Тайна подводной скалы

Бахметьев. В каком состоянии находится мальчик?

Гл. врач. Пульс не прощупывается, но электрокардиограф чертит линию с едва заметными волнами. Волны заметно затухают...

Бахметьев. Значит он не мертв?

Гл. врач. Но я не сказал бы, что он жив. Температура его тела 20 градусов.

Бахметьев. Что у него обморожено?

Гл. врач. По-моему, ничего.

Бахметьев. Я хочу осмотреть его и буду у вас через час.

Гл. врач. Мы ждем вас, профессор. Но боюсь, что к вашему прилету на ленте кардиографа уже ничего не будет.

Бахметьев. Есть у вас биотин?

Гл. врач. Я слышал о вашем чудодейственном препарате, профессор. Говорят, он чуть ли не мертвых воскрешает, но мы его еще не получили.

Бахметьев. Я привезу с собой биотин. Где сейчас мальчик?

Гл. врач. В палате. Изолирован.

Бахметьев. Держите его при температуре, аналогичной температуре тела.

Гл. врач. Слушаю, профессор.

Бахметьев. Дайте ему кислородную подушку. Палату затемните и всех из нее удалите, в палате не должно быть ни одного лишнего кубического сантиметра углекислоты.

Гл. врач. Слушаю, профессор.

Бахметьев. Я и два моих ассистента вылетаем к вам.

Гл. врач. Мы ждем вас, профессор.

VIII. БИЕНИЕ СЕРДЦА

Ирина и Владимир Ветлугины, а с ними дед Андрейчик и Одарка Барвинок со Столяровым прибыли с Арктании на остров Седова на полчаса раньше профессора Бахметьева. В больнице их встретил главный врач Иван Иванович Нестеров, пожилой, сероглазый, очень любезный человек. Увидев тревожные глаза Ирины, он сказал:

– Профессор Бахметьев будет здесь через полчаса.

– Значит, наш сын еще жив?
– спросил Ветлугин.

– Жизнь не погасла в его теле, - уклончиво ответил Нестеров и, увидев, как ожили большие глаза Ирины, добавил: Профессор Бахметьев привезет свой замечательный биотин.

– А это что означает?
– спросил дед Андрейчик.

– С помощью своего биотина он восстанавливал жизнь у теплокровных животных с температурой тела около пяти градусов, - многозначительно произнес Нестеров.

– У мартышек?
– вновь спросил дед Андрейчик.

– Да.

– Значит, вы думаете, что между моим внуком и мартышкой никакой разницы нет?
– насмешливо спросил старый радист.

Нестеров не ответил.

– Папа!
– укоризненно сказала Ирина.

Дед Андрейчик приложил ладонь к губам:

– Молчу...

– Вы нас допустите к сыну?
– спросил Ветлугин.

– Нет. Сейчас нельзя, - ответил Нестеров.

Одарка и Столяров переглянулись.

– Почему?

– Мальчик по предписанию профессора Бахметьева помещен в затемненную палату с особой температурой и нзалирован. Сейчас ему вредно даже дыхание окружающих.

Ирина замахала руками:

– Не надо! Не надо! Мы подождем...

Ирина с мужем, дед Андрейчик и Одарка со Столяровым уселись в кресла посетительской комнаты и стали вполголоса разговаривать. Через некоторое время кто-то в коридоре громко сказал: "Прибыл!..". Дверь в коридоре распахнулась, и вошел Бахметьев в меховой шубе и куньей шапке, большой, седовласый, окутанный клубами пара. Завидев спешившего к нему Нестерова, он спросил:

– Где тут мой пациент?..

Ирина взглянула на Бахметьева. Могучие плечи, пышащее здоровьем лицо и рокочущий бас профессора сразу же сняли с ее сердца большую тяжесть. Она поверила, что этот необыкновенный человек совершит чудо, вернет к жизни ее сына, которого все уже считали погибшим.

Бахметьев без промедления надел белый халат и вместе с ассистентами прошел в палату...

В комнате ожидания долго длилось тягостное молчание. Наконец появился главный врач...

Все бросились к нему. Прибежали Ирина и Одарка. К ним присоединились Ветлугин, дед Андрейчик и Столяров.

Окруженный плотным кольцом людей, Нестеров обратил свои внимательные глаза к бледной дрожащей Ирине.

– Не волнуйтесь, - сказал он с большой теплотой.
– У нас уже появилась надежда, что ваш сын будет жить...

Учтиво поклонившись, главный врач скрылся за дверью палаты.

Слезы волнения оросили бледные щеки исстрадавшейся матери. Одарка обняла Ирину и тихо заговорила:

– Успокойтесь, Ириночка! Вы же слышали: "Ваш сын будет жить...".

* * *

В этот день люди всех рас и национальностей говорили и думали о необычайном опыте московского профессора, который вот уже два часа как заперся со своими ассистентами в одной из палат больницы на острове Седова. Всех волновал вопрос: будили жив Юра?

В 7 часов Зз минут по московскому времени по радио раздался голос корреспондента "Радио-Правды":

– Слушайте! Слушайте! Говорит остров Седова. Наш микрофон установлен в комнате, где профессор Бахметьев принимает все меры для того, чтобы вдохнуть жизнь в бездыханное тело Юры Ветлугина!..

Затем, после короткой паузы, все тот же ровный голос продолжал:

– Слушайте! Слушайте! Появились первые признаки возвращения мальчика к жизни... Температура повысилась до тридцати пяти градусов!..

Профессор Бахметьев не разрешил поставить в операционной телепередатчик, но те из взрослых радиослушателей, которым когда-либо приходилось наблюдать смерть человека, могли сейчас мысленно восстановить некогда виденное в обратной последовательности: температура в человеческом теле не падала, а повышалась до нормального уровня, и наступала... жизнь.

На далеком арктическом острове этот момент еще, повидимому, не настал, но он приближался, и ровный голос по радио оповещал об этом:

– Слушайте! Слушайте! Уже ясно слышно биение сердца мальчика! Включаю микрофон, соединенный с грудной клеткой. Слушайте!..

В глухой тишине стал зарождаться в воздухе легкий шорох. Шорох исходил из радиоприемников. Это были даже не удары сердца, а скорее легкие вздохи. Но звуки становились все четче, все ритмичнее, все звонче, и, наконец, послышалось гулкое биение ожившего сердца...

* * *

А в это время в палате больницы острова Седова профессор Бахметьев, стоя над умывальником, мыл руки. Его окружали журналисты. Профессор прислушивался к успокоительному плеску воды. До его слуха будто издалека доносились восклицания корреспондентов: