Тайны подмосковных лесов
Шрифт:
– Не гони так, Аркадий, осторожней, смотри, что они делают!
– П о с л е д н и е с л о в а М а ш и...
"Какие там обстоятельства: Виной всему, прежде всего, моя дурацкая мягкотелость, интеллигентность вшивая. Переживал почти двадцать лет, что убил эту падаль, а теперь переживаю и буду переживать всю жизнь, что не убил. Но я клянусь тебе, дорогая моя, что хоть я и не сберег тебя, то сберегу Катеньку, он теперь и к ней подбирается. Но... время разбрасывать камни, время собирать камни. И не силуэт он, не призрак, он - ворон, с клювом, перьями, когтями. Все мощное, сильное, но мясо и кровь у него самые обычные, только зараженные падалью. И он придет ко мне, придет, настанет час... Очень скоро настанет..."
Маша
5.
В апреле 1995 года, к своему великому удивлению, Эдуард Николаевич Жабин по кличке Рыжий вышел на свободу. Его дело было пересмотрено, и ему дали вместо 104-й 105-ю статью - убийство при превышении пределов необходимой обороны. Ловкий, непонятно откуда взявшийся адвокат так повернул дело, что оказалось, что Рыжий лишь защищался от посягательств на его жизнь озверелого Миколы и всего лишь превысил пределы необходимой обороны, нанеся незадачливому сопернику около дюжины ударов ножом. По этой статье ему полагалось до двух лет, которые он уже успел отсидеть, и он, вылупив глаза от изумления, был просто напросто выпущен на свободу прямо из зала суда Черемушкинского района. Все получилось невероятно быстро появление в зоне адвоката, апелляция в вышестоящий суд и, наконец, сам суд, прошедший быстро и гладко. Рыжий, как попугай, твердил заученные слова, внушенные ему адвокатом, весь этот вздор сочли убедительным, и вот... она шагает по весенним московским улицам. Адвокат высокомерно распрощался с ним, сказав, что ему заплачено, не получив и не желая получать от Рыжего даже элементарного "спасибо", сел в новенькую "девятку" и сгинул. А Рыжий, раззявив рот, глядел по сторонам. Он закурил "Приму", потянулся и решил было направиться домой на улицу Хулиана Гримау, где теперь жила только мать. Он знал, что с полгода назад погиб в пьяной драке его папаша, что Зинка неожиданно вышла замуж за Юшкина, злобного хулигана из соседнего дома, который теперь весьма удачно торговал товарами народного потребления и имел собственный ларек неподалеку от дома.
Рыжий как раз подходил к метро, когда около него остановилась серебристая "Тойота". Машина бибикнула, но Рыжий не обратил на это никакого внимания.
– Эй, Рыжий!
– окликнул его из автомобиля прокуренный женский голос. Теперь он оглянулся.
На переднем сидении рядом с бритоголовым водителем сидела крашеная размалеванная блондинка лет пятидесяти, вальяжная, дородная с сигаретой в унизанных кольцами пальцах.
– Садись в машину, - не терпящим возражений тоном сказала она.
Рыжий понял, что надо садиться без всяких возражений.
– Поехали, Костя, - лениво произнесла женщина, и машина тронулась.
– Ну что, доволен?
– обернулась на него дородная блондинка.
– Здравствуйте.
– Рыжий сразу проникся огромным уважением к этой женщине. Он понимал, что она имеет полное право так с ним разговаривать.
– Здорово, бык. Дай хоть взглянуть на тебя.
– Она презрительно усмехнулась.
– Бык и бык, таких табуны по улицам топочут. На кой хер ты нужен? Впрочем, не мои бабки, не мое дело. Меня зовут Элеонора Вениаминовна. Понял? Выговорить сумеешь?
– Сумею, почему же нет?
– Ну так повтори.
– Элеонора Вениаминовна, - четко повторил Рыжий.
– Ну, грамотей... За спиной три класса и коридор. Как там у хозяина? Сладко?
– Жить можно. Но здесь как-то лучше.
– Остроумен, однако. Так гуляй, коли здесь лучше. Жить-то на что кумекаешь, парень красивый?
– Да что-нибудь придумаю.
– Ты уж придумаешь!
– расхохоталась она, обнажая золотые зубы. Слыхала уж, что ты придумал. Слышь, Костя, они с каким-то духариком шмару не поделили, так они сначала шмару эту зарезали,
– Да..., - замялся Рыжий.
– Так получилось.
– Разговор этот мало ему нравился. В зоне его уважали, никто не трогал, он сам рожи чистил только так. А эта фифа говорит с ним, как с пацаном. Просил он, что ли, об освобождении? Отсидел бы и ещё два года за милую душу.
– Получилось у него..., - брюзжала крашеная.
– Работал то кем?
– Дворничал, слесарил в ЖЭКе.
– Ну ты уморишь меня! Слесарил он... И много ты там наслесарил?
– Мне хватало.
– Суров ты больно, парень красивый. Навешал бы ты ему пиздюлей, Костя, чтобы не выпендривался.
– Да ну, - пробасил бритоголовый.
– Зарежет еще.
Крашеная вся затряслась в неукротимом смехе.
– А запросто! Истыкает тебя ножом, как подушку булавками. Ну, бык! Умора с тобой, да и только. Ладно, вот что, слесарчук херов, пока будешь работать с Костей, завтра подъезжай к Киевскому вокзалу к восьми утра. Там тебе все объяснят. А сейчас возьми полторы сотни баксов да погуляй. Ладно, хрен с тобой, послезавтра приходи, завтра побалдеешь еще, отожрешься после казенных харчей. Смотри, не опаздывай. Все, притормози-ка здесь, Костя. Все, выметайся отсюда! Дуй домой, нажрись, похмелись, а послезавтра чтобы как штык!
– До свидания, - пробормотал озадаченный Рыжий.
– Век бы вас всех не видела!
– отвечала Элеонора Вениаминовна. Поехали, Костя!
Жизнь била ключом. Только что привезли из зоны, из-под стражи в зале суда выпустили, а теперь ещё и работу предлагают. Не жизнь - лафа! Все за просто так, конечно, не делается. И Рыжий прекрасно понимал, к т о стоял за спиной адвоката, кто стоит за спиной Элеоноры Вениаминовны. Но задавать вопросов он не стал. Этому был приучен - никаких лишних вопросов. Что ему положено знать, он и так в свое время узнает. А теперь его дело слушать, что ему говорят, сопеть в две дырки и исполнять.
Впереди было полтора дня отдыха. Рыжий купил две бутылки водки, пивка, закуски и поехал домой.
... В квартире была окончательная разруха. Запах стоял - не продохнуть. Постаревшая, насквозь пропитая мать в тельняшке и шароварах стояла перед ним и дымила ему в нос "Беломориной".
– Эдик, сынок, - расплакалась она и облобызала сыночка. Рыжий даже чуть не отпрянул от нее, до того уж мерзкий запах она источала. Стерпел, однако.
– Здорово, мам. Как ты тут?
– Плохо, сынок, дальше некуда. Здоровья нет, а Коляка-то наш...
– Она истошно заголосила.
– На кого ж ты меня, несчастную, покинул?! А-а-а! Зачем ты так рано сгинул?! А-а-а! Никому-то я теперь не нужна! А-а-а!
От всего этого Рыжему стало не по себе. Сразу захотелось на свежий апрельский воздух.
– В отпуск приехал, сынок?
– спросила мать, отхаркнув прямо на пол.
– Там отпуск не дают, - ухмыльнулся Рыжий.
– Пересмотрели мое дело. Другую статью дали. А я за неё уже отсидел два года. Подчистую освободился!
– О-о-ой, к-а-акой ты молодец!
– запела мать.
– Ну теперь мы заживем. А то и не чаяла тебя увидеть. Зинка зараза, как замуж вышла, так и глаз не кажет. Западло ей с матерью посидеть, полялякать. Она теперь у нас богатая, "Смирновскую" пьет, икрой закусывает, матерью родной брезгует, сучка.
– Как они там живут?
– Живут, не тужат. Торгуют, одним словом. Ларек на ходовом месте, а они знай купоны стригут.
Рыжий вывалил на стол гостинцы - водку, пиво, колбасу, банку импортной селедки.
– Кормилец мой!
– орнула мать и снова попыталась лизнуть его в лоб, но Рыжий вовремя увернулся от её ласки.
Тогда мать стала открывать водку и разливать по грязным стаканам...
Весь следующий день он похмелялся со старыми корешами по двору, но наутро был как огурчик. И ровно в восемь часов был там, где ему велено.