Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды
Шрифт:
— Истина? А это что за чертовщина?
— Мы не знаем.
— Что ж, если браминам удается добыть Истину, то почему бы и нам не попробовать?
Элиот еле уловимо улыбнулся:
— Потому что, капитан, они никогда не возвращаются.
— Что? Никогда?
— Никогда.— Улыбка Элиота погасла, и он снова обратился к вздыбившимся горам.— Так что, вы все еще хотите идти туда?
Воистину излишний вопрос! Естественно, я сразу же принялся готовиться к походу. Я выбрал самого опытного из своих людей, рядового Хаггарда, и самого крепкого силача, старшего сержанта Каффа; остальным поручил следить за проходом и ждать старину Пампера, который, как я надеялся, должен был довольно скоро появиться здесь со своим войском. За несколько часов до рассвета мой маленький отряд выступил из лагеря. Мы пробирались к
— Брамины говорят,— сказал Элиот,— что эти ступеньки составляют примерно четверть пути. Дальше будет проще.
С трудом мы полезли вверх. Ступеньки были вырублены грубо и зачастую представляли собой всего-навсего зацепки в скале, а иногда и совершенно исчезали. Икры мои сводило судорогами, и после пары часов такого пути мне подумалось, что из браминов, наверное, вышли бы отличные солдаты, ибо таких тренировок не пожелаешь никому! Я остановился перевести дух, и Элиот указал на лежащий впереди уступ, по которому вились ступеньки.
— Последний рубеж,— крикнул он.— Считайте, худшее позади. Дальше к плато ведет пологий подъем.
Но ради всех святых, до этого пологого подъема надо было еще добраться. Здесь, на унылом открытом месте, ветер рвал и метал, намереваясь скинуть нас в бездонную пропасть, разверзшую свою темную пасть под нашими подгибающимися ногами. Это было весьма суровое испытание, и только я подумал, что хуже, пожалуй, и быть не может, как вдруг услышал крик. Он был очень слаб и вскоре утонул в свисте ветра. Я напрягся, и Элиот, шедший следом, тоже приник к скале. Ветер утих, и до нас донесся второй крик со стороны перевала. Но разглядеть, что там творится, мы не смогли — мешал выход скальных пород, который мы пересекали. Кровь во мне заледенела; продолжать путь, думая только о том, за что зацепиться, куда поставить носки сапог, думать о себе, а не о своих людях — все это было наихудшим из мучений. Хотя, надо признать, раздавшиеся внизу крики подстегнули меня, и я стал двигаться быстрее. Достигнув безопасного места, я вышел на тропу, вьющуюся по скале, и глянул в ущелье. Дно его было не настолько далеко, чтобы не увидеть наши палатки. Кроме того, близился рассвет, с каждой минутой становилось все светлее. Можете представить мое волнение, когда я обнаружил, что внизу нет ни одного из моих солдат. Никакого намека на движение. Ни единого признака человеческого присутствия.
Я продолжал всматриваться, насколько мне позволяло зрение, но такое впечатление, что, мои люди просто растаяли в воздухе. Я вспомнил о недавних криках и, признаюсь, заподозрил самое худшее. Такие же опасения терзали и рядового Хаггарда. К этому времени мои три спутника присоединились ко мне и тоже принялись рассматривать опустевший лагерь.
— Они, наверное, ушли разведать окрестности, сэр,— невозмутимо сказал старший сержант и показал на Хаггарда. — Получше присматривайте за ним, сэр,— прошептал он.
И рассказал мне то, о чем я даже не подозревал.
Оказывается, Хаггард входил в ту экспедицию, которая потеряла леди Весткот,— он бывал в здешних местах раньше и видел довольно странные вещи. Он был весьма храбрым, но в то же время суеверным парнем. Рядовой английский солдат не колеблясь схватится один на один с зулусом, но стоит при нем упомянуть вуду, глядь, а нашего бравого вояки и след простыл. Сейчас мы шагали по ровной земле, и я уже начинал жалеть об этом — уж лучше бы мы и дальше карабкались по скалам, Хаггард хоть отвлекся бы...
Плато, которое мы пересекали, было шириной с милю. Двигались мы осторожно и вскоре вышли на вьющуюся между скал тропу, на которой заметили свежие следы босых ног. Спустя некоторое время мы очутились у подножия еще одной стены гор, казавшейся куда более неприступной, чем утес, на который мы только что взобрались. Элиот остановился и всмотрелся в скалы.
— Вон там,— вдруг показал он вдаль.— Вон там, где тропа подходит к горам...
Я увидел ярко раскрашенную часовню, вырубленную в скале, и стал оглядываться по сторонам, пытаясь отыскать способ незаметно ее миновать. Но стоило мне приподняться с места, где я лежал, как на мое плечо легла твердая рука Элиота.
