Тайные знаки
Шрифт:
— Потому что нечего телиться, — зловеще оскалился Оборотень. — Пойдем с нами. А брюки заправь в носки. Помогает, гля! И глаза зажмурь! Мы сами тебя отведем!
Катька так и сделала.
Штаны помогли, а вот с закрытыми глазами стало хуже. Катька потеряла полностью представление о том, что вокруг что-то существует, кроме двух рук сжимающих ее кисти, асфальта под ногами и маленькой точки, которую она осознавала, как саму себя. Запятая в нигде.
Вскоре Катька потеряла и ощущение асфальта, а потому — боясь рухнуть в бесконечную пропасть физического вакуума — резко подняла веки.
Лучше смотреть на разбегающихся
Всю дорогу Стрельцова пристально вглядывалась в асфальт, стараясь не попасть ногой в гадюшник и не наступать на глазки, растущие из асфальта. А глазки высовывались из мельчайших трещинок, мгновенно расцветали цветами, посередине которых и были эти глазки — нормальные живые глаза. Катька наступила на один нечаянно, и он лопнул, точно пузырь с кровью, и долго дергался, как выброщенная на берег рыба. Куст, росший вокруг этого «глазка» заверещал, как резанный кролик.
Повторения этого зрелища Стрельцова не пережила бы, а потому не отводила глаз от своих ботинок и, стало быть, не успела рассмотреть, какими улицами и переулками они двигались вперед сквозь все сильнее застывающий ужас.
Откуда-то появился длинный бетонный забор. Из него тянулись тонкие цепкие паутинки. И Катька боялась вляпаться в них лицом. Но вскоре поняла, что паутинки, хоть и имеют твердость, но по сути бестелесны. Они представляли собой скорее тонкие потоки неких коронных разрядов. Будто бы все деревья, забор, дорога, дома и небесные тела накопили бы статический заряд, и он начал медленно сочиться. Да-да! На ощупь это было похоже на наэлектризованную зимнюю кошку.
— Здесь. — Обротень остановился около решетчатой чугунной дверки.
За литым узором над ровными рядами могилок смутно блазнились католические кресты, освещенное призрачным светом Лунны. Над погостом вибрировало серебристое марево. И казалось, что волосков над ним больше, чем в других местах.
— А чего это? — спросила Катька, кивнув головой. — Чего там светится.
— Дух! — деловито пояснил Плесень.
— Дух?
— А ты думала, что духи это типа призраки? — покривился Оборотень. — Дура! Дух — это типа поля такого. Энергия, короче. Ктийцы всю жизнь парятся, чтобы научиться его видеть, а мы раз и готово! Сожрали по глазку и любуемся. Круто, гля!
— Прекрати обзываться, урод! — буркнула Стрельцова. — А то я передумаю!
Дух, рассеянный над кладбищем был не так страшен. Катька осмелела.
— Лезь, гля! — сказал гитарист.
— Повежливее! Урло чертово! — Катька отступила назад и вслушалась в свои ощущения.
— Лезь, Стрельцова, ты обещала! — мрачно схватил ее за руку стукач. — Мы хотим стать великой группой, круче «Блэк Саббат», круче «Мерлина Менсона» и «Рамштайна», а ты нас кинуть хочешь? Мы педов терпим уже месяц, а ты нас хочешь подставить? Сегодня единственный день, когда можно упрячь этих гадов, а ты… Лезь! Мы будем вызывать Бафомета! Не обращай на него внимания! Он против тебя ничего не имеет, он просто слов других не знает!
— Да, черт его знает, как с вами, бабами, гля, разговаривать? — проворчал Обор. — Если по-хорошему, вы по часу думаете и трендеть начинаете так, что уши вянут. Вот и приходиться пинками, чтобы добиться своего поскорее!
— Да я и сейчас еще развернуться могу, если вы не перестанете мне хамить, мудчесы!
— Катька! Давай так договоримся! — предложил Плесень. — Мы
сейчас пойдем туда, сделаем дело. А потом я сам помогу тебе Обора отметелить за его гнойное, недостойное поведение. Катит?— Ну хорошо! Здраво! — кивнула Катька и поставила ногу на чугунный изгиб.
Плесень с Оборотнем подтолкнули ее под зад, и, пермахнув через верх калитки, она спрыгнула на дорожку.
Странно!
Все изменилось разом — будто бы ограда кладбища отрезала один мир от другого. Тут не было глазок, хотя мир оставался зрячим. Никогда Катька не видала ничего подобного — дорожки, посыпанные гранитной крошкой, светились в темноте серебритым сиянием, кресты, могилы, склепы — все окржали тонкие нити света. Огромные деревья сияли облаками мягкого света, а возле каштана, куда смело направился Оборотень, вообще светился огненный столб. Но вот странно! Этот свет сиял сам по себе, но не освещал окружающего. От него не падали тени!
Парни быстро перелезли следом. И Оборотень повел отряд вглубь кладбища.
Катька стала исключительно видеть в темноте. В ее теле ожил дикий хищный зверь, и этот зверь призывал своим воем некие тайные силы, которые гнездились где-то тут, на этом маленьком тихом кладбище. Эти силы стали выступать из земли, из отвердевшего воздуха. Они накаляли тьму невыносимыо ярким светом. И в какой-то момент Катька почувствовала, что в ее макушку с хрустом вонзился невидимый луч. Невидимый, потому что глазами его было не видать, но в черепе у нее все зашлось ярким лиловым цветом.
— Я сошла с ума, — сказала она и вытянула с хрустом руки, потом тряхнула по очереди ногами и оскалилась. — Если бы мне сейчас попался Гочподи, я бы его загрызла. Я бы ботинки ему в пасть засунула! Надо же! Вот круто! Я точно сейчас могу свернуть шею хоть слону, хоть тигру!
— Подожди! Не ори! — сказал Оборотень. — Чего видишь?
— Свет! Все светится! — в восторге сообщила Стрельцова. — Если бы яне знала, что Бога нет, я бы сказала, что это божественный свет. Но только жилы очень крутит, сердце колотится и вены гудят, как провода. Сгорю я заживо! Ой сгорю! У-у-у-у-у-у!!!!!!
Катька опять завыла.
— Отлично! — сказал Оборотень. — Все, как в книжке. Будешь дверью для Зверя!
— Что-что? — насторожилась Катка.
— Стойте здесь и ждите. Я позову! — Оборотень начал возбужденно наворачивать круги вокруг светового столба, что-то отсчитывать. рисовать на земле и могилах тайные знаки. Наконец он нашел нужное место — оно оказалось аккурат между столпом света и склепом, дверца в который была открыта и болталась на одной петле. Странно, что здесь был такой беспорядок.
Дверка скрипнула, и Катька оглянулась на склеп. Там, внутри мелькнуло белое лицо витражной мадонны с младенцем. И Катька поежилась. Святой не должно понравиться их занятие. Но мадонна была равнодушна. Только ветер, поскрипывая, поигрывал резной, чуть поржавевшей дверцей.
Оборотень теперь колдовалнад могильной плитой. Он нарисовал на камне какой-то таинственый знак и щелкнул зажигалкой. На секунду лицо Оборотня осветил огонек, подчеркнув нереальность всего происходящего.
Несмотря на холодный ветер, Катька стояла в распахнутой куртке и не чувствовала ни малейшего позыва застегнуться. Огонь жег ее изнутри, бежал по венам и артериям раскаленной ртутью. На коже выступили биссеринки пота и светящаяся корона сопровождала каждое движение рук.