Тайник Великого князя

Рассказ его потряс Ольгу до глубины души.

– Что ж ты раньше-то молчал. Скрытный какой-то стал за последнее время, сил моих нет. Не мог сказать, что ли? Я бы тоже хотела с батюшкой поговорить. Какой же все-таки ты бываешь вредный порой, просто диву иногда даюсь. Непонятно только, зачем ты так поступаешь? Ну что ты можешь от меня скрывать? Я же не враг тебе. А наоборот, первый твой помощник, знаешь же. Ну да ладно, Бог с тобой. Поступай, как хочешь и как знаешь. А сегодня, конечно, с твоей помощью мы огромное дело сделали. Я, как и этот Феофан, тоже теперь уверена. Мы стоим на пороге больших событий в нашей жизни. И начнутся они, думаю, очень и очень скоро. Готовься. Нам с тобой потребуется большое напряжение сил.

Сейчас придем домой, – сказала Ольга, – и я обязательно сразу же перезвоню брату. Очень почему-то мне хочется именно ему первому рассказать о нашем с тобой сегодняшнем путешествии. Не знаю почему, но именно ему хочу рассказать.

– Тебе не кажется, что нас с тобой с некоторых пор окружает мистика какая-то? Вот и сон твой сегодняшний. И икона Божьей Матери, причем в храме Спаса Нерукотворного. Да и рассказ отца Феофана. Даже предполагаемый звонок Геннадию, смысл которого ты не можешь почему-то совсем объяснить. Ладно, поживем – увидим. Но на твоем месте я бы давно взял в руки, скажем, сонник, чтобы для себя растолковать смысл ночных явлений твоего корейца. Или есть еще такая книга, которая называется «Явления умерших», которую в прежние, советские времена называли не иначе, как оголтелой поповской пропагандой. Тоже, наверное, не помешала бы в разгадке тайны ночных тирад Максима Петровича Хвана, а?

А, кстати, историк, знаешь ли ты, кому принадлежала усадьба Мураново, в которой мы сегодня с тобой так и не побывали? – спросил Олег, забегая на кухню, чтобы включить чайник. И через минуту, не дожидаясь ответа жены, ответил на свой вопрос сам. – Замечательному русскому поэту Федору Ивановичу Тютчеву. Его духовно-напряженная, глубоко философская поэзия, к слову, чтоб ты знала, сродни нашему с тобой сегодняшнему настроению. Если верить исследователям, то она передает трагическое ощущение противоречий социальной истории и судьбы человека. Как у тебя с вашей семейной иконой. Вот видишь, опять мистика вокруг нас с тобой. А что касается усадьбы Тютчева, то, вероятней всего, где-то с двадцатых годов она стала его литературно-художественным музеем, а заодно и близкого к Пушкину известного поэта Евгения Баратынского, чьи философские поэмы также отмечены психологической глубиной и напряженностью. Вот так-то. А ты все Хван да Хван. Видно, на самом деле этот педагог был грозой всех учеников вашей школы с первого по десятый класс, что даже спустя двадцать лет после своей смерти, являясь тебе во снах, внушает одним видом своим страх и ужас.

– Слушай, хватит глумиться над бедным Хваном. Иди лучше попей чайку и смотри свою любимую программу «Сегодня» по НТВ или программу «Максимум», которая тебе нравится. А мне не мешай поговорить с братом. А еще лучше, ложись-ка пораньше спать. – С этими словами Ольга умчалась в гостиную с телефонной трубкой.

Она настолько увлеклась разговором с Геннадием, что не услышала и даже не заметила, как Олег, не торопясь, расстелил постель, разогрел на плите несколько тонких блинчиков и, намазав их достаточно толсто маслом и красной икрой, за милую душу смолотил, запив из своей большой чашки непременным чаем «Липтон». Потом отправился в спальню, где, включив телевизор, позевывая, забрался под одеяло. Когда Ольга вошла, то с удивлением увидела, что субботний обзор скандалов, интриг и расследований, гремевший с экрана, он уже не смотрел, а едва слушал сквозь дрему.

