Тайна одной лаборатории

— Сейчас объясню. Видите ли… Вы ведь хорошо знакомы с теорией интерференции биотоков?

— Это моя узкая специальность, сэр, — отвечал я, тщетно стараясь понять, куда клонит шеф. И тут он предложил мне такое…

— Фирма предполагает приступить к разработке кибернетических систем, в которые можно целиком вживлять человеческий организм. В основном нас интересует вживление мозга. Как вам известно, уже установлено, что после обработки соответствующими реактивами человеческий мозг оказывается гораздо более мобильным, он в тысячи раз быстрее, чем обычно, реагирует на воздействия внешней среды, что должно приблизить его к лучшим образцам электронного мозга. С другой стороны, человеческий мозг стоит куда дешевле электронного… Впрочем, это вам неинтересно. В общем, компания предполагает провести длительный эксперимент по части, так сказать, сращивания человеческого мозга с киберсистемой. Как вы, наверно, уже догадались, Учёный совет концерна остановился на вашей кандидатуре: биотоки вашего мозга оказались наиболее рельефными. Для удачи эксперимента необходима полная изоляция системы «мозг — механизм» от земных воздействий. Поэтому эксперимент переносится в космос, на транснептуновую орбиту. Мы вас врастим в механизм и забросим на трассу. Ну, конечно, кожу вам придётся немного попортить… — шеф деланно засмеялся.

Я молча кивнул. Жуткие опыты с животными по сращиванию я наблюдал, да и проводил не один десяток раз, а такое зрелище, если его хоть раз увидишь, не забудешь до Страшного суда.

— Передатчики будут сообщать нам ежедневно информацию о том, как проходит опыт. Вы будете, разумеется, неподвижны внутри системы. Что касается питания, — оно будет искусственным. Вот, собственно, всё.

— А… сколько продлится опыт? — спросил я. В глубине души я, заранее согласившись, боялся, что шеф назовёт какую-нибудь мизерную цифру вроде трёх месяцев или полугода, я же мечтал хотя бы о двух годах. Тогда можно было бы не только расплатиться со всеми долгами, но и положить приличную сумму на текущий счёт. Больше двух лет, как я знал, продолжать эксперимент по сращиванию опасно. В одном из опытов, длившихся три года, собака так срослась с киберсистемой, что поистине невозможно было разобрать, где кончается собака и начинается система. Когда биологи всё же попытались отделить собаку, поднялся такой страшный визг и лай, что в конце-концов начальник сектора распорядился отправить всю систему в умертвитель.

Всё это вихрем пронеслось у меня в голове.

— Я согласен на максимальный срок… — начал я.

— Опыт продлится сорок лет, — перебил шеф.

— Сорок лет, — повторил я машинально, не вникая в страшный смысл слов.

— Компанию интересует проблема эволюции системы, разъяснил шеф.

Воцарилось молчание.

— Что касается денег, то ваша… гм, — в этом месте шеф запнулся, — ваша жена будет получать их полностью и регулярно, независимо от исхода эксперимента.

Последний довод оказался решающим.

— Согласен, сказал я, — пишите контракт.

— Тогда ступайте готовиться к опыту, — в голосе шефа чувствовалось облегчение. — Запуск планируется через три недели.

И я зажил чудовищно странной жизнью. Казалось, я всё время висел неподвижно в центре сферы, на чёрной поверхности которой холодно горели созвездия. О движении можно было судить лишь по тому, как созвездия медленно меняют свой рисунок.

Временами пронзительная боль обжигала меня. Это означало, что в систему ударил случайный микрометеорит. Но такое бывало редко. Первые месяцы меня мучила такая тоска, что порой я мечтал, чтобы в меня ударил метеорит, только покрупнее, и разом прекратил моё существование. Я долго думал о самоубийстве, но покончить с собой не мог: ведь я не мог пошевелиться, не мог даже объявить голодовку — питание осуществлялось автоматически, с помощью питательных растворов, которые впрыскивались в вены и омывали ткани и полушария мозга.

Раз в год я прохожу мимо Нептуна, откуда как раз в это время стартует на Землю пассажирская бригантина «Изабелла».

Я смотрю, смотрю не уставая на серебристую звёздочку, и солёная влага застилает глаза…

Крайнее средство

— Мне теперь уже всё равно, — сказал немолодой усталый человек, — выбрасывайте.

