Тайной владеет пеон

— Значит, ты пришел на меня посмотреть? — рабо­чий пошевелил носом. — Или принес мне птичьи яйца?

Наранхо схватился за карман:

— Разве они пахнут, сеньор?

Рабочий засмеялся, и лицо его пришло в движение.

— Я пошутил, — сказал он. — Из окна было видно, как ты полез в гнездо. Меня зовут Санчео. До свида­ния, любопытный парень.

— Подождите, подождите, сеньор! — вскрикнул На­ранхо. — Я вас позвал по делу.

— Американцы меня сюда тоже позвали по делу, — весело отозвался Санчео. — Им нужно было, чтобы сборщик фруктов назвал Фруктовку своей спасительни­цей. Не вышло. А ты что хочешь?

— Сеньор, один человек заболел лихорадкой, — вполголоса начал Наранхо.

— Кариб, ты еще мальчик, и твою глупость можно простить, — Санчео захлопал ушами, изображая смех, но глаза его оставались серьезными. — На берегах Мо­тагуа лихорадкой болеет сейчас не один, а тысячи лю­дей. Они валяются в болотах, в лесах, на плантациях. А твой где?

— Мой здесь. Нет, там, — спохватился Наранхо, показывая в противоположную сторону от той, откуда пришел.

— Здесь — там. Все понял, — со смехом сказал Сан­чео. — Его зовут сеньор Нингуно? [42]

42

Никто (исп.).

— Нет, его зовут иначе, — улыбнулся Наранхо. — Но пусть будет Нингуно.

— Кланяйся ему от Санчео, — сказал рабочий. — Так я пошел к себе.

— Сеньор, не уходите же! — Наранхо в отчаянии схватнл его за рукав куртки. — Неужели вы не пони­маете? Мне нужно помочь.

Рабочий стремительно повернулся.

— Я уже десять минут это понимаю, — сердито ска­зал он. — Не теряй времени попусту. Что тебе нужно? Хинин или крышу?

— Не знаю. — Наранхо чуть не заплакал от отчая­ния. — Ему очень плохо. Но я не могу повести к нему никого чужого.

— У тебя есть здесь знакомые?

— Никого.

— Тогда сейчас я тебя познакомлю с одним парнем. Он окликнул товарищей:

— Оречича, что ты можешь сказать про Санчео?

Индеец, завернутый в плед, мягко улыбнулся:

— Санчео — большое сердце. Думал — не встану. Он ночь просидел рядом, говорил, какая хорошая жизнь будет. Вылечил.

— А ты что скажешь, Хесус?

Молодой метис сверкнул зубами:

— У нас бастовала вся плантация, когда капатас тебя под замок посадил. За дурного человека не дра­лись бы.

Санчео деловито спросил у Наранхо:

— Какие тебе еще справки нужны?

И Наранхо сдался. Правда, он не сказал, к кому ведет Санчео и медицинскую сестру, с которой тот сго­ворился.

Хосе не знал, что и делать, когда увидел Наранхо с двумя незнакомыми людьми. Он беспомощно дер­нулся, сжал пистолет и сказал:

— Что делать? Лечите.

— Кто этот человек? — спросила сестра, прослуши­вая пульс Карлоса.

— Вопросами не лечат, — враждебно сказал Хо­се. — Его зовут больной.

— Сеньорита Тереса, — вмешался Наранхо, — был уговор: без вопросов.

— Сто пятнадцать, — задумчиво сказала сестра. — Он здесь не выживет. — Она осмотрела ребят. — Ко­нечно, мне не нужно знать имя вашего отца или друга. Но, если я рискну служебным положением и возьму этого человека к себе в дом, то я хочу знать, во имя чего иду на этот риск.

Она достала медикаменты, промыла рану и смазала ссадину йодом. Карлос неожиданно схватил ее за руку:

— Наконец-то я поймал тебя, дон Орральде. Сколько наших людей ты отправил к предкам?

Хосе бросился, чтобы зажать рот командиру, но сильным, волевым движением Тереса отвела его руку.

— Он очень тяжело болен, — заметила она. — Ка­ждое лишнее движение ухудшит болезнь.

— Тебя будет судить весь отряд! — крикнул Карлос.

Тереса приложила к его лбу влажную повязку и мягко сказала:

— Я всего лишь слабая женщина, сеньор. Вам нуж­но лежать спокойно.

— Женщина? Какая женщина? Они замучили мою мать, — застонал Карлос. — У меня была только одна мать, и я не мог прийти к ней на помощь.

Он рванулся, но Тереса и Санчео крепко его при­жали к траве; постепенно судорожные движения пре­кратились, и Карлос затих.

— Мальчики, — сказала Тереса. — Мне больше ни­чего знать не нужно. Я забираю больного в надежное место. Но вам к нему приходить будет нельзя.

— Не годится, — сказал Хосе. — Один должен быть с ним.

— Я его выхожу, — возразила Тереса. — Ко мне со­бирается дядька, об этом знает администрация. Случай удобный. Дядьке я телеграфирую, чтоб задержался. Но если вы начнете бегать...

— Сеньорита права, — первый раз вмешался Сан­чео. — Вы получите здорового человека, а отдаете ей полуживого.

— Этого человека ждут в другом месте, — быстро заговорил Хосе. — Люди — те, что его ждут, — тоже рискуют жизнью.

— Но он все равно не способен двигаться, — ска­зала Тереса.

— Мы можем его снести, — вставил Наранхо.

— Далеко? — спросил Санчео.

Ребята молчали.

— Мы еще не знаем, — наконец признался Хосе.

— Хорошо, — решительно заключил Санчео. — Как только узнаете, — его задерживать не будут. А с сеньо­ритой Тересрй вы сможете сноситься через меня. Дого­воримся так: один из вас мой племянник, второй — его приятель. Ты, кариб, — засмеялся он, втянув в себя кон­чик носа и раскрыв широко глаза, отчего вдруг стал удивительно похож на Наранхо, — за племянника не сойдешь.

Они шли лесом и полем, и все время Хосе видел перед собой людей, которые где-то здесь поджидают коменданте. Но какие это люди? И какой знак они должны оставить? На какой стеле?

— Сеньорита, — сказал Хосе, когда они внесли на носилках Карлоса в маленький флигель при больни­це. — Есть одна тайна, которую нам надо узнать. Ее знает только он. Если он придет в себя...

— Я сразу сообщу Санчео, — ответила Тереса. — А вы, сеньор Санчео, станьте тихоней. Я постараюсь вас задержать еще на недельку в больнице.

Санчео сделал гримасу:

— А важное ли дело, чтоб задерживаться?

— Очень важное, — горячо сказал Хосе, в первый раз пускаясь на откровенность. — Такое важное, будто мы поднимаем на ноги первого бойца рабочей партии.

Санчео накрыл ему рот ладонью.

— А вот это уже лишнее, — проворчал он.

— В миле отсюда, — сказала Тереса, — будка путе­вого обходчика. У него переночуйте. Скажите, что от меня.

— Спасибо, сеньорита, — сказал Наранхо. — «Пода­ри мне самое лучшее зеркало», — попросила внучка у старого кариба. — «Я дарю тебе все море», — ответил старик. — «Ну, тогда подари мне самый лучший цве­ток», — во второй раз попросила внучка. — «А ты по­смотрись в море», — хитро сказал старый кариб.