У Геннадия жизнь постепенно стала налаживаться. После бандитского разгрома фитнес-клуб привели наконец-то в полный порядок. В него постепенно вернулись все постоянные посетители. Эвелина, с которой у него сложились за это короткое время достаточно теплые отношения, вела дело совсем неплохо, во всяком случае, ничуть не хуже его покойной жены Аллы, только намного спокойней и уверенней, чем та. Кстати, главная менеджерша вполне устраивала его и как женщина. Изобретательна, изощренна, страстна, порочна и одновременно нежна и щедра на ласку. А главное, как казалось ему, очень дорожила их отношениями. О большем Геннадий, уже достаточно сильно побитый жизнью, и не думал. В меру своих сил он также старался проявлять о ней видимую заботу и внимание. В угоду ее в чем-то сентиментальной натуре выучил даже несколько стихотворений любимой Эвелиной молодой московской поэтессы:

«…Наесться твоей юности Глазами всегда удивленными. Счастьем твоим утренним Чувством искренним…», – которые не уставал цитировать исключительно ей, причем, что называется, к месту и не к месту.

Геннадий рано начал заниматься бизнесом, еще студентом университета, в девяностые.

Как и большинство его сверстников, он начал с того, что называлось «купи-продай». И, в общем-то, ему это нравилось. Но закончилось тем, что попал в руки мошенников и пострадал серьезно: год в «Бутырке» – тяжелое испытание.

Тогда же пришлось ему убедиться и в том, что стражи закона не всегда справедливо и честно блюдут этот самый закон.

И тогда тесть, как потом узнал Геннадий, потеряв окончательно веру в правовые средства защиты ни в чем не повинных зятя и его друзей, обратился с просьбой о помощи к известному всей стране вору в законе Вогезу Хачатряну. Дед, уважаемый не только во всех тюрьмах и зонах, но и в кругах силовиков, давний и надежный знакомец тестя, просить себя долго не заставил, взялся за решение этой проблемы, что называется, комплексно.

Тогда-то и узнал Геннадий впервые о Деде, который не только их жизнь в «Бутырке» сделал сносной, но и освобождение – триумфальным.

Все это, хоть и вспоминалось ему достаточно часто, но все же прошло, «как с белых яблонь дым». Жизнь постепенно вошла в обычную колею. Работа, дом, семья, друзья, женщины.

Гибель Аллы на светском рауте в доме Иннокентия – мужа его племянницы Галины стала новым, чересчур серьезным испытанием для Геннадия. У него состоялся тогда неожиданный разговор с ее отцом. Они никогда не были особенно близки, и поэтому его предложение не только целиком взять на себя руководство фитнес-клубом, но и еще несколькими ресторанами в центре Москвы, элитным клубом в Раздорах было для Геннадия довольно странным.

– Сдал я, понимаешь, после убийства дочки, – сказал тесть без обиняков. – Меня сейчас одно в жизни держит – убийцу найти и наказать. На милицию, сам понимаешь, надежды никакой. На все, как ты догадываешься, меня не хватит. Да и силы не те у меня, что были раньше. А бизнес без присмотра может пропасть. Зря, что ль, все это затевали. Да и кому-то дарить я свое дело не собираюсь. Я, ты знаешь, благотворительностью не занимаюсь с детства. А тебе я доверяю. Шебутной, конечно, девкой, признаю, моя дочка была. Гульнуть любила, что называется, по полной программе. Но любила тебя одного, так и знай. Ты уж мне, старику, поверь. Я жизнь свою прожил и знаю, что говорю.

Этот очередной серьезный стресс, заставивший Геннадия вспомнить не только все события своей жизни с Алкой, но и многие предшествовавшие ее трагической гибели в доме Иннокентия. А уж потом и последовавшие за этим. В том числе погром в фитнесе, после которого Геннадий нервно ждал «наезда» братков. Мучился, не спал ночами, все думал, что вот-вот, кроме того, появится еще и Серега-Албанец и в своей нагло-хамской манере начнет требовать, например, увеличить его долю, а может, и многого другого… Но время шло, и все было пока тихо.

Звонок бывшего «следака», а ныне частного детектива для него неожиданностью не был. Тем более после их ночной встречи в фитнесе после произошедшего там ужаса и кошмара. Шувалов, в общем-то, как и обещал, позвонил и попросил о встрече. Геннадий не удивился. Тем более что тесть, сам постоянно болевший и лечившийся в ЦКБ, а всего неделю назад отправивший жену в Швейцарию на лечение, попросил его, если понадобится, оказывать Шувалову всяческое содействие.

На следующий день, как и договорились, Геннадий ждал без четверти семь Ивана Петровича у входа в престижный ресторан «Спецбуфет № 7», который находился в знаменитом «Доме на набережной».