Тайной владеет пеон

— Я жил главным образом за границей и не под­держивал никаких отношений с сыном, — резко отве­тил Молина. — Мы были чужими до самого дня его...

Он не кончил. Он не мог произнести последнего слова.

— Я так и думал, сеньор Молина. Но на всякий случай... Тысячу извинений.

Затем — приезд коллекционера из Гондураса. Ко­гда-то они дружили. Сейчас Молине хотелось выгнать этого преуспевающего рассудительного дельца, который цинично рассказывал, как он вывез из музея своей страны старинные сосуды, заменив их отличной поддел­кой, и нажил двадцать тысяч долларов, перепродав бостонскому королю кофе.

— А потом кофейный король, — стиснув зубы, ска­зал Молина, — в кругу своих друзей назовет нас дика­рями, которые не умеют ценить наследие своих же предков.

Коллекционер поспешил откланяться. Он понимает состояние дона Феликса. Он, собственно, и приехал выразить ему сочувствие в постигшем его горе. Но не стоит всех американцев мерить под одну гребенку. Среди них есть и люди, преданные искусству старины. Например, бостонский джентльмен...

Молина сидел потрясенный. Больше оставаться в бездействии он не мог. Он забросил своих клиентов, он забыл свое дело. Пусть здесь свирепствуют армасовцы и вынашивают аферы спекулянты. Он, Молина, объездит все страны Америки и найдет сокровища своей родины. Когда-нибудь Гватемала помянет его добрым словом.

Но кто выпустит его из страны? Армас закрыл все границы. Не в его интересах оповещать мир о том, что в Гватемале стреляют — слишком много и в слиш­ком многих. Он и его американские покровители из кожи лезли вон, чтобы убедить весь свет, как счастлива Гватемала, принявшая в свои объятия Армаса, и в ка­кую тишину и покой она погрузилась, избавившись от «красного правительства». Просьбу антиквара сочтут подозрительной. Но что-то нужно предпринять. Кого-то просить.

«Сумейте вспомнить товарищей сына...» Кто это говорил? Офицер полиции. Да. антиквар знает их. Одного во всяком случае. Славный парень. Образован­ный. Интересно, большой ли пост ему доверен подполь­щиками. Молина не сомневался, что Андрес связан с подпольем. Встретившись со своим квартирантом, он сказал напрямик:

— Я ничего о вас не знаю, Андрес, и я не очень любопытен. Но если вы и ваши друзья поможете мне выехать из Гватемалы, я сумею вас отблагодарить де­лом.

— Мы у вас в долгу, сеньор Молина, — ответил Андрес. — Я наведу справки.

Андрес передал просьбу антиквара своим партий­ным товарищам. И, как раз в день приезда Роба, к Мо­лина пришел неизвестный посетитель. Он попросил раз­говора наедине и назвался американской фамилией Кенон. Он и был похож на американца больше, чем на гватемальца, прекрасно говорил по-английски и по-испански и сообщил, что дает уроки английской фоне­тики. Молина перестал удивляться, — слишком много неожиданностей его постигло в последний месяц. Кенон слышал, что антиквар собирается предпринять небольшое путешествие, с научной целью. Он сам любит путешествовать и готов предоставить своему гватемаль­скому партнеру возможность выехать за границу. Его мог бы сопровождать кто-либо из друзей Кенона, на­пример, Андрес.

Имя Андреса сразу подсказало антиквару, с кем он имеет дело; недоумение его рассеялось. Кенон заме­тил это и сказал, что они легко договорятся, если его уважаемый собеседник готов предпринять это путеше­ствие инкогнито и на время отъезда предоставить дом своему преемнику. Им будет человек честный, поря­дочный и находчивый. Он не злоупотребит доверием сеньора Молины, который, в свою очередь, будет по­мнить, что от его скрытности зависит жизнь этого чело­века и, быть может, не только одного.

— Одно ваше слово — и армасовцы его повесят, — сурово сказал посетитель.

— Но одно его слово, — живо возразил Молина,— и армасовцы или их американские коллеги схватят меня. Такая взаимозависимость мне кажется гарантией скром­ности.

Кенон улыбнулся.

— Могу я спросить, под каким именем будет жить в моем доме мой преемник? — спросил антиквар.

— Конечно же под именем Феликса Луиса Мо­лина. — ответил Кенон. — Кажется, здесь вас мало кто знает.

— Одна консьержка и рассыльный. Значит, я пере­хожу на подпольное положение?

— Как и все честные гватемальцы, — с грустью отозвался посетитель. — Поверьте мне, сеньор, я уже месяц сплю по два часа в сутки.

Они расстались.

— Андрес, я собираюсь уехать. — пытливо всматри­ваясь в своего жильца, произнес антиквар, встретив юношу на лестнице.

— Что ж, я буду жалеть о вас, сеньор Молина. Если я пригожусь вам в дороге, располагайте мной.

Он что-то хотел добавить и осекся.

— Почему вы недоговариваете, Андрес? — мягко спросил антиквар, поглаживая бороду. — Я могу что-нибудь сделать для вас?

— Как всегда, — засмеялся Андрес. — Мне нужно поставить третью кровать в комнату.

Молина нахмурился.

— Не слишком ли много племянников для одного дома? Впрочем, делайте, как знаете.

— Спасибо, сеньор. — обрадовался Андрес. — Я бы на вашем месте не согласился.

Они рассмеялись, довольные друг другом.

— Рассыльного нужно отпустить до отъезда, — как бы вскользь заметил Андрес. — Ваш преемник, вероятно, наймет нового.

Тореро пришел к полуночи. Увидел третью кровать и нового жильца на ней, покачал головой.

— Как в ночлежке, — брякнул Габриэль. — Знако­миться будем или так?

Андрес фыркнул:

— Лучше так. Впрочем, это дело соседа. Я его уви­дел сегодня впервые.

Третий жилец сел на кровати и посмотрел на вошедшего. Габриэль не сдержал возгласа:

— Роб! Это ты или приведение? Да разве тебя не уложила насмерть Черная Кошка?

— Роб думает так, — спокойно сказал негр. — У Габриэля сдали нервы.

Больше всех, конечно, был поражен Андрес.

13. В КАФЕ «ГВАТЕМАЛА»

Тропический ливень — гроза горожан. Даже в замощенном Гватемала-Сити дождем пугают малышей, а при первых же потоках воды, низвергнувшихся с неба, прохожие забиваются в подъезды и магазины, продавцы фруктов и цветов разлетаются со своими тележками в поисках укрытия, и даже водители загоняют машины под раскидистые кроны деревьев.

Могучий водопад обрушивается на столицу, зажа­тую в горах; по улицам несутся стремительные реки, глянцуя тротуары и мостовые; зеркально-пенистая вода, уносящая с собой весь мусор города, мутнеет и к окраине приходит коричневой. Так может продолжаться час и два, день и другой.

Счастливец, кто оказался под тенью могучей сейбы. Чудовищная колонна светло-серого ствола, которую не обхватят, взявшись за руки, и полтора десятка людей несет такой развесистый купол темной листвы, что тень его, даже когда солнце стоит в зените, покрывает пло­щадь в три тысячи квадратных метров. За раскиди­стую тень, за гордые контуры, за благородное сочетание цветов, листвы и ствола гватемальские индейцы издавна полюбили это могучее дерево. Оно стало для них национальной святыней.