Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды

Как-то раз вышло так, что я столкнулся с человеком, пребывавшим точно в таком настроении, как и я. В посольстве до этого я, помню, не стал с ним разговаривать, и вот теперь совесть заела меня — он ведь был крайне вежлив со мной. Он жил в Константинополе постоянно, и посему, желая ему польстить, я поинтересовался, не покажет ли он мне городские достопримечательности. Разумеется, я уже повидал все, что можно, и терпел общество моего гида как некоторого рода епитимью. Наконец мы оказались у стен Сераля.

Мой приятель посмотрел на меня.

— Знаете ли вы,— спросил он,— что через три дня нам будет предоставлена высокая честь лицезреть самого султана? Ах, как это печально, не правда ли, Байрон? Ведь нам дадут увидеть лишь малую толику всех прелестей дворца.— Он указал вверх, на гарем.— Тысяча женщин...— Он нервно хихикнул и снова взглянул на меня.— Говорят, султан совсем даже не расположен к подобного рода вещам.

Я коротко кивнул. Тонкий аромат крови витал в воздухе — это собаки пожирали безголовых мертвецов на кучах навоза под стенами Сераля. Мои болезненные чувства возбудились до предела.

— А вы — любитель женщин? — спросил мой собеседник.

Я сглотнул и покачал головой, даже не утруждаясь вникнуть в смысл его вопроса, а затем, развернув коня, двинулся прочь.

Вечерело, минареты протыкали иглами своих башен кроваво-красный свод неба. Голова моя кружилась от неудовлетворенных желаний. Я распрощался с приятелем и поехал в одиночку вдоль гигантских городских стен, что возвышались над Константинополем вот уже четыре сотни лет. Однако теперь они заметно пообветшали. На страже никто не стоял, и вскоре я миновал последние обжитые места; сейчас меня окружали кладбища, заросшие плющом и кипарисами, вокруг не было видно ни души. Но вот мне послышался шорох, и я увидел двух коз, возившихся в кустах впереди. Сладкий запах их шкур стоял в воздухе. Я остановился и сошел с коня. Мое тело трясла лихорадка. Аромат крови, тяжелый и насыщенный, исходил отовсюду. Я поднял глаза к луне. Лишь сейчас я обратил внимание, что было полнолуние, круглый диск луны тускло светился, озаряя воды Босфора.

— Так вот, Байрон...

Я обернулся. Это был мой приятель, с которым мы недавно расстались. Увидев мое лицо, он что-то пробормотал и затих.

Я смотрел на него, мой рассудок был затуманен жаждой крови.

— Что вам надо? — тихо прошептал я.

— Я... я думал, что...— Он снова замолчал.

Я улыбнулся. Внезапно я осознал то, что старался не замечать весь этот день: он хотел меня, и желание его теперь переплелось с парализующим ужасом, смысл которого вряд ли был ему доступен. Я приблизился к нему. Я коснулся его щеки. Мой ноготь оцарапал его до крови. Я раскрыл рот. Сначала нервно, но тут же отчаянно зарыдав, он потянулся ко мне за поцелуем. Я обнял его и ощутил, как бьется сердце в его груди. Я слизнул кровь с его оцарапанной щеки и уже было открыл рот во второй раз, но вместо этого с силой оттолкнул его от себя.

— Байрон? — задрожал он.

— Убирайся,— приказал я холодно.

— Но... Байрон...

— Убирайся! — закричал я.— Если тебе еще дорога жизнь, ради всего святого — прочь отсюда!

Он уставился на меня, затем вскочил на ноги. Казалось, он был не в силах оторвать взгляд от меня, но все же быстро попятился, словно пытаясь вырваться из моих чар; затем он вскочил на лошадь и ускакал по тропе. Я глубоко вздохнул и выругался про себя. Мои неудовлетворенные вены пульсировали и содрогались; мозг, казалось, высох от жажды. Я сел на своего коня и пустил его вперед, надеясь отыскать какую-нибудь жертву среди этих надгробий.

