Тайные поклонники Рины

Дожидаюсь Арсения где велено, попутно изучая стойку с информацией. Надо ведь прозондировать почву. Какие есть кружки, сколько стоят, сколько раз в неделю. На всякий случай фоткаю самое важное на телефон. Идея заменить йогу чем-нибудь более интересным загорается прямо не на шутку, так что охраннику, получается, я даже и не соврала. Хотя расценки на абонемент немного кусаются, конечно, ну да с этим как-нибудь разберёмся.

— Я тут, — в какой-то момент слышу позади себя.

— Ты быстро?

— Да там делов. Так куда дальше? Тут парк есть недалеко. Не хочешь…

Его перебивают, не давая договорить.

— Сенечка, — о, это ж моя знакомая хамка. — Как хорошо, что ты ещё не ушёл. Проводишь меня до дома? В прошлый раз так замечательно получилось.

— Э-э-э… — "Сенечка" заметно теряется. — Честно говоря, у меня на сегодня немного другие планы.

— Ну пожалуйста! Я с ума сойду от этих псин. Всю душу выматывают.

— У Киры в районе завелись бродячие собаки, — видя моё непонимание, оправдывается Арсений, ловя сползающую лямку спортивной сумки. — Целая свора откуда-то пригнала. Кидается на людей.

— А я до смерти боюсь собак. Любого вида. Даже чихуа-хуа, — согласно кивает Кира. — Как в детстве такса тётки укусила, так и фобия развилась. Сознание от страха потерять могу.

— Вот я порой и провожаю её, — добавляет Шевченко. — На всякий случай.

Мои брови стремительно ползут вверх, не скрывая недоверия.

— Собаки? Серьёзно? — простите, оно само вырвалось. Просто… Собаки? Да ладно? Вот эта хмыриха с мужицкими плечами способна потерять сознание при виде чихуа-хуа? И я должна в это поверить? Ещё такая противно приторная вдруг стала, будто в патоке искупалась. Ну просто: мам, дай конфетку.

— Самой стыдно, — кивает с энтузиазмом китайского болванчика та и только что руки театрально не заламывает. А не, гляньте-ка, заламывает. — Простите, мне правда крайне неловко, но другого никого я не могу попросить. Стыдно признаться. Я живу тут недалеко. Как раз через парк. Я Кира, кстати, да, — торопливо протягивают мне ладонь. Ага, не показалось. В меня прям впиваются ногтями. Чуть кожу не протыкает.

— Рина.

— Очень приятно. Ну что, поможете? Иначе придётся батю ждать, но он поздно возвращается. Тут уже всё закрывается обычно, а на улице по темноте шариться совсем не прикольно.

Озадаченно перевожу взгляд на Шевченко, но тот, оказавшись между двух огней, лишь виновато пожимает плечами как бы говоря: смотри сама, как скажешь, так и будет.

— Ну, дама же ведь в опасности. Как не спасти её от нападок опасного саблезубого чихуа-хуа, — не сказать, что я прям в восторге, но мне даже немного интересно, что из этого выльется. Поэтому решаю плыть по течению. — Правда я не взяла зонтик. Захватите шпагу, если что, ей отбиваться придётся.

Обходимся, разумеется, без шпаги, хотя с ней было бы однозначно спокойней. Потому что эта мадемуазель мне категорично не импонирует. Мутная она. Строит из себя невинную овечку, такую всю милашку, со мной прелюбейзнейше общается, только вот плечо-то до сих пор ноет, напоминая, что дело нечисто.

Карты на стол выкладываются в парке, когда Кира, приправив всё очаровательной улыбочкой голодной гиены, ненавязчиво избавляется от Арсения, отправив его к тележке за мороженным.

— Мне крем-брюле, — напутствует она его, дожидается пока тот окажется на приличном расстоянии и на пятках круто разворачивается ко мне, моментально меняясь в лице. — Так, красотуля, — а вот и знакомое рычание проклёвывается обратно. — А ну убрала от него лапы! Я тут третий месяц его окучиваю, а она явилась, понимаешь ли, не пойми откуда!

Смотрю на неё в упор с несколько секунд, после чего тупо начинаю ржать. Всё. Вот теперь всё встаёт на свои места. А я уж начала пугаться, что у меня маниакальная подозрительность развивается на почве последних событий.

— Прости, — пытаюсь не ржать, вот только не получается. Ну актриса, ну актриса. Где Оскар? Дайте два. — Ты что-то сказала, да? Я прослушала. Повтори, пожалуйста.

— Глухая? Говорю, шнуруй отсюда. Он — мой!

Давлюсь очередным смешком.

— Ммм… Маленькое уточнение: он — это кто?

Естественно, я и так прекрасно понимаю, но не могу удержаться от шалости чуть-чуть постебаться над Кирой.

— Ты дура?! Арсений!

— Ааа… Ну бывает, что могу сказать. А Арсений-то в курсе?

— Ты реально такая тупая?

— Зачем сразу грубить? Я же тебя не оскорбляю.

— Короче, отвянь пока здоровая, — болезненно тыкают меня пальцем в грудь. — По-хорошему предупреждаю.

Наверное, угрозы должны на меня как-то действовать, вот только они не действуют. Да и ситуация какая-то до ужаса глупая. Почему даже ничего не делая я всё равно умудряюсь притягивать проблемы? На мне порча или что? Может, пора покупать амулет от сглаза?

— Слушай, родная, — отвожу её кисть в сторону. Пусть тыкает в другом месте. — Поумерь пыл, а то натравлю на тебя йоркширского терьера. Вон как раз один бежит к нам. Не смотри, что с бантиком. Эти очаровашки опасны как пираньи, защекочут до смерти.

Ну, собственно, как я и думала. Фобия с четвероногими друзьями чистейшая липа. Кира даже глазом не моргнула при упоминании приближающегося четвероногого друга.

— Нарываешься? — с угрозой щурятся.

— Нисколько. Но всё же спрячь ядовитое жало. Иначе спалишься, — красноречиво смотрю ей через плечо на возвращающегося Шевченко, несущего три порции мороженного. Ого, третье для меня? Я вроде не заказывала.

— Я не знал, какое ты любишь, — мне протягивают на выбор клубничное и ванильное эскимо. Выбираю первое.

— Спасибо.

— Спасибо, Сенечка! — если я просто благодарю, то Кира лезет его целовать. Правда выходит не особо удачно. С моральным удовлетворением отмечаю, что Арсению приходится слегка податься назад, чтоб его щеку не заклевали.

— Пожалуйста, — ограничивается он вежливым. — Идём или тут посидим?

— Идём, идём. Кира торопится. Ей ещё носки надо дома заштопать, — подгоняю всех, сдерживая порыв демонстративно взять Шевченко под руку, чтобы утереть кое-кому нос. Я почти на девяносто процентов уверена, что меня он не отпихнёт, но всё же не рискую. Ведь десять процентов никто не отменял, а выглядеть глупо не хочется.

В общем, решаю не мудрить и мы спокойно покидаем парк, сворачивая в ничем не примечательный спальный район. Обещанных дворняг, к слову, не встречаем. Кроме одной, и то бедняга сидит на цепи за забором платной парковки, представляя опасность больше для себя. Ещё удавится ошейником.

Так и зудит поехидничать, но логика подсказывает, что вряд ли от одной меня не укрылась эта маленькая, но столь важная деталь. Однако как мы прощаемся с нашей спутницей возле подъезда и та сваливает в закат, метнув в меня напоследок гневные молнии лютой ненависти, всё же осторожно замечаю: