Тайны гениев
Шрифт:
Тогда он не слышал ни гогота, ни грязных ругательств, но, лишь коснувшийся его слуха божественный глагол.
И вот этот звук Шекспир слышит вновь!
Поэт затосковал в забавах – ему стало не по себе.
И у Шекспира тут же пропала охота острить.
В следующее мгновение он бросился к дальнему столу.
И остолбенел!
Сонет говорит ему!!! Это Вы написали меня ночью, с огнем,
без помарок, но, Гений и мастер!
Почему Вы здесь?
Что Вы здесь делаете?
Что мне в вашем круге?
...Шекспир словно проснулся ото сна.
Что
Как может он, Шекспир, общаться с теми, кому он не осмелится прочитать своего сонета?
Как могут его уста извергать слова, которые столь же грязны и вонючи, как этот прокисший ранет в обнимку с клешней недоеденного омара.
Да вдобавок ко всему еще и – вонючий кнастер (этот мерзкий дешевый табак!)
Но у сонета есть необычное и весьма странное предложение. Может быть, Шекспиру стоит попробовать рискнуть пойти вместе с этим, который с намыленной мордой, в бильярдную и попробовать прочитать ему сонет?
Может быть, этот поймет небесность происхождения поэзии? (сонет ведь весь в молнию, то есть выше по касте, чем люди)
– Ему?
Безумие!!!
Чистейшее безумие!!!
Шекспир вдруг мгновенно почувствовал, как тоскует он в забавах мира, как ему чужда эта примитивная молва. Он лихорадочно считает, сколько он должен заплатить, и, как безумец, выскакивает в дверь.
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков, и смятенья полн.
Ибо божественный глагол коснулся чуткого слуха.
И по пути запустил прилипшую к рукам салфетку в какое-то пьяное привидение –
последнее препятствие в виде одного из ничтожных детей этого ничтожного мира, стоявшее на его пути к берегам пустынных волн, в широкошумные дубровы...
Вот, такой странный эксперимент.
Но настало время для третьего стихотворения.
Оно здорово усложнит нам нашу уже кажется достаточно ясную картину. Хотя оно на ту же тему, что и два предыдущих.
Это стихотворение Александра Блока, как и Пастернаковский “Шекспир”, тоже выросло из пушкинского “Пока не требует поэта”.
Причем из нескольких его строчек.
Но именно оно написанное за одиннадцать лет до пастернаковского стиха, в свою очередь, повлияло на него.
Нам предстоит понять, что стих Пастернака – реминисценция как пушкинского, так и блоковского стихов, что все три стиха кровно связаны друг с другом.
Итак, стихотворение Блока
Прочтя этот стих, можно сделать вывод о том, что его автор, поэт Александр Блок (или его лирический герой), бездомный пьяница, считающий к тому же, что настоящая жизнь не у того, кто “доволен собой и женой”, а у человека свободного ото всех условностей мира и поэтому одинокого.
Что он живет в будке, как пес.
Что он клянется в дружбе, лишь, когда напивается.
Вместо еды – вино.
Утром вместо того, чтобы радостно идти на работу, как на подвиг, он запирается в своей будке!
По утрам его рвет!
Великолепная жизнь!
А переспектива в ее окончании – “умереть под забором, как пес”.
Разве не ужасное стихотворение? И этого пьяницу, человеконенавистника, лицемера читают как великого державного поэта? Прекрасный образец для подражания и воспитания.
А знатоки и любители поэзии Блока с полным к тому основанием, рассердятся на меня: ведь я мог выбрать из сотен его стихов совершенно иные мотивы. Одно только хрестоматийное “Девушка пела в церковном хоре” чего стоит.
Или
“О, я хочу безумно жить”.
Или вспомнить, что умирая, Блок полз не к забору, как пес, а отправился прощаться к Пушкинскому дому:
“Вот зачем, в часы заката, Уходя в ночную тьму, С белой площади Сената ... Тихо кланяюсь ему”.Я же выбрал весьма специальный и совсем не характерный для Блока стих. Да еще предлагаю всем читателям этой книги обратить на него особое внимание.
Стоит ли он такого внимания?
Так вот, во-первых, вы не могли не заметить, что тема стихотворения Блока перекликается с пушкинским стихом и, безусловно, оказало влияние на стих Пастернака. И здесь, в этом стихе, принципы того, что Мандельштам называет орудийностью, доведены до совершенства.
До такого совершенства, что стих скрывает в себе прямо противоположный смысл.
Уже первая его строчка ведет непосредственно к Пушкину.
“За городом вырос пустынный квартал”.
Что же здесь пушкинское?
Все! Но только не впрямую.