Тайна Тихого океана

Рушились, раскалывались, исчезали в огненном вихре ледяные «пасхальные» истуканы, лед трескался, огромные его куски вставали дыбом, переворачивались, поднимая тучи мутной болотной жижи и пропадали в ревущем море пламени и дыма.

Двадцать, двадцать две, двадцать четыре ракеты – до последней, до донышка опустошен боезапас, все снаряды ушли в цель. То, чего не смогли добиться «амазонки», сделала техника. Объект У-18-Б был уничтожен. На последнем заходе вертолет прошел низко-низко, выпустив из брюха на тросе электромагнитную ловушку: заказчику потребуются доказательства выполнения задачи…

* * *

Когда через шесть часов специальная комиссия Генштаба прибыла на место происшествия, Муринские болота было не узнать: лед с топей был снят подчистую, как крышка с кастрюли, над черной вспененной горячей грязью еще клубился дым, обугленные поленья, оставшиеся от деревьев, были разбросаны в радиусе километра.

После переклички личного состава объекта У-18-Б выяснилось, что исчезло двое мегатоников: старшина Кучин и рядовой Зыкин. Было решено считать их находящимися в самоволке. Остальные мегатонники никак это решение не прокомментировали, хотя генерал Евахнов, начальник объекта, чье спасение целиком и полностью являлось заслугой рядового Шикина, с пеной у рта убеждал членов комиссии, что ребята погибли в неравной схватке с неопознанным противником и необходимо присвоить им звания Героев России посмертно. Эти заявления Евахнова комиссия игнорировала – все-таки генерал пережил тяжелейшее потрясение.

Глава 3. Исчадье истории

Изображение сместилось – теперь на экран проецировалась вся панорама изуродованных ракетной атакой Муринских болот, зафиксированная с высоты метров десять. Но даже туда долетело несколько брызг, оставив грязные потеки на объективе. Установленная на борту вертолета камера медленно выписала полный круг, демонстрируя зрителям, что от объекта У-18-Б не осталось ничего. Ничего и никого.

Потом по экрану побежали полосы, замелькали какие-то цифры, звездочки, ухмыльнулся невесть как угодивший сюда кадр с Микки Маусом, и изображение пропало. Автоматически включились люминесцентные лампы под высоким потолком, экран бесшумно пополз вверх и скрылся в панели. Кто-то из зрителей робко кашлянул, кто-то шаркнул подошвой.

Привидением скользнувший в щель экран открыл застывшие в диких позах фигуры. Сразу за экраном, устремив стеклянные глаза в вечность и сжав до побелевших костяшек правой рукой кривой портовый нож, стоял сам Джек Потрошитель. Будто наметив следующую жертву. Во избежание разнотолков на твидовый, заляпанный бурыми характерными пятнами сюртук, был пришпилен ярлык, где коротко и ясно значилось: сие и есть тот самый убивец падших женщин.

Направо и чуть позади Джека замер, оскалив алчущие крови восковые клыки, словно окаменевший именно в тот момент, когда устремлялся к невинной душе, ряженный в опереточный плащ граф Влад Цепеш. Тоже с мемориальной, впаянной в пластик этикеткой. Естественно, тоже восковая фигура из музея мадам Тюссо, пропутешествовавшая через океан в ящике с соломой, чтобы завтра на открытии выставки поразить впечатлительных бразильцев. Понятно, восковые куклы издавать звуки не могли. Но кто же тогда шаркал подошвами и кашлял?

Холодный люминесцентный свет не прибавлял жизни восковым истуканам. Наоборот, даже живые люди под слепящим стерильным светом казались если не вылепленными из воска, то отлитыми из пластика и начиненными шестеренками, чтобы двигаться. Действительно, в зале находились живые. Но пойди, угадай их среди раскорячившихся музейных экспонатов.

– Вот и алес, – в наступившей тишине удовлетворенно проговорил Бруно вон Зеельштадт, самый богатый человек Швеции, откладывая пульт дистанционного управления. Крутанул колесико огромной серебряной настольной зажигалки. Блеснув тремя крупными перстнями с алмазами, наклонился к крошечному огоньку. Но, вдруг спохватившись, сунул обратно в пасть не прикуренную бананоподобную сигару «Churchill» формата Grand Corona и пугливо откинул пышный торс на спинку высокого кресла. – Как говорится, быстро, четко, профессионально, – постарался сохранить он в голосе бодрость. Получилось не ахти как.

И тогда швед перевел взгляд на Джека-Потрошителя. Потом левее. Там не дышал наполовину выхвативший из ножен кортик и вроде бы задумавший нанести косой барселонский удар тот, кого в пятнадцатом веке прозвали исчадьем морей и Великим Висельником – одноглазый пират Вилли Шарк. Естественно, тоже восковой и подписанный.

Лорд Кримсон собрался что-то сказать, уже вытянул губы трубочкой, но передумал. Пусть сперва выскажутся другие.

– Б-р-р-р, – демонстративно поежился Бенджамин Альбедиль [7] . – Ну и холод в России. Даже просто смотреть – и то мороз по коже.

7

В первую очередь – владелец контрольного пакета акций алмазных копий «Де Бирс», а во вторую – нескольких предприятий в Силиконовой долине.

Говорил Бенджамин так, словно это вполне невинное замечание в случае чего готов взять обратно. Более прочего Бенджамин был неприязненен лорду Кримсону за то, что одевался в самые банальные костюмы «Hugo Boos», да еще и обувь носил от «Lloyd».

– Увы, – кивнул носом сталелитейный магнат из Аргентины Лукино Маклин. – Фильмы с Марлен Дитрих смотреть гораздо приятнее. – При кажущейся пустяковости фразы это была тонко рассчитанная лесть. И Лукино по очереди прожег каждого из приглашенных коротким взглядом, пытаясь отгадать что-то по лицам.

– Северные варвары не умеют умирать красиво, – изрек Мисимо Танака и замолк, чтоб не сболтнуть чего лишнего. Он держал в руках тонкую бамбуковую трубку с крошечной фарфоровой чашкой, заправленной отборным лаосским табаком. Трубка пока была холодной. И старый самурай делал вид, что вовсе и не хочет раскурить ее, просто ему нужно что-то крутить в пальцах. Длинных и цепких, как паучьи лапы.

– Ну, не знаю, – поморщилась Женевьев Картье – самая богатая француженка и единственная представительница прекрасной половины человечества среди тринадцати участников предстоящей операции – переломила в пальцах тоже не прикуренную тонкую сигарету «Жерминаль» и бросила в пепельницу. – Как-то это… грубо, что ли? Трах, бах, кровь, кишки в разные стороны… Не эстетично. Куда проще было распылить над болотами тонны две кристаллического цианистого калия… Вы не находите? – повернулась она к лорду Кримсону, самому богатому человеку Соединенного королевства (контроль через подставных учредителей над корпорацией по фасовке чая «Lipton», над германским концерном «Bayer», которому принадлежит всемирно известная марка «Аспирин», над влиятельной газетой «USA Today» и еще над добрым десятком не менее широко известных фирм).

Лорд промолчал, гордо проигнорировав вопрос. Аристократ являлся лордом в двенадцатом колене, а Женевьев – всего лишь дочкой зеленщика, да еще и певичкой, разве что успешно выскочившей замуж и успешно овдовевшей.

Говорили заседатели, как положено, по-немецки, но вполголоса, почти шепотом: Мартин, притомившись, видимо, задремал. Его голова с куцыми ворсинками волос, серых у корней и бесцветных на кончиках, склонилась к подлокотнику черного инвалидного кресла марки «Фольксваген». Сегодняшнее кресло – а коллекция Мартина насчитывала около двадцати разных колясок – конструктор стилизовал под сельскохозяйственную машину. Спереди два горизонтальных полотна для стрижки газонов, оскалившихся заточенными металлическими зубьями. Можно было подумать, что погруженный в кресло, как ощипанная курица в кастрюлю, сто двухлетний старец наконец умер, но – нет: из динамиков доносилось едва слышное тяжелое хрипловатое дыхание. На морщинистой лысине, просвечивающей сквозь прозрачную поросль, холодно горел блик от лампы.

Именно Мартин настоял, чтобы последнее тайное заседание синдикат провел здесь, в еще не открытом для широкой публики вернисаже восковых фигур. Присутствующие не смели шептаться об этом, но каждый из них мог поклясться семейными капиталами, что причиной выбора места послужила занявшая одну из ниш, затянутая в черную эссесовскую форму фигура Адольфа Шикельгрубера. Ведь и сам Мартин сегодня прибыл в мундире…

Лорд Кримсон, попыхивая незажженной трубкой «Dunhill», неопределенно передернул узкими плечами. Ему хотелось курить до зуда в пояснице. Больше прочих из сидящих за столом, если не считать даму, он ненавидел именно Бруно. За три плебейских перстня на толстых коротких пальцах. За размером с добрую часовую мину серебряную зажигалку, которую ни за что не позволит себе истинный джентльмен.

– Зато наверняка, – не глядя на Женевьев, возразил вон Зеельштадт, гораздо более суетливый и многословный, чем обычно. – А главное – никаких следов. После акции вертолет прошелся над объектом с электромагнитом на подвеске, и все улики были собраны.

Швед посмотрел в глаза Бенджамину, но тот отвел взгляд. Швед попытался встретиться глазами с Мисимо-сан, – не удалось. Швед глянул в лицо Джеремеи Паплфайеру, но тот в это время позволил себе смотреть только на собственные холеные ногти. Тогда, маскируя злость на соратников широкой улыбкой, швед кивнул на стол, вокруг которого сидело тринадцать заговорщиков.