Тайны темной стороны
Шрифт:
Остров раскинулся километра на полтора-два вдоль течения, и я истратил более чем полдня, но так ничего и не нашел. Мне попадались более или менее сильные «пятна», но это все было «не то», к духу острова они явно отношения не имели. Время шло, и солнце уже начало свой спуск к горизонту. Почувствовав голод, я решил вернуться к избе и пообедать. Подойдя к дому, я стал звать старуху, чтобы предложить пообедать вместе, но она куда-то запропастилась. Без нее я не мог начать готовку, поскольку не знал, можно ли мне готовить в печи или же следует уйти в лес и там сделать костер. Решив обождать, пока она появиться, я плюхнулся на лавку возле дома, на которой моя хозяйка проводила почти все свое время. Странные чувства нахлынули на меня. Это были какие-то приливы внимания и теплоты, и при этом ассоциировавшейся почему-то с красно-коричневым цветом. Лавка
Я остановил мысли. Все поплыло, и наступил мрак. Затем пришло некое фиолетовое марево, а через какое-то время я увидел мгновенно и полностью всю местность, реку и старухины огороды. Затем опять все исчезло в фиолетовом тумане, и вскоре появился совершенно иной ландшафт, никогда доселе невиданный. Это было нечто вроде пустыни или солончака буровато-красного цвета, посреди которого стоял мужчина и что-то говорил. Он был похож на лектора, с той разницей, что у него не было ни трибуны с графином, ни доски с графиками, ни указки. Он просто вещал, слегка размахивая рукой, и было впечатление, что перед ним аудитория, а я в нее заглянул, как заглядывают в щелку опоздавшие студенты. Однако в следующее мгновение я понял, что он говорит, обращаясь персонально ко мне, и что он меня, видимо, уже давно ждал, и именно для того, чтобы все это сказать. Главное в таких ситуациях не теряться, не испытывать страха и не привязывать взгляд в одну точку, в противном случае можно либо потерять то, за чем пришел, а иногда – говорят, были такие случаи – можно вообще не выйти обратно. Я стал слушать и одновременно разглядывать окрестности. Из его речи я понял, что мир призвал меня на этот остров не случайно и что мне предстоит очень серьезная работа.
– Ты сам знаешь, зачем ты здесь. И ты здесь не один, тебе помогут. Но главное, – вещал он, – возьми у старухи вот эту тетрадь!
Он выставил перед собой книгу, подобную амбарной. Она была такая же толстая, но в красном, явно дорогом по тем временам, бархатном переплете.
– Книга эта от старца осталась и хранится у старухи. Теперь она твоя. Действуй! – он развернулся и пошел, удаляясь от меня, все больше и больше сливаясь с серой землей пустыни. Я попытался выйти в обычное состояние, но мысли не возвращались. Чтобы не навалится страх, а за ним и паника, которая могла бы закрыть выход и оставить меня в мире островного духа навсегда, я стал пытаться мычать какой-то мотив. Было трудно, но вот постепенно стали появляться и слова:
– А нам… а нам все… а нам равно… все… – слова рождались почему-то очень неохотно.
Но вот постепенно мир островного духа стал уходить, снова пришел фиолетовый светящийся туман, затем темнота и – я открыл глаза и отдышался.
Встреча с духом острова хоть и была очень опасной, но многое мне дала. Теперь я точно знал, что старуха не просто проводник силы, она еще носитель вполне материальных следов старца. Видения могли оказаться вполне прямолинейными, и, я боялся спугнуть удачу, надеясь отыскать какие-то записи или дневники, оставленные тем, никем не замеченным святым, посвятившим свою жизнь достижению единства с Богом и достигшим – таки больших высот, судя по всему… Я долго бродил по окрестностям, размышляя как подступиться к бабке. Мне она казалась совершенно неприступной, и я пока что не представлял с какой стороны начать разговор.
