Тайный советник вождя
Шрифт:
Приказ о создании Брянского фронта был подписан 16 августа. А накануне произошло вот что. В присутствии членов Государственного Комитета Обороны и начальника Генерального штаба Сталин принял двух генералов, срочно вызванных в Москву. При этом из-за поспешности или по чьему-то умыслу случилась такая путаница, что я тогда в ней не разобрался, да и некогда было разбираться.
На должность командующего Брянским фронтом я предлагал генерала В. И. Кузнецова (прошу читателя не смешивать двух генералов Кузнецовых, о которых пойдет речь, с нашим замечательным адмиралом Н. Г. Кузнецовым — наркомом ВМФ СССР). Мое предложение со стороны Шапошникова возражений не встретило. Да и с чего бы возражать: Борис Михайлович знал Василия Ивановича Кузнецова не хуже меня. Офицер нашей старой армии, он в гражданскую войну командовал красным полком. Не из политических
Так было и в тот раз. Именно на стыке фронтов нанесла удар мощная 3-я танковая группа гитлеровцев. Она глубоко охватила нашу 3-ю армию (кузнецовскую армию) с севера. А с запада обрушилась на нее 9-я фашистская армия. Как это выглядело на практике? Вот пример. 56-я танковая дивизия оборонялась в полосе сорок километров. Это слишком большое расстояние. Против нее действовал 8-й армейский корпус гитлеровцев из трех пехотных дивизий, каждая из которых по силам и средствам вдвое превосходила нашу стрелковую. Получалось соотношение один к шести. Вполне естественно, что 3-я армия В. И. Кузнецова, оказавшись в окружении, в изоляции, вынуждена была отступать, пробиваться к своим, неся большие потери. Но какова была школа для командарма, продолжавшего сражаться в самых немыслимых условиях!
В то лето, в лето наших неудач, редко кто из полководцев удостаивался наград, благодарности Верховного Главнокомандования. А вот В. И. Кузнецов и еще несколько человек удостоились такой чести в приказе № 270 от 16 августа 1941 года. За мужество, за умение руководить войсками. Конкретнее — за то, что организовал выход из окружения 108-й и 64-й стрелковых дивизий и лично вывел из вражеского кольца пятьсот бойцов и командиров своей армии.
Василий Иванович Кузнецов, проведя на передовой всю войну от первого до последнего залпа, стал в конце ее генерал-полковником, Героем Советского Союза. Мы еще не раз встретимся с ним. Он принял на себя вражеский удар на границе утром 22 июня 1941 года. он будет в числе тех полководцев, которые опрокинут фашистов под Москвой, и он же поставит самую последнюю точку в Великой войне: это ведь Кузнецов приведет в Берлин свою 3-ю армию, простите, к тому времени прославленную 3-ю ударную армию, воины которой возьмут рейхстаг и водрузят над ним победное знамя. Фамилии тех знаменосцев известны. А замечательный русский офицер, советский генерал Василий Иванович Кузнецов окажется в числе многих позабытых теперь славных сынов Отечества. Увы, даже побежденные нами немцы больше знают о генерале Василии Ивановиче Кузнецове, чем знают о нем люди в нашей стране. Печально.
Товарищи дорогие! Что случилось с россиянами, с нашим патриотизмом, с нашим отношением к родной истории в хрущевские и последующие времена?! Такого в нашем государстве не бывало: и печатно, и устно воспевают не героев, а наоборот — дезертиров, диссидентов, предателей, перевертышей, то есть тех, кто приносил и приносит не пользу, а вред своей стране. Благодаря усилиям демагогов обеляются и превозносятся генералы-вероотступники, христопродавцы. Задумайтесь, молодые, кто и зачем с завидным постоянством настойчиво подрывает ваши корни, отравляет ваше сознание, образуя в мозгах ваших вакуум, чтобы заполнить его ядовитым снадобьем, чтобы новые поколения, не помнящие родства, пляшущие под чужую музыку, стали послушными роботами для определенного рода господ! Враг теперь стал дальновиднее, хитрее, глумливее и коварней. И, в конечном счете, безжалостнее: он не остановится ни перед чем.
(Извинившись за небольшое отступление, возвратимся к тем непредвиденным обстоятельствам, с которыми столкнулся Н. Лукашов в кабинете Сталина. — В. У.).
