Тайны осени

– Нет, - наконец произнесла она, - Натуси сегодня не будет…И завтра тоже…И послезавтра…

Голос от слова к слову менял интонации, превращаясь в шепот.

Люська часто-часто заморгала короткими белесыми ресницами, между которыми блеснула влага. Губы задрожали и слегка расплескали поднесенный ко рту напиток. Едва прикоснувшись, она поставила рюмку на место и умоляюще посмотрела на подругу.

Георгий, понимая, что так нужно, и что сейчас он услышит что-то страшное, последовал примеру хозяйки и опрокинул содержимое своей рюмки в рот. Единственное, что он почувствовал, это теплую, нагретую в ладони противную жидкость, которая даже не обожгла его.

Анна подняла уже помутневший взгляд на Карелина и с трудом произнесла:

– Сегодня действительно день рождения моей доченьки. Но она не придет. Потому что год назад умерла.

Предложения отделялись друг от друга паузами и в тишине комнаты, казалось, обретали физический объем.

Карелин стиснул зубы так, что они скрипнули, и на скулах обозначились желваки.

Происходящее вдруг показалось ему дурным сном, который сейчас закончится. Вот он протянет руку к бутылке, поднимет ее, ощутит пустоту в руке и проснется. Но стекло оказалось прохладным и вполне реальным. Ладонь ощущала шершавую этикетку, глаза наблюдали за прозрачной волнующейся жидкостью, а уши слышали звук льющейся в рюмки струйки. Он довольно неуклюже опустил бутылку на стол, и ее громкий стук вернул его к действительности.

Молчание нарушила Люська. Поднявшись, она подошла к Анне, обняла за шею и прижалась щекой к ее виску:

– Нюрочка, мне нужно бежать. Постарайся сильно не расстраиваться. Прошлого не вернешь, значит, судьба такая.

Чмокнув захмелевшую подругу в ухо, она исчезла за дверью, громко щелкнув английским замком.

Оставшись с Анной наедине, Карелин слегка растерялся, не зная, как себя вести. Но, будучи, мужчиной не слабым, который попадал в переделки и посерьезнее, он быстро взял себя в руки. Трезво оценив ситуацию, он принял ее такой, какой есть.

По правде говоря, выслушивать полупьяные откровения посторонней женщины ему совсем не хотелось. Он никогда не умел с легкостью отгородиться от чужих проблем, взваливая их на себя. А потом чувствовал чуть ли не пожизненную ответственность за человека, если тот оказывался более слабым. Вот и сейчас в нем уже пробивались и быстро крепли ростки жалости, участия и желания хоть чем-то помочь этой женщине. Он перестал бороться с собой и здраво рассудил, что сначала необходимо разрядить обстановку. Нужно заставить ее выплеснуть наружу все, что так тяготило ее в этот момент. Карелин посмотрел на Анну, молча опорожняющую бутылку, и пришел к выводу, что сделать это не составит труда.

– Вам нужно было мне сразу все сказать, - произнес с легким упреком Карелин, переставляя почти пустую бутылку на свой конец стола подальше от Анны.

– Вы бы тогда не пришли, - не поднимая глаз, зло бросила она и впервые за весь вечер потянулась за едой.

Подцепив кусок селедки, она откусила мякоть, ловко оставив на вилке скелет соленой рыбешки. Затем горками салатов наполнила всю свою тарелку и принялась есть. Этот процесс в ее исполнении происходил так привлекательно и аппетитно, что Карелин мгновенно ощутил страшное чувство голода.

Не дожидаясь приглашения, он нескромно придвинул к себе блюдо с пирогом, порезанным на большие красивые куски. Ничего подобного он в жизни никогда не пробовал. Проглотив несколько кусков подряд, он спохватился, что ведет себя не очень прилично и, извиняясь, абсолютно искренне похвалил:

– Пирог просто замечательный! Вы уж простите, что я так накинулся на него. Но оторваться от подобной вкуснотищи просто невозможно. Начинка из судака?

– Нет, семга. Я рада, что Вам понравилось. Кушайте на здоровье. Мне напротив очень приятно, - уже спокойно произнесла Анна и совсем мягко добавила, - Наташенька очень любила мои пироги…И сама замечательно готовила…

Анна достала сигареты и закурила. Георгий не перебивал, давая хозяйке возможность выговориться. Слушать он умел и сейчас весь превратился во внимание.

– Тяжело она мне досталась, - выдохнула дым Анна, - родила ее рано – в семнадцать лет, по большой любви. Через год расписались с мужем, а через месяц он ушел к другой. Спасибо, мама помогла дочку вырастить. Ночью работала, а днем сидела с Наткой, чтобы я смогла институт закончить.

– А что, муж так и не вернулся и ничем не помог? – спросил Георгий.

– Да нет, приходил, - фыркнула Анна не то с досадой, не то с презрением. – Только я прогнала. До сих пор не знаю, правильно ли поступила, оставив дочку без отца. Может, все тогда бы по-другому сложилось, и моя Наташенька сейчас жива была?

Она всхлипнула и с тоской посмотрела на Георгия.

– Вы долго его любили?

– К тому времени уже нет. Я его стала даже ненавидеть. Настолько я была вымотана пеленками, яслями, бесконечными ангинами, ветрянками вперемешку с экзаменами, учебниками, лекциями. Я ничего не успевала, даже поесть. И во всем винила его, своего бывшего. Но время, слава Богу, шло дальше. Дочка выросла красавицей. Как и ее мамочка, - Анна хмыкнула, - выскочила замуж в семнадцать лет. Вы ведь не осуждаете ранние браки?

Она в упор глянула на Карелина, застав врасплох своим вопросом.

– Н-нет, - спохватился Георгий, - не осуждаю, хотя и не приветствую. Но согласен, что возраст не всегда показатель зрелости. Бывают двадцатилетние мудрее некоторых сорокалетних. А иным и в сорок пять противопоказано заводить детей, дабы уберечь произведенное потомство от недостатка воспитания. Но я полагаю, у Вас не тот случай?

– Не тот, - согласилась Анна. – Проблемы возникли в другом и несколько позже.

Она посмотрела совершенно трезвым взглядом на Георгия, мучаясь над вопросом, стоит ли посвящать в семейные тайны постороннего, к тому же мужчину. Ведь у них, у мужиков, совсем другие взгляды и ценности! Она замотала головой из стороны в сторону, прогоняя ненужные мысли. Да ладно, чего уж теперь! И продолжила.

– А через четыре года у нас появился Артемка, - от этих слов глаза ее засветились, наполнившись любовью и слезами. Голос приобрел необыкновенную мягкость и нежность. – Он очень похож на меня. Все говорят, - будто убеждала кого-то Анна.

– Значит симпатичный, - сделал комплимент Георгий и неожиданно для себя отметил, что Анна была бы «очень даже ничего», если бы не красная кожа лица и ужасные мешки под глазами.

– Я не то хотела сказать, - очень по-детски смутилась женщина и застенчиво отмахнулась ладошкой. – Сама знаю, что выгляжу отвратительно. Но все равно, спасибо, - и добавила с кокетством, неистребимым в женщинах никакой силой, - я ведь в молодости действительно была красивой.

– Зачем же Вы тогда так безжалостно поступаете с собой? – с опаской ступил на скользкую почву Георгий и кивнул на вторую початую бутылку.

Анна сложила руки на столе, облокотилась на них грудью и, вытянув шею к Георгию, зашептала, преобразившись в старую пьяную женщину:

– А Вы знаете, что чувствует женщина, когда ей говорят, что ее ребенок обречен? Когда родился Артемка, врачи отказались помочь, потому что были бессильны. Заболевание, увы! здесь не лечится! Но все же оставили нам крошечную надежду. Посоветовали отвезти за границу. Там, как будто бы шансы ребенка поправиться увеличивались. Так что, копите денежки!