Ай, – махнул я рукой, – будь, как будет. Если Богу угодно, чтобы эта история когда-нибудь возымела свое окончание, то решение придет само и очень скоро. Кроме того, встреча с островным духом меня тоже обнадеживала. Я сел на пень, свесив ноги с обрыва над рекой. Опершись локтями о колени, я засмотрелся на воду, и мысли поплыли вслед за волнами. Взгляд рассредоточился и в висках появился пульс. На меня явно шла «посылка». Мысли притихли, и гладь реки привиделась большим блестящим полем наподобие ледового стадиона, с той разницей, что вдоль него, почти посередине шла изогнутая красная полоса. Старуха вплыла в поле зрения спустя несколько минут, и я даже не сразу понял, что это она. Женщина явно что-то искала, но всякий раз натыкалась на полосу и тотчас же отбегала, словно ее что-то жалило. Мне стало не по себе, я почувствовал, что подглядываю в замочную скважину, и попытался вернуть диалог. Однако это оказалось непросто. Меня
прямо-таки кто-то заставлял наблюдать эту сцену и где-то в глубине я увидел тень ощущения, будто ко мне обращаются. Это, скорее всего опять-таки был дух острова, он обращался мягко, но очень настойчиво, как будто просил: «Ну, пойми же, наконец, что все это значит. Это очень важно!»Разумеется, обращался он не словами, а ощущениями, которые затем разворачивались в понимание. Так скоро я понял, что дух острова заставил меня войти в «тело желаний» старухи с тем, чтобы осмыслить нечто очень важное, связанное с ее личной историей. Главное ее желание было каким-то образом связано с этой полосой. Мне не очень-то нравилось, что все полученное знание было непрямым, а символичным и лишь содержало смутные намеки, запутанные и крайне двусмысленные. Я обычно стараюсь уходить от подобных ребусов, поскольку никаких ценных знаний они обычно не несут, а принять желаемое за действительное в данной ситуации проще простого. Спекуляции – одним словом.
Затем я очнулся, встал, и, отряхнувшись, зашагал обратно. К избе я вернулся довольно быстро. Старуха стояла посреди огорода и глядела куда-то на другой берег реки.
– Может помочь чего? – спросил я, чтобы как-то начать разговор.
Старуха смерила меня твердым взглядом и тотчас отвернулась, снова разглядывая нечто на другом берегу.
– Бабуля, а покажите-ка мне ту тетрадочку красненького бархату, что старец позабыл.
Старуха медленно повернулась ко мне, совершенно меняясь в лице. У нее тряслась губа, и накатили слезы.
– Батюшки, да неужто дождались?
Я был ошарашен. Честно говоря, я знал, что старуха тетрадь отдаст, иначе, зачем все эти мои поиски, но чтобы так… Конечно, я тогда не предполагал, что к такой неадекватной реакции имело прямое отношение то, что я увидел в ее теле желаний. Старуха почти бегом пересекла огород, заскочила в избу и почти сразу выскочила. Я едва за ней поспевал.
– Держи, батюшка, дай тебе Господь силы и удачи в руки. А меня, может, он, наконец, уж к себе заберет, тяжко мне на этом свете.
Тут на меня, как гром обрушился смысл того видения с полем и полосой. Бедная женщина не могла умереть, не передав кому-нибудь, на кого укажет островной дух, знания о старце и его тетрадь. Я взял бархатную, слегка сыроватую и немного тронутую плесенью книгу и удалился в избу, где, затопив печь, поставил вариться обед: кашу с тушенкой и суп-харчо из пакетиков, добавив туда пару картофелин из бабкиных запасов. Разрешения растопить печь я не спросил. Я почему-то был уверен, что мы со старухой уже вступили в такую фазу отношений, когда некоторые вещи разумеются сами собой и без лишних церемоний.
Ветер нагнал тучи, и когда стало темнеть, начал сеяться мелкий северный дождь.
– Поди, на неделю зарядит, – проворчала старуха, входя в дом.
– Откушаете со мной, бабушка? – спросил я.
– Поглядим сперва, чего ты там наваришь, – буркнула старуха с сомнением.
Обед получился хороший, старуха чмокала и хвалила, рассказывала по ходу дела всякие истории из своей жизни, а после, наевшись, полезла на печь и заснула. Ополоснув посуду и расставив все по местам, я тоже улегся на лавке и стал изучать тетрадь. В ней было подшито что-то около полутораста листов, исписанных корявым почерком. Пляшущие и прыгающие в разные стороны разнокалиберные буквы вызывали перед глазами образ то и дело выскакивающего из узловатых пальцев карандашного огрызка. Сама тетрадь давно пожелтела и явно не раз намокала: все страницы были несколько покороблены и на них виднелись следы водяных разводов. Написанное содержало в основном, размышления старца о Боге, человеческой природе и тому подобное. Некоторые места попросту представляли собою его дневник, являя описания наиболее запомнившихся событий, как, например, приезд какой-то княгини, решившей посетить чудотворца с целью излечения. По этому поводу было написано так:
– …Бог долго не давал силы мне, дабы разогнать тучи, ходившие у ней над головой. Всякий знает, что тучи те суть болезни человечьи. Молился я долго о ней, а после велел пойти исповедаться и причаститься. Выполнив сие, великая перемена с ней приключилась, словно кто с нее скорлупу снял. И услышал я глас Божий, что покаялась дщерь та в грехах содеянных, и пришло прощение к ней мое через тебя. Сгони хворь с нее во имя Отца нашего. Убрал я, разогнал тучки те и пошла она здоровая, сама пошла, а дотоле приносили ее ко мне. Вот ведь как милостив Господь к грешникам!