На прием к Иосифу Виссарионовичу был вызван (по согласованию с Шапошниковым) генерал Кузнецов. Но, как говорится, Федот, да не тот. Не Василий Иванович, а его однофамилец генерал-полковник Федор Исидорович, командовавший, как мы уже говорили, Северо-Западным фронтом. Каким образом это произошло — один Бог знает. Вообще-то, сие не было особенно огорчительно: я мало знал Федора Исидоровича, но представлял себе, что достоинства обоих Кузнецовых как полководцев
примерно равны, а для дела важно лишь это. Но одновременно с Ф. И. Кузнецовым в кабинете Сталина появился генерал-лейтенант Андрей Иванович Еременко. Вот уж это было для меня полной и неприятной неожиданностью. И для Шапошникова тоже.Конечно, я стараюсь быть справедливым в изложении событий, в оценке людей, но понимаю, что мои симпатии или антипатии не могут не сказываться. Знаю товарищей, которые не разделяют моего отношения к Еременко, а я никогда не скрывал, что Андрей Иванович и человеки его типа — нахрапистые, беспардонные, ограниченные и в то же время очень даже себе на уме, были, мягко выражаясь, неприятны мне. Удивляло вот что: когда и как умудрился Еременко произвести на Сталина хорошее впечатление, какую услугу ему оказал, войдя в доверие? Может быть, еще на гражданской? А может, на Дальнем Востоке, когда там убрали Блюхера и Штерна, начались осложнения у генерала И. Апанасенко, бывшего буденновского комдива, в котором Еременко мог видеть конкурента-соперника? Во всяком случае, Андрей Иванович благополучно рос в должностях и званиях и перед началом войны возглавлял одно из крупнейших наших объединений — 1-ю Краснознаменную дальневосточную армию.
Срочно вызвав Еременко в Москву, Сталин и Тимошенко столь же срочно присвоили ему звание генерал-лейтенанта и назначили командовать вместо Павлова самым опасным и трудным фронтом — Западным. Исправляй положение! Все это делалось поспешно, без учета мнения Генштаба, вызвало удивление не только у меня, но и у Жукова и Шапошникова. Почему именно Еременко, полководческим талантом не отягощенный и, как известно, не сталкивавшийся на поле боя с немцами?! Скорее всего, это Тимошенко и Буденный предложили: требуется, мол, человек твердый, уверенный в себе. Уж чего-чего, а самоуверенности Андрею Ивановичу действительно хватало. Умел идти напролом. Да и здоров был детина — быку рога свернет. Косая сажень в налитых силой плечах — он даже чуть сутулился под их тяжестью. Соратники, давно знавшие Андрея Ивановича, между собой звали его «гориллой». Он, по-моему, не обижался.
На посту командующего Западным фронтом Еременко ничем себя не проявил, положения не выправил, да и не мог он ничего сделать, явно не по нем были масштабы. Прокомандовал лишь несколько дней. На Западный фронт прибыл Тимошенко, а Еременко остался его заместителем. Однако и вкус высокого положения изведал, и некоторую известность приобрел. В должности зама помотался по военным дорогам, насмотрелся и обрел кое-что на передовой, в штабах. Однако в историю начального периода войны вписался главным образом полуанекдотичным случаем, когда полковнику Мишулину было присвоено сразу, через ступень, звание генерал-лейтенанта и вручена Звезда Героя.
И вот неожиданно для меня Еременко на приеме у Сталина вместе с генералом Кузнецовым. И ни Шапошников в кабинете Иосифа Виссарионовича, ни я, находясь в комнате за кабинетом и слыша все, ничего уже не могли изменить. Теперь решал лично Сталин. О том, как это было, поведал в своих воспоминаниях (Воениздат, 1959 год) сам Еременко. Стремясь к объективности, посмотрим на случившееся глазами самого Андрея Ивановича.
"Сталин… подчеркнул, что нужно остановить продвижение противника как на брянском направлении, так и в Крыму. Затем он сказал, что именно для этой цели создаются Брянский фронт и Отдельная армия на правах фронта в Крыму. Закончил Сталин неожиданным вопросом, обращенным ко мне:
— Куда бы вы желали поехать: на Брянский фронт или в Крым?
Я ответил, что готов ехать туда, куда он сочтет нужным меня направить. Сталин пристально взглянул на меня, и в выражении его лица мелькнула неудовлетворенность. Стремясь получить более конкретный ответ, он спросил кратко:
— А все-таки?
— Туда, — быстро сказал я, — где обстановка будет наиболее тяжелой.
— Она одинаково сложна и трудна и в Крыму, и под Брянском, последовал ответ.
Стремясь выйти из этого своеобразного тупика, я сказал:
— Пошлите меня туда, где противник будет применять мототехчасти, мне кажется, там я сумею принести больше пользы, так как сам командовал механизированными войсками и знаю их природу и тактику действий.
— Ну хорошо! — сказал Сталин удовлетворенно. И тут же обратился к Кузнецову, спрашивая о его намерениях. Кузнецов ответил весьма кратко:
— Я солдат, товарищ Сталин, буду воевать там, куда меня направят.
— Солдат-то солдат, — несколько растянуто проговорил Сталин, — но у вас есть же какое-то мнение? Кузнецов повторил: