Тайный советник вождя

Опять же не стану описывать ход сложных и своеобразных боевых действий под Ельней — читатель найдет это в других произведениях. Скажу только, что Георгий Константинович Жуков взялся за дело с присущей ему решительностью и энергией, с явным намерением перехватить горловину ельнинского выступа. Местность способствовала скрытному сосредоточению войск. Держа немцев в постоянном напряжении атаками на разных участках, Георгий Константинович подтянул к горловине с севера и с юга несколько боеспособных соединений. Это 100-я стрелковая дивизия генерал-майора И. Н. Руссиянова, получившая задачу перерезать немцам пути отхода на запад (отличившись в Ельнинской операции, стала 1-й гвардейской стрелковой дивизией). Это 127-я стрелковая дивизия полковника А. З. Акименко, 153-я стрелковая генерал-майора Н. А. Гагена, 161-я стрелковая полковника П. Ф. Москвитина, 107-я стрелковая полковника П. В. Миронова, ставшие соответственно 2, 3, 4 и 5-й гвардейскими стрелковыми дивизиями.

Возьмем для примера хотя бы 107-ю. В отличие от других, она не имела еще боевого опыта, прибыла на фронт из Сибири, зато была кадровой, полностью укомплектованной, имела около двенадцати тысяч человек личного состава, свою артиллерию. К тому же на месте получила еще артиллерийское и танковое усиление. 30 августа вместе с другими соединениями сибиряки перешли в наступление и целую неделю, беспрерывно атакуя, прогрызали оборону противника, продвинувшись за это время лишь на пять километров. Потери в этой дивизии, как и в других, были такие, что в бой пришлось бросить всех тыловиков, даже музыкантские команды. Но и немцы не устояли. 6 сентября была освобождена Ельня, через двое суток наши войска, наступавшие с севера и с юга, соединились. Однако противник успел вывести из кольца остатки семи пехотных, двух танковых и одной моторизованной дивизии. Общие потери гитлеровцев в боях за ельнинский выступ составили примерно пятьдесят тысяч человек. У нас, у наступающей стороны, потери, естественно, были значительно больше. Одна из поставленных целей была достигнута, мы добились первого крупного успеха, который благотворно, вдохновляюще подействовал на войска и народ: побили немцев под Ельней, побьем и в других местах. А вот вторая цель: оголить фланг или даже выйти на тылы танковой группы Гудериана, двигавшейся на юг, нам не удалась. Выдохлись, штурмуя оборону противника. Одна лишь упомянутая нами 107-я стрелковая (5-я гвардейская) дивизия потеряла под Ельней 4200 человек убитыми и ранеными. Для сравнения скажу: в конце войны эта дивизия, штурмуя Кенигсберг, за такой же срок, очистив полсотни городских кварталов, захватив полторы тысячи пленных, сама потеряла лишь 186 человек убитыми и 570 ранеными. Другое мастерство солдат и командиров, другое вооружение…

Не один раз доводилось мне слышать вопрос: а добились бы мы успеха под Ельней, если бы операцию возглавлял не Жуков, а кто-либо другой? Мое мнение твердое: нет, не добились бы. Почему? На это есть причины как субъективные, так и объективные. Жуков — недавний начальник Генерального штаба, человек известный и авторитетный, мог требовать того, чего не могли другие товарищи. Он знал наличие и состояние войск, их боеспособность, в его распоряжении был Резервный фронт. Я уже говорил о том, что Георгий Константинович собрал под Ельней очень хорошие, сколоченные, полноценные дивизии. А еще он стянул туда большое (для того времени) количество «катюш», которые нанесли противнику ощутимый урон, повергая его в панику. Особенно помогла реактивная артиллерия на первом этапе операции. А вот танков было мало, даже Жукову не удалось их собрать, что и сказалось.

