Тайны смертей русских поэтов

Несмотря на то, что причины, которые подтолкнули поэтессу к роковому решению, так и остались до конца не выясненными, можно предположить, что это была совокупность непроходящей нищеты, душевного нездоровья, притеснений НКВД и сама Елабуга – бесцветная и безгранично жестокая провинция, куда Цветаеву привела жизнь.

Однако самоубийство обычно происходит вдали от чужих глаз и, по мнению самой Цветаевой, сказавшей эти слова о Маяковском, «длилось оно не спуск курка». По мнению исследователей, Цветаева еще задолго до своей смерти размышляла о самоубийстве, как бы программируя на него свое сознание, ведь недаром важную роль в ее творчестве играла тема смерти и сопутствующих ей негативных эмоций, достаточно вспомнить хотя бы ее известное произведение, написанное незадолго до смерти, которое так и называлось – «Смерть»:

Смерть – это нет,

Смерть – это нет,

Смерть – это нет.

Нет – матерям,

Нет – пекарям.

(Выпек – не съешь!)

Смерть – это так:

Недостроенный дом,

Недовзращенный сын,

Недовязанный сноп,

Недодышанный вздох,

Недокрикнутый крик.

Я – это Да,

Да – навсегда,

Да – вопреки,

Да – через всe!

Даже тебе

Да кричу, Нет!

Стало быть – нет,

Стало быть – вздор,

Календарная ложь!

Что же привело к формированию в ее мозге суицидальных идей, ведь родилась и выросла она во вполне респектабельной и уважаемой семье?

Марина Цветаева родилась в 1892 году в Москве. Ее мать была известной в то время пианисткой, ученицей А. Г. Рубинштейна, а отец – профессором столичного университета, основавшим в районе Волхонки Музей изящных искусств.

Детство Марины Цветаевой прошло за границей. Она много времени провела в Швейцарии, Франции, Италии и Германии, сопровождая свою медленно умиравшую от чахотки мать на различных курортах и в оздоровительных заведениях.

Частые переезды не давали девочке возможности постоянно учиться в одном и том же учебном заведении. В конечном итоге ее образование начало пестрить разноцветными лоскутами разнородных и часто никак не скомпонованных знаний, почерпнутых в российских гимназиях, пансионах Фрейбурга и Лозанны. Богато одаренная от природы, девочка быстро овладела немецким и французским языками.

Становление Марины Цветаевой как поэтессы тесно связано с деятельностью московских символистов. Она свела близкое знакомство с В. Я. Брюсовым, который оказал сильное влияние на формирование ее ранних поэтических мировоззрений. Подружившись с Л. Л. Кобылинским, Цветаева стала принимать участие в мероприятиях, организуемых руководством издательства «Мусагет».

Большое влияние на становление поэтического дара Цветаевой оказал М. А. Волошин, когда она гостила у него в Крыму. В своих первых сборниках стихов «Волшебный фонарь» и «Вечерний альбом», а также в поэме «Чародей» поэтесса отдавала предпочтение детальному и очень точному описанию прогулок по бульвару, домашнего быта, портретов друзей и знакомых, отношений между членами ее семьи. Все это пронизано духом юности и детской простоты, которую Марина спустя какое-то время утратила, перейдя на более сентиментальные темы. В ее произведении «На красном коне» хорошо видно, как прежний простодушный стиль изложения переходит на романтический и интригующий, свойственный большинству сказочных поэм и баллад.

В 1920-х годах творчество Цветаевой стало еще более зрелым. Из-под ее пера вышли книги «Ремесло» и «Версты», в которых все так же присутствует дух сказки, но уже с более серьезной политической и социальной подоплекой. Тут же имеется и цикл стихотворений, посвященных современникам Цветаевой, поэтам А. А. Ахматовой, А. А. Блоку и другим, а также реальным историческим личностям или таким легендарным литературным героям, как Марина Мнишек и Дон Жуан.

Если сравнивать Марину Цветаеву с другими российскими поэтами, можно увидеть, что их творчество существенно разнится благодаря мотивам их произведений. Если у Есенина, Пушкина и Брюсова в творчестве преобладает возвышенный романтизм, пронизанный духом надежды, особенно в любовной лирике, то в произведениях Цветаевой, напротив, ведущими являются мотивы горя, обездоленности, отчаяния и сопереживания угнетаемым и гонимым, к которым поэтесса причисляла и себя.

