Тайны волхвов. В поисках предания веков
Шрифт:
И вот, разожгя согласно обычаю своей страны костер, они поклонились ему.
И бросили свивальник в костер, и огонь взял его и удержал его.
И когда костер догорел, они извлекли из него свивальник неповрежденным, словно огонь и не тронул его.
И вот они стали целовать его и накрыли им свои головы и глаза, и говорили: Это и есть несомненная истина, и действительно удивительно, что огонь не пожег его и не пожрал его.
И затем они взяли его и с величайшим почтением положили его среди своих сокровищ».
Согласно интерпретации Национальной галереи, Ричард — подобно Константину на портике Святой Софии в Стамбуле — преподносит в дар Приснодеве свое королевство. Однако это не единственное толкование. Если не предположить, что флаг Англии в руках ангела только что был преподнесен ей Ричардом, тогда здесь нет символа, равнозначного городу, подаренному Константином. У Ричарда пустые руки, и он как бы готовится сам принять что-то. Если считать, что диптих призван был служить во время мессы запрестольным образом, и принять во внимание позы и язык тел всех изображенных на нем, тогда напрашивается мысль, что Ричард готовится принять в свои протянутые руки Младенца Иисуса. Этому можно дать такое духовное толкование: Ричард просит дать ему Младенца Иисуса как свидетельство получения
Разбираемое крайне таинственное произведение скрывает нечто гораздо большее. Явно не случаен выбор трех святых в качестве поручителей Ричарда (их можно было бы назвать даже «проводниками», или ангелами-хранителями). Согласно каталогу выставки, имеются неопровержимые свидетельства, что Ричард особо чтил этих трех святых. Выбор первых двух понять нетрудно: они оба — бывшие короли Англии (или, по крайней мере, части ее), несшие то же бремя ответственности, что и сам Ричард. Выбор же Святого Иоанна не столь очевиден на первый взгляд.
Ричард родился 6 января, то есть в день важного христианского праздника: Богоявления, или явления волхвов, принесших дары Младенцу Иисусу. Неудивительно поэтому, что «Уилтонский диптих» намекает на волхвов. Присутствие трех царей — и Ричарда в качестве одного из них — повторяет сцену, изображенную на бесчисленных других полотнах, но и это еще не вс,е. Церковь придает легенде о волхвах столь большое значение, что Богоявление отмечается в честь их посещения как большой праздник. Однако 6 января не всегда связано с физическим рождением Иисуса. Изначально это был церковный праздник, но он не имел ничего общего с Рождеством. Скорее он считался днем Крещения Христа в реке Иордан и назывался «Днем Огней» в связи с освещением Иисуса и Огнем, что светился в Иордане. Читаем об этом событии в следующей главе Евангелия от Матфея:
«3. 13 Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него.
14 Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?
15 Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду. Тогда Иоанн допускает Его.
16 И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды; — и се отверзлись ему небеса и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него.
17 И се, голос с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение».
Ричард II наверняка знал, что праздник Богоявления в день его рождения 6 января первоначально отмечался в честь Крещения Иисуса в Иордане, и это объясняет, почему он считает Святого Иоанна Крестителя своим особым святым-покровителем.
Тот факт, что символизм «Уилтонского диптиха» имел глубочайшее значение для Ричарда и его веры в божественное право королей, подтверждается его отношением к Вестминстерскому Аббатству — священной усыпальнице Эдуарда Исповедника и месту коронации в прошлом и настоящем английских королей. Ричард проявлял особый интерес к Аббатству: во время его правления к нему была пристроена северная паперть, и он дал деньги на строительство нефа. В трудные моменты жизни он посещал Аббатство и по крайней мере однажды заставил членов парламента поклясться в верности ему перед усыпальницей Эдуарда. Он был щедр по отношению к Аббатству, преподнес ему множество даров, в том числе знамена Св. Эдуарда и Св. Эдмунда, одежды с вышитыми гербами не только этих королей, но и своим собственным и своей супруги. На этих одеждах также были вышиты образы Приснодевы и Иоанна Крестителя. Расположение других приделов вокруг Усыпальницы Эдуарда Исповедника отражает сюжет «Уилтонского диптиха». Гробница расположена в центре древнего храма. К северу от нее небольшой придел посвящен Св. Марии и Иоанну Крестителю; аналогичное положение на юге занимает придел Св. Эдмунда. По плану Ричарда, его собственная усыпальница должна была поместиться рядом с гробницей самого Исповедника — через проход от придела Св. Эдмунда. То есть очевидно, что Ричард хотел остаться после смерти в той же святой компании, в какой он находился, как считал сам, при жизни. Однако его особая приверженность Иоанну Крестителю, который изображен на диптихе святым, прикасающимся к нему и как бы представляющим его Приснодеве, становится ясной из надписи над его могилой: «О Христос милостивый, кому он (Ричард) был предан, спаси его с помощью молитв Крестителя, который представлял его». Эта молитва, внешне достаточно смиренная, кажется почти богохульственной по своему скрытому смыслу, поскольку, конечно же, лицом, которое Иоанн Креститель представляет в Евангелиях, является сам Иисус Христос. Скрытый же смысл состоит в том, что Ричард желает стать подобным самому Иисусу, чье пастырство началось с его крещения в Иордане; он хочет стать посвященным в том же ордене, что и Христос. Но была ли то лишь личная одержимость короля, чей день рождения выпал на 6 января, или здесь было нечто большее, нежели виделось на поверхности? Действовал ли Ричард один или он действительно был связан с тайным течением мысли, сосредоточенном на таинственном предании, касавшемся Крестителя и волхвов? Я верю в истинность последнего предположения и в то, что указанное течение восходит к Византийской империи и вернулось в Европу во времена крестовых походов.
ГОТИЧЕСКИЕ ВОЛХВЫ
Движение крестоносцев официально возникло в ноябре 1095 года на церковном соборе в Клермоне, созванном папой Урбаном II. Однако в Бургундии существует старое предание, согласно которому еще раньше в том же году в Отуне, на тайном соборе тридцати шести епископов, были даны первые обеты отправиться в Иерусалим. В то время как в Западной Европе существовало множество кафедральных соборов и крупных аббатств с многовековой историей, до Крестовых походов не строились здания со стрельчатыми окнами и порталами, характерными для готического стиля. Более древние храмы, вроде кафедрального собора в Дареме, построенные в так называемом романском или норманском
стиле, давали ограниченные возможности для работы со стеклом. Здания утяжеляли страшно толстые колонны, а несущие стены позволяли делать лишь небольшие окошки. Поэтому здания были довольно темными и мрачными. Фрески являлись основной формой украшения, поскольку практически не было возможности использовать цветное стекло. Наступление готики с ее арочными контрфорсами, принимающими на себя вес крыши, и более стройными колоннами внутри позволило строителям использовать стекло в гораздо больших масштабах. Церкви внезапно стали домами света, подчеркивая тем самым связь между этими святыми храмами и царством небесным, представлять которое они и были назначены. Струящийся через окна свет преломлялся в яркие цвета, изменяя внутреннюю атмосферу в согласии с интенсивностью солнечного излучения и в зависимости от окон, которые освещало солнце в каждое данное время дня. Эти новые церкви, сориентированные на восток, часто имеющие огромные розовые окна над западным порталом, стали на деле храмами солнца. И поныне они остаются непревзойденными орудиями поднятия человеческого духа, и все же их появление на ландшафтах Европы было не менее неожиданным, чем появление пирамид в Египте. Импульс такому ходу событий был дан задолго до того, как на чертежной доске появился проект первого из подобных храмов — кафедрального собора Шартра. Напрашивается вывод: это знание доставлено с Востока в XII веке крестоносцами. Вопрос только в том — откуда? В те времена церкви Константинополя и Иерусалима были иного типа — в большинстве своем округлые здания, не имевшие стрельчатых арок.Кафедральный собор имеет разностороннее предназначение. С одной стороны, он был престолом местного епископа и поэтому должен был отражать достоинство и престиж его сана. С другой стороны, он должен был служить учебным пособием для просвещения простого народа. Это достигалось главным образом с помощью скульптурных изображений в стекле и камне, рассказывающих истории из Библии. Визит трех царей в Вифлеем всегда был любимым сюжетом. В Шартре — самом, пожалуй, загадочном из всех готических соборов — есть огромный витраж, полностью раскрывающий историю Рождества, и несколько филенок, посвященных трем царям. На первой изображена их встреча с Иродом, на другой они посещают Приснодеву и Младенца, и, наконец, на третьей, предупрежденные ангелом, они возвращаются домой другим путем. В этих витражах бросается в глаза Вифлеемская звезда. Она присутствует вместе с Марией и Иосифом в яслях во время родов, и она же ведет волхвов в Вифлеем и остается с ними, когда их будит ангел.
Возможно, каждый кафедральный собор в Европе имел в свое время один или несколько витражей, воспроизводивших историю волхвов, но в Отуне, в Бургундии, где в 1095 году тайно собрались епископы, эта история рассказана в камне. Земля, на которой предстояло возвести кафедральный собор Отуна, была подарена епископу Этьену де Баже герцогом Бургундским, кузеном папы Каликстуса II в 1119 году. Работы на строительной площадке начались на следующий 1120 год. История волхвов очаровательно представлена в трех сценах, высеченных на капителях великим и загадочным скульптором Жизлебертусом. Мало что известно о нем, но, к счастью, его произведения, хоть и поврежденные, дожили до наших дней. В первой сцене волхвы являются к Ироду. Во второй они преподносят свои дары — ладан и смирну в круглых горшках и золото в небольшом сундучке. В третьей, самой забавной сценке, они лежат вместе в одной постели, так и не сняв свои короны. Над ними сияет Звезда, и один из них приоткрыл глаза, ибо к его руке прикоснулся ангел, предупреждающий, что они должны вернуться другой дорогой.
Вместе с витражами и скульптурами кафедральные соборы украшали картины, написанные на стенах или холстах. Подобные картины в своем построении обычно следовали определенному канону. Мария изображается сидящей с Младенцем Иисусом на коленях, с Иосифом поблизости. Одеты они в простенькие наряды — она обычно в голубом халате поверх красной туники. Ее голова также традиционно покрыта голубым капюшоном или шалью, но иногда ее изображают и с более современным головным убором. Почти всегда ее голова окружена нимбом или золотым светом, свидетельствующим, что она святая. Трех волхвов, напротив, обычно изображают богато наряженными, в сопровождении многочисленной свиты, состоящей из слуг и сопутствующих. Раз волхвы являются с Востока, то и выглядят экзотично, и сопровождают их необычные животные вроде дрессированных леопардов или верблюдов, подтверждающие, что они-таки пришли с Востока. По европейской традиции, по крайней мере, волхвы являются истинными царями и потому красуются в коронах (хотя иногда снимают их из уважения к Царю Царей, перед очами которого они явились). Один из царей — обычно самый старый — преклоняет колени перед Богоматерью и Младенцем, преподнося свой дар или целуя ножку Иисуса. Остальные двое уважительно стоят на заднем плане, ожидая своей очереди. Опять же по традиции, один из них — чернокожий, то ли африканец, то ли индус. Излишне говорить, что ни одной из этих деталей не найти в повествовании Матфея — явно скупого на подробности, если не сказать больше. Однако культ волхвов, весьма популярный во Франции и Британии, достиг своего апофеоза не в этих странах, а в Германии, или, вернее, в Священной Римской империи. Почему так случилось — это другая история. Должны были пройти несколько лет, прежде чем я оказался перед гробницей, в которой, предположительно, покоятся их останки. Задолго до этого я занимался другими поисками — пытался узнать, живут ли еще Учителя, обладающие и сегодня тем тайным знанием, которое, как я полагаю, побудило строить готические соборы.
ГЛАВА 2
ВСТРЕЧА С ВОЛХВОМ
В мае 1973, после моего возвращения из Израиля, я оказался на поезде, идущем из Лондона в известный британский курортный город Челтнем. Ехал я на встречу с Джоном Годолфином Беннеттом — замечательным человеком, чью биографию я прочел в предшествовавшем году. Разменяв уже восьмой десяток, Беннетт в то время руководил экспериментальной школой для избранных в «Шерборн-Хаусе» — большом поместье, до которого можно было добраться из Челтнема на автобусе. Реклама утверждала, что в этом учебном заведении студентов обучали духовным танцам, медитации и другим способам совершенствования личности. Я жаждал узнать, что это за способы такие. Мое любопытство возбуждал и сам Беннетт, поскольку из того, что я читал о нем, выходило, что речь идет об английском джентльмене-философе, а вовсе не об одном из модных в то время индийских «гуру». В самом деле, он должен был принадлежать к совершенно иной эпохе.