Тайна Спящей Охотницы
Шрифт:
— Дверь закрой! — еще более грозно, хоть и совсем негромко велел батя, приблизившись.
Коля подался назад и оставил Кита лицом к лицу с невидимым хозяином.
Что-то щелкнуло, брызнули перед носом Кита крохотные кремневые искорки — и зажегся огонек зажигалки, зажатой в мощном кулаке.
Кит поднял глаза — и увидел совсем не старое мужественное лицо человека явно рабочей, заводской профессии. Предок — Петр Андреевич Демидов — выглядел немногим старше папы Кита и тоже совсем не был на него похож. Его лицо было более продолговатым, с глубокими морщинами, и огонек подсвечивал почти такую же
— Ты кто? — строго, но спокойно спросил прапрадед.
И Кит решил доложиться по полной программе:
— Никита Андреевич Демидов… — Он было сразу перешел к году рождения, но почему-то вдруг посчитал это секретной информацией будущего и пролетел дальше. — Сын Андрея Николаевича Демидова. А он вам — правнук.
— Ух ты! — ожил сзади юный Николай Петрович Демидов. — Это, значит, я своего сына, как себя, Коляном назову. А что, зЭканое имя!
«Блин, опять парадокс замутил!» — похолодел Кит.
— Помолчи там, тебя не спрашивают, — прорычал Петр Андреевич и еще полминуты испытующе смотрел на Кита.
Тот выдержал взгляд предка, проверявший правду.
— Не врёшь? — наконец, для порядку спросил прапрадед.
— Бать, ты посмотри, как он одет… на его штиблеты ты это, позырь, — не выдержав, кинулся на помощь потомку храбрый прадедушка.
— Молчи, говорю, тебя не спрашивают, — всё так же грозно, хотя уже не столь угрожающе прорычал прапрадед, но руку с зажигалкой немного опустил и действительно стал разглядывать гиперсуперультрапресловутые белые кроссовки Никиты Андреевича Демидова.
А Кит подумал, что, если предок не поверит, он точно достанет коммуникатор… заряда наверняка чуток осталось… Со своим батей, Андреем, отсюда никак не связаться, но какую-нибудь игру он предкам для доказательства покажет.
И сказал просто:
— Не вру.
И тут только увидал, что одной ноги у прапрадеда нет, а вместо нее из широченной штанины упирается в пол вроде бы конец стариковской палки с резиновой нахлобучкой. А рядом с этой нахлобучкой упирается в пол другая — от деревянного костыля, который тянется вверх, до подмышки прапрадеда.
Вся картина сложилась: стало понятно, почему прапрадед не на фронте.
Они с прапрадедом переглянулись, и у Кита сразу растопилось внутри. Потеплело в груди. И глаза у прапрадеда вдруг разом потеплели и заискрили по-доброму. Душевно они друг на друга глянули, уж точно не нейронно.
И они вдруг оба, хором вздохнули.
— Ну вот и началось… — по-родственному мягко и обреченно проговорил прапрадед и при свете зажигалки посмотрел кругом так, будто и сам тут впервые очутился.
— Ух, как давно вся эта жесть началась! — не сдержавшись, выдал военную тайну Кит.
— Просто дедом зови меня, — просто так вот, строго и сухо, как на войне, сказал Петр Андреевич Демидов и тут же отдал новые команды, теперь уже — сыну: — Коляй, сегодня праздник у нас. Доставай одну банку. Хлеб давай. Свечу ставь на сундук… Да живо окна проверь. — И снова обратился к Киту: — Первым делом заправишься, как говорится, чем Бог послал. А то у тебя впереди еще долгая дорожка. Уж прости, у нас тут разносолов
нет, как у вас там, в вашем светлом будущем… но спасибо еще скажешь.Киту стало жутко неловко.
— Да ничего. Я сыт, — стал отнекиваться он… хотя, конечно, с дорожки был бы уже совсем не против перекусить всем, чем Бог пошлет.
— Молчи, знай, — не сердито заткнул его прапрадед, словно Кит мешал ему напряженно думать.
— Эх, жалко мамки сегодня нет! — по ходу, суетясь, пожалел Коля Демидов и пояснил: — Она сегодня в ночную в больнице. Медсестрой она…
— Давай к столу, — указал зажигалкой прапрадед и, не без труда развернувшись, двинулся к круглому столу, стоявшего не в центре комнаты, а у окна. — Я-то как раз опасался, что Лида, Лидия Ивановна наша окажется дома, когда ты объявишься.
— У меня… у нас там мама тоже ничего не знает, — поддержал предка Кит.
— Да?! — на мгновение замер Петр Андреевич. — Ну, так оно и должно быть до поры, до времени. Эх, наши жены-мироносицы…
— Кто?! — не понял Кит.
— Ну, ты когда вернешься, у себя там где-нибудь почитай про таких, — как-то осторожно отмахнулся Петр Андреевич. — Поищи в книжках… в той самой, главной книжке.
Пока Коля суетился, проверял, хорошо ли плотные шторы закрывают окна, пока ставил свечку на сундук в углу, Никита и Петр Андреевич сели за стол.
— Вот и началось… — снова повторил прапрадед и снова вздохнул, на этот раз тяжело и задумчиво. — Значит, говоришь, давно с будущим воюете?
— Год уже. Даже больше, — ответил Кит.
— Приходили к тебе оттуда? — непонятно спросил Петр Андреевич и указал в потолок.
— Ну… из прошлого, типа, за мной заезжают, — неуверенно ответил Кит, чувствуя, что вопрос не о том, а о какой-то грозной тайне, о которой он еще и не знает.
И вдруг молнией мысль сверкнула: а может, предок его о том самом «святом водолазе» спрашивает…
— Значит, всё только начинается, — очень-очень задумчиво проговорил прапрадед, намеком подтвердив неясную догадку Кита. — Завидую я тебе, пацан! Такое увидишь…
— Что?! — спросил Кит, почувствовав мелкий бег мурашек между лопаток.
— Сам не знаю… — так же неясно усмехнулся прапрадед. — Это как тебе нельзя рассказывать нам про твое будущее, так и мне про то, кто когда-нибудь придет к тебе. Только ничему не удивляйся.
— А я и так уже ничему не удивляюсь, — обиженно ответил Кит, ясно поняв и этот намек предка — на то, что про всяких «святых водолазов» лучше не спрашивать.
Тем временем, свечка зажглась, а на столе появились банка тушенки, большой темный чайник, три вилки, три стакана и три кусочка хлеба.
По ходу, Кит успел окинуть взглядом комнатку военных времен. Здесь были сундук, украшенный металлическим плетением, одна решетчатая кровать — видно, Колина, — коврик с оленем над нею, небольшой сервантик, небольшой письменный стол, полочка с книжками над нею и еще фанерная этажерка, тоже до предела загруженная книжками… Была печка-буржуйка с трубой в окно, очень похожая на ту, что Кит видел на барской дачке в 1918-ом… Да, и еще большие часы-ходики на стене тикали, качая маятником. С потолка свисал широкий абажур без лампочки. От этого бесполезного абажура и был отодвинут к окну обеденный стол со скромной скатёрткой.