Тайны Древнего Лика
Шрифт:
Постоянных жителей в деревне было не так уж и много. В основном, приезжал сюда на лето отдыхать, собирать грибочки да ягодки народ из Торжка, Твери и даже из далекого Санкт-Петербурга. Вот и сейчас, в июльскую предзакатную пору, стояли у палисадников запыленные иномарки, гоняли мяч на лужайке младшеклассники, сидели на крылечках люди, судя по одежде, явно нездешние, и доносился от ручья молодой смех, сопровождаемый трелями мобильных телефонов.
Несмотря на распахнутые настежь окна, в доме было душновато, – но не понесешь же на крыльцо стол с тарелками и прочей посудой. Это ведь не пикник, а ужин. Да еще и после электрички, проходящего поезда и долгой ходьбы с полными сумками по полям и лесам.
Вообще-то, ужинать намеревались втроем, на скорую руку, а потом
Дед в этикете толк знал и в гости напросился не с пустыми руками – кроме граненого стакана-ветерана, принес кастрюльку квашеной капусты, покрытой дольками соленых огурчиков, и банку соленых же черных груздей. Вячеслав Андреевич выставил пол-литру – в Торжке был куплен десяток бутылок «Столичной». Не для пьянки, нет, а для уплаты за всякие хозяйственные услуги. Деньги в деревнях особого веса не имели, и основным средством расчета, с советских еще времен, а может, и вообще с царских, была бутылка.
Ужинали не спеша. Вячеславу Андреевичу приходилось иметь дело с дедом Тарасовым, и он знал, что если уж тот пришел – так всерьез и надолго. Дед ел мало, зато вовсю дымил «Примой», то и дело покашливая и потирая впалую грудь. Был он сухощав и редковолос, но вовсе не казался развалюхой, а смахивал на этакого удалого старичка-боровичка из советских фильмов-сказок. И одет он был не в какую-нибудь рухлядь, а во вполне приличную, хотя и выцветшую камуфляжную военную форму. Грузный, похожий на борца-тяжеловеса Вячеслав Андреевич оставался в «городских» рубашке и брюках, тоненькая тетя Лена переоделась в домашний халат, а Сережа был в футболке и джинсах – универсальной одежде не первого уже поколения молодежи любой, наверное, страны.
– Ты, Сярега, картоху-та с грибам наворачивай, а не просто так, – посоветовал дед Тарасов, откинувшись на старом венском стуле и попыхивая «Примой». – Грибы-та нашенские, сам собирал, сам готовил.
Сережа нанизал на вилку солидный скользкий кусок груздя, осторожно попробовал. Да-а, это было вкусно!
– А мы пойдем за грибами завтра, – сообщил Вячеслав Андреевич и вытер платком испарину с покатого, с глубокими залысинами лба. – Лена у нас тоже в этом деле дока.
– Ну, дока не дока, а десятка два вагонов за свои годы насобирала, – улыбнулась тетя Лена, аккуратно очищая от скорлупы сваренное вкрутую еще в Твери яйцо. – И с груздями дело имела. Хорошие у вас грузди, Василь Василич.
– Ну так! – дед Тарасов победно выпустил струю дыма в потолок, распахнул ворот камуфляжа. Водочка, она свое брала, распаривала душу и тело. – Места здеся богатые, хошь косой коси. За грибам – эт хорошо. Хошь туда можно, – он махнул рукой с сигаретой в окно за спиной Вячеслава Андреевича, – хошь туда, – рука мотнулась в сторону приоткрытой в сени двери. – Тока к Лихой горке не забирайтеся, я всех городских предупреждаю. Наши-та и так не ходють, калачом не заманишь.
– Почему? – спросил Сережа, оторвавшись от груздей, а Вячеслав Андреевич перестал хрустеть свежим огурцом.
Дед потер седую щетину на подбородке и многозначительно поднял палец.
– Нехорошее место. Не выдумал, от стариков слышал, а те – от других стариков. Древняя история. Плясни, Андреич, еще чуток, и я расскажу.
– Только пейте уже без меня, – предупредил Вячеслав Андреевич. – Душно… Я лучше пепси-колы племянниковой. Или, вон, компота.
– Канпота так канпота, – легко согласился катьковский старожил. – Ну, таперя, как грится, за всеопчее наше здоровьице!
