Тайны подмосковных лесов
Шрифт:
Из портфеля участкового появилась новая бутылка коньяка. И крутая мужская пьянка продолжилась. Юрию Николаевичу, чтобы опьянеть, наверное, нужно было выпить ведро. Но и Аркадий не пьянел тоже, осовел лишь один толстый Ройдерштейн.
– Соври что-нибудь, товарищ Зубов, из своей милицейской хроники, предложил Жорик.
– Да нет, Жор, ничего за последнее время интересного. Только вот одно, разве что, - равнодушно зевая, сказал Зубов.
– Помнишь, я тебе рассказывал, один двоих замочил, нашего одного, Кольку-пьяницу и этого Ксан Ксаныча, ну, кирпичный особняк у него на горке. Так вот, что мне недавно рассказали. Два года назад на Киевском шоссе застрелили лейтенанта ГАИ Орлова. Убили ночью, никто ничего не видел, следствие зашло в тупик. А вот недавно следы привели к одному скупщику машин. И выяснилось, что как
– Вот молодцы, - улыбался Ройдерштейн.
– А говорят, плохо органы работают. Ничего, теперь его найдут и впаяют, гаду, вышку. Озверели совсем...
– Ты его попробуй сначала найди. Страна у нас большая, а весь мир ещё больше. Границы открыты, беги, куда хочешь по поддельным документам. А денег у таких куры не клюют, это не нам, голодранцам, чета.
– А какой он из себя, Хряк этот? Чтобы хоть знать, мало ли что, интересовался Жорик, вытирая обильно текущий по лбу пот.
– Видел я его фотографию. Плотный, кудрявый, седой, видный, одним словом, мужчина. Машину водит классно, шоферил одно время в Домодедово, там его хорошо знают. Видимо, за ним ещё крупные дела имеются, разбогател он тогда, в девяносто втором больно быстро - квартиру себе купил в престижном районе, дачу, иномарки то и дело менял. А как раз тогда несколько сбербанков бомбанули и обменных пунктов, тогда начали свободно валюту менять. Так вот, есть подозрение, что и Хряк этот, и тот, кого он застрелил у себя на даче, Помидор по кличке, и грабили эти сбербанки. Они тогда гримировались грамотно, видимо, консультант у них был классный. Один-то из грабителей, Варнак, был вскоре убит. Больше никого не нашли. А было их четверо, трое грабили, один прикрывал, по очереди. Показывали фотографии Хряка, Варнака и Помидора сотрудникам банков, Варнака точно опознали, а насчет двух других сомневаются. Но по комплекции, вроде бы, они. А вот кто четвертый, не знает никто.
– Вот живут люди!
– смеялся Жорик.
– Убивают, банки грабят и гуляют себе! А мы тут сидим и не знаем, что завтра наши дети кушать будут - хлеб с солью или соль с хлебом!
– Ладно, Жор, не переживай! Скоро ты будешь мацу кушать и рыбу фиш в теплых краях, - смеялся Зубов.
– На кой хер мне эта маца?!
– возмущался Жорик.
– Я русский, понимаешь ты, такой же русский, как и ты! Мой отец до Берлина в танке доехал, у него вся грудь в орденах. А мать в санитарном поезде работала, столько жизней спасла. Они, кстати, и не собираются никуда ехать, только мы с Верой и дети. А ты мне говоришь - маца. Страсть как нужен мне их шабад!
– Не обижайся, Жорик. Что я, Давида Георгиевича не знаю? Они же с батькой покойным дружили, со своими "Запорожцами" горбатыми вместе валандались, на рыбалку ездили...
– Да не обижаюсь я. И никуда не хочу уезжать. Только жить не на что, кругом рэкет, кругом убийства, все крутые... Нет уж, поеду доживать век в спокойное место, боюсь за детей, сил нет...
После того, как Жорик совсем осовел и заснул прямо за столом, Аркадий и Зубов пошли по домам... Было уже около десяти вечера, но темнеть только начинало...
– Тоже вот ничего отстроился, - кивнул Зубов на дачу покойного Эдика Заславского.
– Братишка его младший. Крутой до умопомрачения. Всю округу в страхе держит.
– Бандит?
– спросил Аркадий.
– А как же? Сам рано загнулся, не дожил до своего звездного часа, такая был зараза, спасу от него не было.
– А что же вы не арестуете, если бандит?
Юрий Николаевич громко расхохотался.
– А за что? Какие против него доказательства? Там круговая порука. Да он уважаемый человек, у него все вокруг куплено-перекуплено, хоть все знают, что за ним несколько ходок. Все все знают, но никто сделать им ничего не может. Они гибнут только от рук своих, как вот этот Помидор, например. Я присутствовал на обыске у него дома. Видели бы вы, как он жил. Такая роскошь, чистота, благость. Но наличных денег не нашли, видать, пошуровали уже друганы. Волчья жизнь, собачья смерть... А если и попадают в тюрьму, то быстро выбираются. Деньги все решают. Там только и сидят бытовики всякие, горемыки,
мужичье злополучное. А ворам и там лафа, живут, как у Христа за пазухой.– Юрий Николаевич, - вдруг спросил Аркадий.
