коридоре шаги и подобрался. — Сейчас он придет сюда, и мы сможем кое-что проверить…
Дверь с треском распахнулась, и на пороге появился растерянный Вукс.
— Пан майор!.. Техника Кацияна на объекте нет! Он исчез!..
Истребитель с тонким фюзеляжем и малюсеньким хвостом носился над луговиной, стреляя из пулемета по копнам. Собственно, Меланюк даже не успел его толком разглядеть, он только увидел, как его товарищи, до этого шедшие гурьбой, вдруг начали разбегаться во все стороны, прячась под убранное сено.
На Меланюка как-то все навалилось сразу. В первый момент, когда на пороге его одиночки вырос не надзиратель, а лысый крепкий мужчина в тюремном бушлате, Петро удивился. Потом, когда здоровяк назвал его по имени и, звеня огромной связкой ключей, приказал выходить, Петро ничего не понял. Когда же уже на ходу он услыхал от лысого о войне, увидел возле распахнутых тюремных ворот толпу арестантов, то и вовсе растерялся.
От свежего воздуха у Меланюка закружилась голова, и все, что он пока смог сделать, это спросить своего освободителя:
— Как вы про меня узнали?
— А кто на весь двор орал? — Лысый, который был гораздо старше Меланюка, видно, здорово набегался и теперь едва смог отдышался. — Я Малевич. Ты за меня держись, а то тут такой гармидер…
Приближающийся гул очередного налета заставил освободившихся арестантов броситься во все стороны. Меланюк с Малевичем выскочили за ворота и вместе с другими, оказавшись на открытой луговине, сразу попали под внезапный обстрел.
Забившись в самую середину стожка, пряно пахнувшего подсыхавшей травой, Меланюк скрючился и прикрыл голову руками. Особого страха он не испытывал. Петро просто не допускал мысли, что после столь чудесного освобождения можно так нелепо погибнуть.
Обстрел кончился, и Меланюк, выбравшись из стожка, увидел пронзительно-синее небо с плывущими по нему подушечками облаков. Рядом развалилась другая копна, и оттуда вылез улыбающийся Малевич. К грубому ворсу его куртки густо нацеплялась трава, и сейчас он больше всего походил на лешего.