Выпив и занюхав водку рукавом камуфляжа, дед приступил к рассказу. Тетя Лена возилась в сторонке с какими-то пакетами, что-то там пересыпала и перекладывала. Вячеслав Андреевич,
устроившись вполоборота к столу, рассеянно смотрел в окно на наливающуюся темнотой кромку недалекого леса. А Сережа слушал с интересом.Было это дело, говорил дед Тарасов слегка заплетающимся языком, во времена тверского князя Михаила Ярославича. («Ну, который теплоход таперя, по Волге ходит, «Михаил Ярославич», мученик святой», – пояснил дед.) Разбитый московскими войсками, он с остатками дружины укрылся здесь, в дальнем лесном уголке своих владений, намереваясь пробираться в Литву за помощью. Чтобы потом напасть на Москву и в пух и прах разнести спесивых москвичей. Дружина стояла в одной из местных деревень, из тех, что сгинули теперь с лица матушки-земли, готовилась к дальнейшему походу в литовские пределы. Опасаясь преследования московитов-московитян, князь пустил по окрестностям дозоры. И вот один такой дозор забрел на Лихую горку. Только тогда ее еще не называли «Лихой» – был это безымянный холм у слияния двух ручьев. «Точнее, это сейчас ручьи, – поправился дед Тарасов, – а тогда были целые речки, навроде Осуги, Поведи, а то и Тверцы». Там, на том холме, когда-то располагалось древнее, времен волхвов, языческое святилище («Капище», – вставил Вячеслав Андреевич, все внимательнее вслушиваясь в размытую речь нового Бояна), а потом, при новой вере христианской, идолов скинули, святилище развалили. Одним словом, все как при революции или перестройке, будь они неладны, вместе с лысым Ильичом и лысым меченым Мишкой.
– Правильно, – сказала тетя Лена от своих пакетов. – Наш силикатный чуть ли не три года простаивал, люди ни черта не получали.
– Так вот, – покивав согласно, продолжал дед Тарасов, – взошли они на горку, чтобы осмотреться – трое их было али четверо… И пропали.
– Что значит пропали? – недоверчиво осведомился Вячеслав Андреевич. – Исчезли? Сквозь землю провалились?
– Да так вот и пропали. Провалились ли, исчезли… – Дед пожал узкими плечами. – Не знаю. То есть не все пропали, один остался, который на горку не ходил. Прибежал к князю, так и так, грит, бяда. Ну, снарядили туда отряд, все там облазили, нашли пустошь подземную…
– Ага, – кивнул Вячеслав Андреевич. – Нашли-таки.
– Так пустошь же, – стараясь твердо выговаривать слова, со значением сказал дед. – Пус-тошь. Пустое, значить, место. Навроде подземной пирамиды. Так никого и не отыскали. Оттого и горка – Лихая. Лихо, то есть – бяда. Уничтожили идолов – вот они и отомстили.
Дед покрутил в руке пустой стакан, дунул в него, выразительно взглянул на Вячеслава Андреевича. Тот, сделав вид, что не понял намека, отхлебнул компота. Поставил чашку и заговорил, адресуясь не к деду, а к давно уже переставшему жевать Сереже:
– Есть у нас на факультете такой курс для студентов – «История Верхневолжья». И читаю я его чуть ли не со времен этого самого князя Михаила Ярославича. А был он, кстати, не только князем тверским, но и великим князем владимирским. И, между прочим, племянником Александра Невского. Напутано тут немало у ваших стариков, Василий Васильевич, – перевел он взгляд на деда. – Не Москва била Михаила Ярославича, а сам он наголову разбил москвичей с татарами в битве при Бортенево. И владения тут были вовсе не тверские. Что такое Торжок? Новый Торг, новгородское поселение. Это уже потом он Торжком стал. Новгородские это были земли, а не тверские, Василий Васильевич. Хотя Тверь и давала ему прикурить, и не раз. Тот же Михаил Ярославич, победив новгородцев, вообще приказал срыть новоторжские укрепления, а позднее другой князь тверской, он же великий князь владимирский, Михаил Александрович, поджег посад, и город полностью выгорел. И не бежал Михаил Ярославич ни в какую Литву, а убили его в Золотой Орде из-за происков московского князя Юрия Даниловича. Тот хотел с помощью хана Узбека сместить Михаила Ярославича с общерусского княжения и самому получить ярлык на Владимир. А потом сын Михаила Ярославича Дмитрий Грозные Очи встретился в ханской ставке с Юрием Московским и отомстил ему за гибель отца: убил Дмитрий Тверской Юрия, и казнили его по приказу хана за этот самосуд. Вот так-то вот, Василий Васильевич.