Тайна Святой Эльжбеты

• 6 •

Тараканов зашел в «Венское» кафе, попросил кофе со взбитыми сливками и яблочный штрудель и, наслаждаясь вкусом того и другого, стал обдумывать ход дальнейшего расследования…

«В шесть явлюсь в казино и допрошу товарищей Кравчук. Надо взять с собой Хаузнера, пусть он говорит с теми, кто не понимает по-немецки. Вообще, как-то это странно. И он, и Хмелевский неправильно перевели запись на тетрадке, и из-за этого полтора месяца ушли коту под хвост. Почему они неправильно перевели? Напутали? А может, специально? Да нет, зачем им это? Хотя?.. А если они заинтересованы в том, чтобы убийство осталось не открытым? Вдруг они уже знают, кто убил, и не хотят, чтобы и я это узнал? Почему? Да мало ли почему! Может, друга покрывают или денег получили. Нет, здесь мне надобно быть поосторожней. Пожалуй, не буду я больше местных сыщиков к этому делу привлекать. И о своих открытиях им ничего не скажу. Но как же тогда допросить будущих артистов? Найти среди них знатока польского и с его помощью допрашивать тех, кто этого языка не знает? А будут ли ребята со мной откровенны? Кто я для них? Оккупант, завоеватель. Да еще не знающий их языка. Станут ли они мне рассказывать правду? Вряд ли. Как же быть?»

Тараканов допил кофе, бросил на стол крону и поспешил на трамвай. Через двадцать минут он был в Георгиевском участке.

— Николай Афанасьевич, одолжите мне Мощинского!

— Это как-с? Что значит «одолжите»?

— Он нужен мне как знаток польского языка. Я хочу на некоторое время забрать его у вас и привлечь к участию в одной операции.

— Интересно! А я что, один должен во всем участке службу нести? У меня второго помощника нету. Все обещают, обещают, а никак не пришлют. Да и околоточных только половина комплекта.

— А я вам своего Беспеченского отдам. Хоть и жаль, но отдам. Он парень толковый, по полиции уже пятнадцать лет служит. Будет у вас сразу и околоточным, и помощником пристава.

— Хм. Пятнадцать лет, говорите? А он кто, поляк?

— Стал бы я поляка на поляка менять. Малоросс, черниговский малоросс.

— Земляк, значит. Ну что ж, на обмен я согласен. Только будет ли согласен сам Мощинский?

— Я постараюсь его уговорить.

Как только коллежский регистратор узнал, в чем будет заключаться его задание, так сразу же согласился.

— Когда приступать?

— А сегодня и приступайте. У них сегодня в шесть часов вечера занятия, но я вам советую найти пана Сочку пораньше. Придете, скажете несколько комплиментов про вчерашний спектакль, заявите, что всю жизнь мечтали обучаться актерству, попроситесь в кружок. Намекните, что как интендантский чиновник можете помочь театру.

— Но ведь я уже был в театре в полицейской форме.

— Вы думаете, галицкие поляки разбираются в нашей форме? Бросьте. Вот мы с вами по улице десять минут идем, а нам уже человек двадцать армейских нижних чинов честь отдали, хотя по Уставу этого им делать не полагается. Уж если наши солдаты военную и полицейскую форму путают, то что говорить про львовских обывателей. Но погоны все-таки перемените. Я вам достану интендантские. Так вот. Скажете, что поможете театру, ну, скажем, дровами. Недавно на Жрудляной два студента забор разобрали и по дворам возили, продавали, мы их с поличным оприходовали. Забор одному немцу принадлежит, а он из города сбежал, так что доски возвращать некому, да и поломаны они все. Вот вы лицедеям сажень-другую дров и предложите. Я думаю, что самому вам тему про убийство поднимать и не надо будет — это, как мне кажется, сейчас в кружке постоянный предмет обсуждения. Вам надобно только слушать и запоминать. Главная ваша задача — установить ту барышню, которая сообщила Сочке, что Катерина уехала из города. А как установите — начинайте ее очаровывать. Судя по той панночке, с которой вы были в театре, это у вас неплохо получается. И еще. В разговорах осторожно намекайте на то, что вы царскую власть не особо жалуете. Говорите, что считаете, будто поляков у нас в империи притесняют. Здешним такая позиция должна понравиться. На службу по участку не ходите — кто-нибудь из ваших новых знакомых может вас увидеть или в участке, или на улице при исполнении полицейских обязанностей. Я договорюсь с военными, будете ходить на службу в штаб округа, я думаю, вам там найдут какое-нибудь занятие в канцелярии, чтобы вы не скучали. Встречаться мы с вами будем в оговоренное время там же, в штабе, мой визит туда ни у кого подозрений не вызовет. И квартиру вам придется переменить. Вдруг приведете к себе паненку, а квартирохозяйка вас паном комиссаром назовет. Конфуз может случиться.