– А вы не слышали о человеке по кличке Ворон?
– Ворон-то? А кто же про него не слышал? Вот вы даже... Личность известная, лютая личность. Его и свои боялись. Мы как раз недавно с подполковником Николаевым из Управления Внутренних дел о нем разговаривали. Ворон же в девяносто втором бежал из лагеря и исчез. Ни слуху про него, ни духу. Его боятся закладывать, знают - из-под земли достанет. Знают, кстати, и другое - если не выдашь, он может здорово помочь в трудную минуту, с большими связями человек. И в нашем мире тоже. Кстати, он с этими Хряком и Помидором сидел вместе. Но участвовал ли он в ограблениях, это неизвестно. Ходил слушок, что убили его, как и Варнака, только втихаря, а кто-то говорил, что за кордоном он, в Варшаве будто бы его видели. Не человек призрак... А личность приметная - правый глаз у него не видит, бельмо на нем.
– А где он потерял глаз?
– спросил Аркадий.
– А что вам до его глаза?
– удивился Зубов.
– Этого никто не знает, первый раз в лагерь Ворон попал уже одноглазым, а сам он про это никому не рассказывал. По документам он Бородин, но есть мнение, что это не его настоящая фамилия. Это очень скрытный человек, держится особняком, но в законе. Уважают его в этом мире. А правило у него такое - работает только с теми, кто ему чем-то очень обязан. Многие нераскрытые дела о грабежах, убийствах с ним связывают. Но доказательств никаких. Его ещё никто никогда не выдал.
– Да, - покачал головой Аркадий.
– Интересно вы рассказываете. Даже страшно жить становится.
– Эх, Аркадий Юрьевич, - вздохнул Зубов.
– Насмотрелись бы и наслушались с мое, вообще бы жить не захотелось.
– Я тоже кое-что видел, - отвечал Аркадий.
– Но... живу.
– Наслышан, наслышан про ваше горе. Хоть с Марией Ростиславовной и не был знаком лично, но видел ее... Такая красивая женщина... Да...
– А, между прочим, против меня возбудили тогда уголовное дело по факту гибели Маши. Если бы не связи Леонида Петровича, брата тестя, могли бы и засудить... Так вот...
– А что? Дурацкое дело нехитрое. Сесть недолго, а бандиты ходят себе на свободе и смеются над нами.
– Ну не все смеются, - возразил Аркадий.
– Сами же рассказывали, кое-кому уже не до смеха.
– Тоже верно, и их жизнь не сахар. По лезвию бритвы ходят, волки.
– Да не волки, скорее - вороны. Только глаз друг другу запросто выклюют.
– Ладно, спокойной ночи, Аркадий Юрьевич. Вы уже дома, а если что Привокзальная дом десять.
– Спокойной ночи.
Корнилов открыл калитку, вошел в сад, сел на скамейку и долго глядел на звезды. Было уже почти совсем темно. Воспоминания будоражили его, новые повороты судьбы поражали своей неожиданностью.
В доме было тихо, видимо, Катя с Андреем уже легли спать. А Аркадию спать совсем не хотелось. Он курил, смотрел на звезды, ему казалось, что где-то там высоко в небе находится его Маша, казалось, что она смотрит на него своими ясными карими глазами и шепчет ему: "Аркаша, Аркаша, я люблю тебя, родной мой, я горжусь тобой. Я все вижу оттуда, ты делаешь все правильно, а когда мы с тобой встретимся, чтобы уже никогда не расставаться, ты мне подробно расскажешь обо всем, о своих мыслях, о своих чувствах." Слезы выступили на глазах у Аркадия. Он начал шептать в ответ: "Машенька, Машенька, родная, я виноват перед тобой, я не уберег тебя, я убил тебя." - "Нет", - возражала Маша.
– "Ты ни в чем не виноват. Обстоятельства тому виной, страшные обстоятельства, которые выше нас." "Обстоятельства?!!!" Аркадий закусил до крови губу, содрогаясь от страшных воспоминаний.
... Первое ноября 1992 года. Полдень. Мост через реку. Бежевый "Жигуленок" сзади... Он набирает скорость, подрезает их... Справа на переднем сидении человек... Он в темных очках... Но вот он их снимает... Аркадий узнает его! Это же... Господи! Быть того не может! Что же они так мучились, страдали почти двадцать лет?! Он же жив и здоров! Но Маша не видит его... Что-то у него с правым глазом, какой страшный у него глаз... Он улыбается Аркадию, жутко улыбается...
– Маша, Маша, ты что, не видишь, кто это?! Смотри!!!