И еще. За несколько суток боев наши стрелковые дивизии измотались, выдохлись, а жесткие приказы Жукова гнали и гнали их в новые атаки. Помните, даже музыканты были посланы на передовую. Но всего этого было мало для "развития наметившегося успеха", как докладывал в Ставку Георгий Константинович. Зная, что Верховное Главнокомандование ничем не способно помочь ему, Жуков до предела использовал свои собственные возможности. Резервный фронт имел достаточное количество людей и мог затребовать их еще сколько угодно. Мобилизованные томились в казармах, работали на строительстве укреплений. Их должны были обмундировать, вооружить, обучить хотя бы элементарно. Но у фронта не имелось достаточно обмундирования, достаточно вооружения, достаточно командиров для обучения, а главное — не хватало времени, чтобы проделать все это. И когда в бой под Ельней при острой нехватке людей пошли тыловики и музыканты, Жуков направил туда только что сформированные, неподготовленные полки и батальоны, уповая на то, что среди мобилизованных есть люди, воевавшие в Финляндии. Особенно не повезло тулякам и рязанцам. Эшелонами и даже пешим порядком, прямо с формировочных пунктов они были отправлены на передовую и сразу же брошены в бой для "развития наметившегося успеха". Они не имели артиллерии, пулеметов, но самое страшное то, что они не имели даже личного оружия винтовок. Только молодые командиры взводов (выпущенные досрочно) успели получить при отправке из училищ пистолеты. Про остальных Жуков сказал: "Подберут оружие убитых и раненых".

Когда мне стало известно об этом, я напомнил Иосифу Виссарионовичу полное горечи и сарказма стихотворение, относившееся к первой войне с германцами. Сталин знал это стихотворение. Там говорилось про сформированный полк:

Дней пяток потом в Сувалках

Обучался он на палках.

И, обученный вполне,

Чрез неделю был в огне.

Ружья выдали пред боем,

Хоть не всем, того не скроем,

И с патронами опять

Хоть у немцев призанять,

Шли стрелков живые стены

На ружьишко по три смены,

И палили во всю мочь

Три патрона за всю ночь…

В двадцатых-тридцатых годах Сталин возмущался, и по-моему искренне, бездарностью и безжалостностью царского командования, гнавшего в бой невооруженных людей. А на этот раз он задумался, покачал головой, произнес:

— Товарищ Жуков находится на очень ответственном, на решающем участке. Товарищ Жуков — человек очень самостоятельный и не любит, когда вмешиваются в его распоряжения. Не будем одергивать его. Там, действительно, наметился успех, который надо развить и закрепить.

— Но там сотни, тысячи человек без винтовок. Детский сад против гимназистов старших классов! Частушку сложили:

Скоро с елочки иголочки

На землю упадут.

Скоро нам с тобой под Ельней

По винтовочке дадут.

— Товарищ Жуков сказал, что они возьмут оружие погибших товарищей. Это, разумеется, увеличит наши потери, но вмешиваться не надо, — твердо повторил Иосиф Виссарионович.

Ну что же: когда победа необходима, ее добывают любой ценой. После успешного завершения Ельнинской операции, Сталин произнес фразу, которую, варьируя, повторил потом в декабре и еще несколько раз:

— Нам бы трех-четырех таких полководцев, как товарищ Жуков, и мы навели бы порядок на всех фронтах.

Впрочем, завершалась Ельнинская операция уже без Георгия Константиновича. В связи с крайне обострившимся положением под Ленинградом, Иосиф Виссарионович отправил Жукова спасать северную столицу.

Тут автор хотел сделать сноску, чтобы сказать кое-что от себя, но в сноску не уложился и решился иа вполне законное отступление. В самом начале работы над этой книгой, отнюдь не канонического, а свободного жанра, автор заручился согласием Н. А. Лукашова на собственные пояснения, которые посчитает необходимыми, как это было на первых страницах повествования. И сейчас надо высказать соображения, которые (думаю) совпали бы с мнением ныне покойного Николая Алексеевича. Собственно, продолжу его рассуждения, но на современной основе. Речь пойдет о соотношении целей и средств их достижения, о тех утратах, без которых не обходятся военные действия.

Цифры потерь, приведенные в отрыве от конкретной военной и политической обстановки, сами по себе мало о чем говорят, зато для жонглирования ими в заданных, чаще всего корыстных целях, очень пригодны. Николай Алексеевич, безусловно, был бы возмущен тем, как строят свою карьеру на костях воинов, погибших в Афганистане, трибунно-митинговые деятели. А если вникнуть в суть, посмотреть глубже?