* * *

Захар каким-то неведомым Тараканову путем установил место жительства одного из скупавших оружие кавказцев. Тот проживал в третьеразрядном отеле «Абация», расположенном на окраине города, за Стрыйской рогаткой. Аккуратно проверили книги отеля и установили, что там остановился только один человек с подходящими именем и фамилией — Богас Вадиджанян. Хаузнер и Хмелевский получили задание им заняться.

* * *

Настя повесила на елку очередную игрушку, отошла на шаг, полюбовалась, улыбнулась, а потом… скривила ротик и заплакала.

— Ты чего? Что случилось? — Тараканов положил снеговика из папье-маше, подошел к жене и обнял ее за плечи.

— Мы тут елки наряжаем, веселимся, а Ванюшка… Сидит небось один-одинешенек в темной избе, без елочки, без мамочки и плачет…

Плач жены перешел в рыдания.

— Ну, ну, ну, успокойся. Ванюшка сейчас уже третий сон видит. Мать ему так поздно баловаться не даст. А елки у них и правда нет — разве будет моя мать на католическое Рождество елку наряжать? А вот как наше Рождество придет, так бабушка Ваньке обязательно елку нарядит, мне она в детстве всегда наряжала.

— Наряжала! Сам рассказывал — одну еловую лапу ставили, для запаха.

— Разве рассказывал? Ну, тогда мы бедно жили, а сейчас, славу богу, не жалуемся.

— Мать твоя на елку-то вряд ли разорится. Еще та сквалыжница!

— Что ж ты сына со своей не оставила? — Тараканов разозлился и повысил голос. — И вообще, надо было тебе его с собой брать.

— Ах, вы орать на меня изволите? С собой! Вы хотели, чтобы ваш сын в дороге простудился и заболел? Погибели его желаете?

— Чего ты городишь?

— Не смейте так со мной разговаривать! Дворянство выслужил, а как был хамом, так хамом и остался!

Тараканов плюнул, пошел к себе в кабинет и закурил папиросу.

Жена пришла к нему минут через сорок.

— Я, наверное, домой поеду. Не могу я больше без Ваньки.

— Езжай, Настя. И правду, негоже такому маленькому без мамки. Вот Новый год отпразднуем, и езжай.

— А какой Новый год? Здешний или русский?

— А давай оба! Представляешь — два Новых года в один год!

— Нет. Давай я здешний с тобой, а наш — с сыном. Так будет справедливо.

* * *

Дознание у Мощинского продвигалось резво. После того как он пообещал пану Сочке две сажени дров, в кружок его приняли с распростертыми объятиями. Молодые же артисты отнеслись к новому кружковцу настороженно — сторонились, при нем между собой не откровенничали. Мощинский быстро смекнул, что задание под угрозой, и решил проявить инициативу.

По окончании второго занятия с его участием он встал и торжественно объявил:

— Дамы и господа! Позвольте новичку влиться в ваш уже давно сложившийся коллектив как в прямом, так и в переносном смысле! У меня есть кой какой запасец напитков, питие которых в настоящее время запрещено. Генерал-губернатор постановил подвергать такие напитки уничтожению, и я, как его верный слуга, предлагаю всем вам, в первую очередь — вам, пан профессор, исполнить волю графа. Операцию по уничтожению напитков назначаю здесь, после окончания следующего занятия.

Пан Богуславский просиял:

— А у вас, молодой человек, определенно есть все задатки актера. Вы и декламируете прекрасно, и с дикцией у вас все в порядке. Ну а главное — смысл декламации. Смысл, дамы и господа, — всегда главное!

Узнав об инициативе своего нового подчиненного, Тараканов чертыхнулся, сначала поругал его за несогласованные с начальством действия, потом похвалил за смекалку и пошел к Ясевичу. Вернулся он с плотно закрытой корзиной.

— Здесь — полдюжины шустовского. Оказывается, его до войны экспортировали в Австро-Венгрию. Садитесь, пишите расписку в получении.