— Компания не задумается выбросить вас, Джон Чалмерс, можете не сомневаться. Но вы забыли ещё одно обстоятельство. Два года назад на вашу тему была выделена довольно значительная сумма. Я спрашиваю: где она, эта сумма? Её нет. А результаты? Их тоже нет! — шеф перешёл на крик. — И вы ответите своим имуществом!

— Вы хотите конфисковать моё имущество? — медленно спросил профессор.

— Поразительная догадливость!

— Дайте мне ещё два месяца, — сказал Чалмерс, не поднимая глаз.

— Две недели, и ни минуты больше, — ответ шефа прозвучал категорически. — Можете идти.

Когда тяжёлая дверь захлопнулась за Чалмерсом, на столе перед шефом вспыхнул экран кофейного цвета.

— Почему ты так нервничаешь, милый? — томно спросила крашеная блондинка. — Тебе это вредно.

— А, опять шпионила? — нежно пропел шеф.

— Я совсем немножечко! За что ты так распекал бедного Чалмерса?

— Распекал? Да его спечь мало! — шеф коротко хохотнул, довольный собственной шуткой. — Четыре миллиона пустил в трубу. Ну, попляшет он у меня!..

Два года тому профессор кибернетики Джон Чалмерс предложил шефу Уэстерн-компани любопытную идею. Лауреат Нобелевской премии был принят благосклонно. Шеф компании не без приятного волнения выслушал заманчивое предложение авторитетного учёного: в течение полутора — двух лет создать робота, способного воспринимать и проявлять эмоции. Речь шла отнюдь не об имитации улыбок, волнения, слёз и так далее, — подобные вещи представляли собой давно пройденный этап.

— Я хочу, — сказал шефу Джон Чалмерс, — создать робота, способного по-настоящему, как человек, страдать и восхищаться, тосковать и негодовать.

— Как же, в двух словах, вы мыслите достичь этого? — спросил шеф, с интересом вглядываясь в энергичное лицо посетителя.

— О, моя идея до чрезвычайности проста, — ответил профессор Чалмерс. — По моим расчётам, — он похлопал по толстой виниловой папке, начиная с некоторого порога, самоорганизующаяся система становится способной к эмоциям. Вся суть, собственно говоря, заключается в этом критическом пороге.

— Чем же он определяется, этот порог? — спросил шеф.

— В основном количеством накопленной информации, ну, а кроме того… — Чалмерс замялся.

— Понимаю, понимаю, — лучезарно улыбнулся шеф, — секрет изобретателя!.. Наведайтесь денька через два. Надеюсь, мне удастся заинтересовать акционеров вашим предложением.

Нечего и говорить, какие большие выгоды сулил компании робот, проект которого был предложен профессором Чалмерсом.

Контракт с Чалмерсом был подписан, и машина завертелась…

Сотни тысяч долларов были брошены на рекламу. «Новый взлёт технической мысли!» — захлёбывались газеты. — «Уэстерн-компани предлагает вам друга. Он будет сочувствовать вам и никогда не изменит, в отличие от человека…». «Ваш муж, сын или брат слишком долго не возвращается из космоса? Нет, он возвратился. Вот стоит он перед вами, скромный и элегантный, в лучшем в мире чёрном смокинге фирмы «Ливинг и братья». Он разделит вашу печаль, и ваши слёзы, и ваши скромные радости». А одна газетка поместила на второй полосе фото очаровательно улыбающейся мисс с конвертом в руке, сопроводив его выразительной подписью: «О, какая радость! Спешу скорее поделиться ею с моим другом фирмы Уэстерн-компани», и далее следовал адрес компании, куда следовало обращаться читателю, возжелавшему приобрести электронного друга.

Акции Уэстерн-компани в результате всех этих мер сильно подскочили. В течение нескольких месяцев биржа переживала ажиотаж. От цифр, обозначавших прибыли членов акционерного совета, рябило бы в глазах, — если б эти цифры публиковались.

Короче, всё было олл райт.

И вдруг — заявление профессора Чалмерса. Оно прозвучало, как гром с ясного неба.

— Вероятно, в чём-то допущена ошибка, — сказал шефу Джон Чалмерс. — Количество информации, накопленной роботом, давно превысило теоретический порог, а проявления чувств никак не наблюдается…