К началу восьмидесятых годов положение в Афганистане стало очень сложным. Доселе нейтральное, даже дружественное нам государство грозило стать опаснейшей базой агрессии против Советской страны. Враждебные блоки не только хотели попользоваться афганскими богатствами, но, в первую очередь, создать там плацдарм для нанесения удара (на их жаргоне) "в мягкое подбрюшье огромного русского медведя". Поставить ракеты, нацеленные на Среднюю Азию, на Казахстан и Сибирь. Угроза стремительно нарастала. Те же американцы готовы на все, лишь бы незыблемо закрепиться на нефтеносном Ближнем Востоке. Да что там американцы: в соседнем воинственном Пакистане полным ходом осуществлялась программа создания собственных ядерных боеприпасов под кодовым названием "Проект 706". Создавалась атомная бомба, которую там именовали «исламской». Ядерный центр неподалеку от города Равалпинди имел десять тысяч газовых центрифуг, нарабатывавших оружейный уран. Обстановка осложнялась еще и межпартийной, межнациональной борьбой, буквально раздиравшей Афганистан. Советское руководство (по просьбе афганского правительства) вынуждено было пойти на крайнюю меру самозащиты, ввести свои войска, сорвать замыслы наших врагов, дабы южный сосед остался по крайней мере нейтральным. Может, действовать следовало быстрее, решительнее, но это уже другой вопрос. Цель в принципе была достигнута, мы не позволили превратить Афганистан в базу агрессии против нашей страны. Оставалось только сохранить, закрепить положение.

Десятки, сотни тысяч молодых людей прошли в Афганистане суровую школу, физически и нравственно закалились в походах и сражениях. Большинство из них (хотя в семье не без урода) — патриоты, интернационалисты, сознательные борцы за единство и могущество Российского государства. Слава им, укрепляющим силу и оборону Родины!

Теперь за страну в ответе

Отряды афганских бойцов:

Воевавшие дети

Не знавших войны отцов.

За девять лет пребывания в Афганистане (а это, напоминаю, был не авантюристический поход, задуманный Троцким, а необходимость обезопасить государство), за девять лет советские войска по международно-выверенным данным потеряли максимум 15 000 человек убитыми, пропавшими без вести, оказавшимися в плену. То есть утрачивали мы, примерно, 1400–1500 воинов в год. Безусловно, жаль, очень жаль каждого погибшего. Горе родителей, родственников в каждом отдельном случае вызывает глубочайшее сочувствие, смягчаемое, может быть, только одним обстоятельством: ребята отдали свои жизни не просто так, а с честью, во имя стратегических интересов своей Родины, а это почетно всегда и везде. Склоняются головы наши над прахом погибших бойцов, как испокон веков склонялись головы россиян пред памятью тех, кто погиб за Отчизну.

Справедливость требует сказать еще вот о чем. Приведенные цифры потерь сами по себе мизерны, почти не превышают в процентном отношении тех утрат, которые в мирное время несет любая армия от болезней, несчастных случаев, действий на учениях в экстремальных условиях. Сотни свинцовых гробов запаивают ежегодно в каждой большой армии: явление настолько обычное хотя бы в той же Америке, что об этом молчит пресса, молчат болтуны-ораторы, только и ждущие сенсаций. Соображают: на будничных событиях не заработаешь, не выделишься. Малые потери в Афганистане — свидетельство высокого мастерства наших генералов и офицеров, их заботы о подчиненных. Погибшие там воины, возвышенно и правильно выражаясь, принесли судьбы свои на алтарь Отечества. Герои достойны почтения и воспевания. А у нас их охаивают. Ажиотаж вспыхнул вокруг наших потерь. Очерняя все, что связано с Афганистаном, до хрипоты кричал с заграничных и съездовских трибун присноизвестный академик Сахаров, не гнушаясь даже клеветой для разжигания антирусского, антиармейского бума (чем слабее, чем униженнее Россия, наша армия, наши органы правопорядка, тем легче господствовать нынешнему всемирному жандарму, американо-израильской клике). Вместе с сахаровской группой кричали разномастные, особенно с желтым оттенком, псевдодемократы. Бесстрашные ораторы, вылезшие из каких-то темных щелей, мужественно осуждали задним числом партию, бывших руководителей государства, лили помои на покойников, демонстрируя верноподданичество новому руководству, новым порядкам. Афганский экстаз взвинтили до такой степени, что одна из матерей положила на стол перед министром обороны орден, которым посмертно был награжден ее сын, совершивший осознанный подвиг в борьбе с врагом. Рядом возвышенный дух, героизм — и низкое, мерзкое грехопадение. Ну, чужда, непонятна тебе слава сына-героя, так верни награду, не устраивая шумный спектакль при свете юпитеров, не оскорбляя чести погибшего воина. А то ведь сделала это с явным расчетом на эффект, публично, красуясь на телевизионных экранах. Не для сына, для себя старалась, ища дешевую популярность, не думая о том, что навсегда, непростимо обидела павшего солдата, унизила славного героя. За что такое посмертное издевательство? За то, что всегда и везде считается святым делом, за неукоснительное выполнение воинского долга?! Да он в гробу перевернулся, узнав о таком поступке матери! И будет теперь, преданный ею, лежать лицом вниз?