Тайны темной осени
Шрифт:
Но я подошла ближе и спросила в дверь:
— Эй! У вас разлилось что-то…
Тишина. Только на грани слуха показалось, что вроде бы прошуршало внутри что-то. Прошуршало и спряталось, может быть, в гардеробную нишу. Ниша как раз была с этой стороны коридора. Я почти чувствовала нечто, там затаившееся. Не передать! Но это было тягучее и одновременно острое чувство с адреналиновым запахом.
— Эй, у вас всё в порядке?
Тишина. Полустон-полувскрик, тут же задушенный… ладонью? Влажный шуршащий звук, будто кто-то что-то протащил по полу и бросил.
— Эй! — я не выдержала и толкнула дверь.
Меня
Я шатнулась назад, слыша чей-то непрекращающийся визг, на одной ноте, и вдруг поняла, что это визжу я сама, но замолчать удалось не скоро, а когда удалось — то меня стошнило, прямо на лужу крови под ногами, успевшую натечь в коридор. Стошнило и повело в сторону, вниз, на красную ковровую дорожку и там я, наверное, отключилась на какое-то время, пришла в себя почти сразу, но — на полу, совсем рядом с… с… с кровавым пятном… Поползла назад, ничего уже не соображая от ужаса, на что-то наткнулась, замерла. Меня трясло, губы прыгали, сознание снова собралось в подкоп, пересидеть самое страшное.
— Твою мать, — сказал надо мной усталый раздражённый голос проводницы. — Трупяк с расчленёнкой. В моём вагоне.
Ну, она железная! А я похвастаться такой выдержкой не сумела. Я не сумела даже встать, — меня поднял невесть откуда возникший Похоронов. Взял на руки, отнёс в наше купе и уложил на полку. Я открыла один глаз и посмотрела на него. Лучше бы не смотрела!
Он был страшен! На сумрачном, тёмном каком-то лице, ярко горели глаза. Они, положим, и так у него были не тусклые, но сейчас их словно подожгло изнутри яростным гневом.
— Сказал же, купе — не покидать! — зашипел он злобно!
— Мне… надо было, — пролепетала я, пытаясь объясниться.
— Надо ей было! — бушевал он. — Видела? Видела, тебя спрашиваю?!
— Ч-что… что это б-было?
— Кукла, — безжалостно отрезал он. — Она привязана к тебе, идиотка. Осознай и не делай больше глупостей.
Кукла. Ко мне. Сумасшедшая кукла-убийца. Всё это настолько выходило за грань моего разума, что я не могла его воспринять. Но кровь в соседнем купе — была. Разбросанные среди перевёрнутых вещей останки — были. Там ехала какая-то девушка. С собачкой. Не пощадили даже собаку…
Я перевернулась на бок, спиной к проклятому Похоронову, натянула на голову одеяло и заплакала. Потом, сквозь слёзы, ко мне на мягких лапах подошёл Бегемот. Сейчас, с закрытыми глазами, я очень чётко воспринимала его, и понимала совершенно точно, что это именно кот, а не таинственная кукла-убийца. Он прошёлся вдоль меня, сунул мокрый холодный носяру мне в ухо и бухнул привычным басом «мруфф, м-р-р-руфффф»… Я хотела сказать ему: «Ты же мёртвый. Ты умер, я видела сама!» И не сказала. Он не был врагом, хоть и был мёртвым, а остальное не имело значения.
Было
жаль кота, ещё жальче стало себя, я начала всхлипывать, кусая подушку, окончилось всё ожидаемо: потоком соплей и слёз.А потом сон наполз на меня как туман и погрёб под собою.
Я проснулась резко, рывком. Проснулась отдохнувшей и свежей. Но едва вспомнила пережитое, как в виске тут же поселилась противная ноющая боль. Не мигрень, слава богу. Но тоже хорошего немного.
Я села, спустила ноги с полки. Похоронов невозмутимо смотрел в экран своего ноутбука, на меня не оглянулся, хотя, конечно же, знал, что я проснулась. Он знал всё.
Я запустила пальцы в волосы. Они встрепались и перепутались, и помыть бы голову не помешало, но я вспомнила запотевшее зеркало и то, как на нём сам собой начал проступать, наливаясь кровью, портрет проклятой куклы, и передумала мыть голову. Сойдёт и так… разве только расчесаться…
Во что я вляпалась? Что за дрянь ко мне привязалась? Почему? За что?! Кажется, я задала вопрос вслух, потому что Похоронов отвлёкся от монитора и сказал сурово:
— Ни за что.
Я хмуро глянула на него. А ты-то сам за что со мной случился?! С самой первой встречи на Республиканской. Я бы с радостью в глаза тебя не видела. Но увы. Сижу вот, смотрю и не знаю, что делать.
— Расскажи, — потребовала я. — Расскажи всё! Я имею право знать!
— Всё — не расскажу, — ответил он. — Только то, чего достаточно, для того, чтобы мне работать не мешала!
Я перебралась поближе к столику, положила руки на поверхность как примерная школьница.
— Кофе будешь? — деловито спросил Похоронов.
— Давай.
С чего бы мне отказываться от кофе? Тем более, у него был какой-то, хоть и растворимый, но совершенно обалденный. С пряной горчинкой, кажется, кардамоном. На изумительном карамельном с ванилью и корицей фоне. Не могу лучше объяснить, я не гурман и не дегустатор. Но что-то подсказывало мне, что такого кофе я больше нигде и ни у кого не увижу.
— Что ты знаешь о своём городе? Извини, зайду издалека, иначе не поймёшь ничего. А понять надо.
Спросил! Я почесала голову, уточнила на всякий случай:
— Ты о Петербурге?
— Да.
— Ну… город Петра Великого… Захотел устроить Северную Венецию, — устроил. Столицу из Москвы в него перенёс…
Похоронов поднял ладонь, и я замолчала. Он долго рассматривал меня своими голубыми гляделками, молчал, и от его молчания становилось не по себе.
— Что не так? — не выдержала я наконец.
— Всё, — честно признался он. — Ты ничего не знаешь… Так странно, разговаривать с тем, кто не знает ничего.
— Так объясни!
— Петербург — это Город-Сумрак, Город-Дверь, — сказал он наконец. — Он построен был на тех местах, где издавна стояли древние капища местных племён, построен именно затем, чтобы контролировать, помимо морских путей и Севера, ещё и Дверь. Сейчас знание утрачено, старых хранителей не осталось почти никого, а молодые… В общем, не очень-то они справляются. И лезет, лезет в приоткрытую дверную щель… всякое. Оттуда. С той стороны. Не всегда с добром. Вот ты квартиру в доме купила. Хоть бы поинтересовалась для начала, где его выстроили!