С 1918 по 1922 год Марина проживала в охваченной революцией Москве, с трудом перебиваясь случайными приработками, вынужденная практически одна содержать своих малолетних детей. В это время ее муж С. Я. Эфрон служил в белой армии, поэтому Цветаева терпела многочисленные неудобства. В довершение ко всему и сама поэтесса активно сочувствовала белому движению, смело объявив об этом в своем сборнике стихов под названием «Лебединый стан».

С 1922 года Цветаева начала вести эмигрантскую жизнь. Она некоторое время жила в Берлине, затем в Праге, потом, в 1925 году, в Париже. Она постоянно ощущала нехватку денег и элементарных вещей, в том числе и еды. Критики и земляки-эмигранты с каждым днем относились к ней со все большей враждебностью.

В 1937 году муж Цветаевой, Сергей Эфрон, мечтая, наконец, вернуться в СССР, согласился стать заграничным агентом НКВД. Но прошло совсем немного времени, и он неожиданно обнаружил, что оказался замешанным в заказном политическом убийстве. Понимая, что лишних и слишком умных свидетелей нигде не любят, он бежал из Франции, вернувшись, наконец, в Москву. Вскоре Марина с сыном вслед за Сергеем и дочерью также вернулись на родину.

Через несколько месяцев, в 1940 году, в Москве и начался роковой для Марины Цветаевой путь, в конце концов приведший ее к смерти. Тогда она, уже отчаявшаяся найти для себя место в новом послереволюционном мире, писала в дневнике: «Меня все считают мужественной. Я не знаю человека робче, чем я. Боюсь всего. Глаз, черноты, шага, а больше всего – себя, своей головы, если эта голова – так преданно мне служащая в тетради и так убивающая меня в жизни. Никто не видит, не знает, что я год уже (приблизительно) ищу глазами – крюк…».

Итак, Марина уже напрямую говорит о крюке, год спустя которым все-таки решится воспользоваться. Что же подтолкнуло ее к этому? Возможно, последним гвоздем в крышке уже маячившего на горизонте гроба стал арест ее близких людей, настигший Марину ровно за год до того, как была сделана эта запись в дневнике. Адриана и Сергей Яковлевич Эфрон, дочь и муж Цветаевой, были схвачены полицией и отправлены одна в тюрьму, другой – на плаху.

Следом за первой в дневнике Цветаевой появилась еще одна запись: «Я год примеряю смерть. Все уродливо и страшно. Проглотить – мерзость, прыгнуть – враждебность, исконная отвратительность воды. Я не хочу пугать (посмертно), мне кажется, что я себя уже – посмертно – боюсь. Я не хочу умереть. Я хочу не быть. Вздор. Пока я нужна… но, Господи, как я мала, как я ничего не могу! Доживать – дожевывать. Горькую полынь».

Но все же, несмотря ни на что, Марина Цветаева была сильной, и хотя несчастье, обрушившееся на семью, подкосило ее, у женщины все же оставалось немного сил на последний рывок вверх, к воздуху. Ей надо было жить хотя бы ради сына. Однако злая судьба не дала ей этой возможности, отобрав смысл жизни любой творческой личности – Цветаеву перестали печатать.

Если в эмиграции ее произведения хоть как-то доносились напечатанным словом до читателей, то после возвращения в Москву даже эта ниточка, связывающая ее с литературными кругами России, прервалась.

Арест дочери, гибель мужа, запрет на распространение произведений, война, эвакуация, унижения, нищета, затем Елабуга, Чистополь и опять мысли о самоубийстве… Круг замкнулся, и злосчастный «крюк» вновь возник на горизонте жизни Цветаевой.

Последние дни Марины Цветаевой прошли в безвестной пелене отчаяния. Во многом душевное состояние поэтессы можно почувствовать, прочитав воспоминания о предсмертном периоде ее жизни Лидии Чуковской, которая опубликовала их в книге «Предсмертие».

Вот первые впечатления Чуковской от встречи с Цветаевой в тот период: «Женщина в сером поглядела на меня снизу, слегка наклонив голову вбок. Лицо того же цвета, что берет: серое. Тонкое лицо, но словно припухшее. Щеки впалые, а глаза желто-зеленые, вглядывающиеся упорно. Взгляд тяжелый, выпытывающий.