— Подождите,— прошептал он.— Страдающие этой болезнью чувствительны к свету...
Он махнул рукой
на восток. Я увидел, как зарозовели горные вершины. Элиот был прав — до восхода солнца оставалось совсем немного.— Сэр,— зашептал Хаггард.— Чего мы ждем?
Я жестом приказал ему замолчать, но Хаггард лишь покачал головой.
— Все было точно так же, когда похитили несчастных Весткотов,— забормотал он,— леди с дочкой, похитили их и охрану, растворились в ночи, растаяли в воздухе...— Он вскочил и принялся одичало озираться вокруг.— А теперь они охотятся на нас!
Отчаянным рывком я повалил его обратно на землю и услышал, как Элиот зашипел, чтобы мы лежали тихо. Я взглянул на тропу. В подлеске что-то зашевелилось, и оттуда появилась группа людей в русских мундирах. Лиц их не было видно, ибо люди стояли спинами к нам. Затем один из них повернулся и стал вроде бы принюхиваться. Словно уверившись в чем-то, он уставился на скалу, у которой мы все лежали, и рядовой Хаггард громко застонал. Глянув вперед, я почувствовал, как что-то кольнуло меня в сердце: передо мной на тропе стоял человек, которому позапрошлой ночью я прострелил голову! Рану его — месиво из крови и костей — было трудно не узнать, но как стервец умудрился выжить, уму непостижимо. И все-таки он выжил! Глаза его сверкали яростным огнем.
— Нет! — вскричал вдруг Хаггард.— Чур меня! Чур!
Он прицелился из винтовки и одним выстрелом вдребезги разнес лицо русского, затем вырвался из рук пытающегося удержать его старшего сержанта и начал карабкаться по скалам к часовне.
— Быстрей! — выругавшись, заорал Элиот.— Нам тоже надо бежать!
— Бежать? От противника? Никогда! — крикнул я.
— Они же заразные. Вы что, не видите?
Он показал вперед, и, повернув голову, я, к своему ужасу, обнаружил, что русский, уложенный Хаггардом, медленно поднимается на ноги! Челюсть его была отстрелена и свисала с черепа на тонкой жилке; в горле пенилась кровь, оно сжималось и раскрывалось, словно голодный рот в ожидании пищи. Русский шагнул в нашу сторону. Его товарищи, сгрудившиеся за ним, тоже стали всей стаей медленно подбираться к нам.
— Прошу вас,— принялся умолять Элиот.— Ради Бога, бежим!
Он резко повернулся и дернул меня за руку. От неожиданности я поскользнулся, но удержал равновесие. Тем временем один из русских оторвался от стаи и заковылял прямо на меня, как голодный дикий зверь. Я вскинул револьвер, приготовившись стрелять, но рука моя превратилась в свинец. Я взглянул в глаза русского — в них горела поистине ужасающая жажда, и в то же время они оставались, как и прежде, холодными, что в целом создавало впечатление непередаваемого кошмара. Невольно я отшатнулся — узрев это, мои противники издали некий странный шелестящий звук, который, не будь он столь зловещим, можно было бы принять за смех. Вдруг русский оскалил зубы и буквально ринулся на нас, видимо намереваясь разорвать мне глотку. Я было поднял руки, чтобы оттолкнуть его, как вдруг за моей спиной раздался револьверный выстрел, и русский рухнул замертво — пуля попала ему точно между глаз. Я обернулся — сзади стоял Элиот с дымящимся револьвером в руке.
— Я думал, вы не хотите применять оружие,— заметил я.
— Обстоятельства заставили,— пожал плечами он, глядя на русского, который вдруг задергался, как и его прежде уложенный сподвижник.— Капитан, старший сержант,— в отчаянии прошептал Элиот,— прошу вас, ради Бога, бежим отсюда!
И мы, конечно, уступили его просьбам. Когда я пишу это сейчас, в уюте своего кабинета в графстве Уилтшир, то знаю, что это звучит позорно, но бежали мы не от людей, а от их адской болезни. И, клянусь Господом, «больные» передвигались довольно резво. Когда Элиот, старший сержант и я, обнаружив сбоку от часовни ступени, начали взбираться по склону горы, русские кинулись за нами вдогонку. По этим ступеням карабкаться было легче, и мы быстро лезли вверх, но ужасные существа неотвратимо приближались. Даже самый средненький русский солдат — весьма опасный противник, но наши преследователи особой ловкости не проявляли — по скалам, они карабкались неуклюже, спотыкаясь, и можно было с уверенностью сказать, что двигало ими исключительно желание поймать нас. Трудно было поверить, что это люди,— столь голодно и дико сверкали их глаза. Скорее они напоминали стаю дхол, диких собак с Декканского плоскогорья, почувствовавших нашу кровь.