Неожиданно на дорогу выбежало стадо коз. Я почуял запах пастуха прежде, чем услышал его крик. Он пробежал передо мной, подгоняя своих коз, и вряд ли даже заметил меня. Я развернул коня и поскакал за пастухом. Его это насторожило, и он оглянулся, я спустился с седла и пошел к нему, с тем чтобы загипнотизировать его своим взглядом. Пастух встал как вкопанный: затем простонал и упал на колени. Это был старик; мне было ужасно жаль его, как будто кто-то другой, а вовсе не я хотел его смерти. Я чуть было не отказался от затеи, но тут луна показалась из-за тучи, и я, объятый ее светом, совсем обезумел от жажды. Я впился в старческое горло. Кожа у него была грубая, и мне пришлось дважды сжать челюсти, чтобы кровь потекла наружу. Вкус ее, несмотря на это, был столь же приятен, как и прежде, а насыщение было еще более сильное и непривычное. Оторвавшись от своей безжизненной жертвы, я по-новому взглянул на лунное зарево, серебряный свет словно ожил, тишину наполнили прекрасные звуки.

 — Ей-богу, сэр, нет такого закона, по которому должно убивать только на кладбище.

Я посмотрел через плечо. На обломке колонны сидел Ловлас. Неожиданно для самого себя я улыбнулся. После стольких недель одиночества было приятно встретить родственную душу.

Ловлас встал на ноги и приблизился ко мне. Он окинул взором мою добычу.

— А тот, кого вы отпустили, был намного симпатичнее.

— Он был англичанином

Ловлас расплылся в улыбке.

— Ну вас к черту, Байрон, я и представить себе не мог, что вы патриот!

— Вовсе нет. Просто на его исчезновение сразу же обратят внимание.

Ловлас с издевкой покачал головой.

— Как вам будет угодно, милорд...— Он сделал паузу.— Но, с моей точки зрения, это странное объяснение тому, чтобы выбрать такого идиота себе в экскурсоводы.

Я взглянул на него с подозрением.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я следил за вами целый день, ну и что? Вы постояли у стен гарема, затем разошлись. Этакое сытое любование ставнями публичного дома.

— М-м-м...

Ловлас подмигнул.

— Сокровище — это то, милорд, что скрыто внутри.— Его яркие глаза сверкнули.— В турецком Серале дожидаются запертые шлюшки.

Я уставился на него с недоверием.

— Вы предлагаете мне отправиться в гарем султана?

Ловлас поклонился.

— Совершенно верно, сэр.— Он тронул меня за руку.— При одном условии.

— Так я и знал.

— Ваш друг Хобхауз...

— Нет! — Я оборвал его в ярости.— И я вас опять предупреждаю...

Ловлас презрительно махнул рукой.

— Тише, сэр, найдутся кусочки и полакомее, чем ваш дорогой друг. Однако, Байрон, вам следует уговорить его вернуться в Англию немедленно.

— Как? Зачем?

Ловлас снова коснулся моей руки.

— Чтобы нам с вами больше никто не мешал,— сказал он.— Чтобы вы наконец отдали себя на мое попечение, Байрон. Чтобы я обучил вас искусству.

Он посмотрел на труп пастуха.

— Кажется, вам самое время...

— Порвать с Хобхаузом...— продолжил я за него.

Ловлас кивнул. Я медленно покачал головой:

— Невозможно.

— Я покажу вам прелести Сераля.

Я снова покачал головой и взобрался в седло.

— Вы говорили мне о тайне, Ловлас, тайне, что угрожает всем, кто мне дорог. Так мне нет дела до этого. Я не брошу Хобхауза. Я никогда не бросаю тех, кого люблю.

— Тайна?

Мое упоминание, по-видимому, привело Ловласа в недоумение. Потом он улыбнулся, словно припоминая.

— О, не волнуйтесь, милорд. Хобхаузу вы не угрожаете.

— Кому же тогда?

— Оставайтесь со мною здесь, на Востоке, и я передам вам свои знания.— Его губы слегка приоткрылись.— Сколько удовольствий ждет вас, Байрон! Я-то знаю, что вы понимаете толк в этом.