Театр Клары Гасуль

Вице-король. Да, у меня очень болит нога.

Мартинес. Итак, досужие и злые люди, которых в Лиме, слава богу, немало, утверждают, будто Рамон бросал пламенные взгляды на красавицу актрису. Кроме того, было замечено, что этот матадор, достаточно искушенный во всех тонкостях своего ремесла, вместо того чтобы заманить быка к ложе вашего высочества и убить его там, как это полагается всякому знающему свое дело матадору... так вот, этот самый Рамон занял позицию перед ложей сеньоры Перичолы, оказав ей этим особое внимание. Надо признаться, есть люди, которые во всем видят дурное, даже в самых безобидных поступках. Вот хотя бы поступок сеньоры Перичолы во время этого же боя быков был очень дурно истолкован, а, в сущности, в нем нет ничего дурного. В тот момент, когда черный с белыми подпалинами бык, самый свирепый из всех, был повержен Рамоном, жемчужное ожерелье сеньоры упало на арену. Рамон его поднял и надел на шею, а перед тем почтительно прикоснулся к нему губами. Я-то уверен, что ожерелье упало случайно, а сеньора, со свойственной ей щедростью, оставила его матадору, но только он его почему-то не продал, хотя на его месте всякий другой матадор поспешил бы выручить за него деньги и пропить их в кабачке. Он же, наоборот, всем назло расхаживает в ожерелье по городу, важный, как павлин. Вы только представьте себе, ваше высочество, какая пища для сплетен! И чего только не придумают люди! По их словам, сеньора Перичола свесилась через барьер, сама сорвала с шеи ожерелье, бросила его матадору и крикнула: «Браво, Рамон!» Сеньора Ромер, из Большого театра, сидевшая в той же ложе, уверяет, — несомненно, из зависти, — будто сеньора Перичола крикнула: «Браво, мой Рамон!» Я сидел далеко и не слышал, но готов пари держать, что она солгала: она ведь презлющая. Да вот хотя бы, она осмеливается утверждать, что на последнем представлении Дочери воздуха венок, упавший к ногам сеньоры Перичолы, был брошен чоло Рамоном. Мало того, сеньора Ромер рассказывает, будто Рамон заходит в уборную сеньоры Перичолы и даже бывает у нее в гостях. Он, пройдоха, так дерзок, что с него это станется. Несмотря на темный цвет кожи, он мнит себя Адонисом. Он играет на гитаре, но в случае чего может пустить в ход нож. Когда Перичола поет, никто рядом с ним не смеет ни кашлянуть, ни высморкаться... Для актрисы он незаменимый поклонник. Сеньора Ромер рассказывает еще, что сеньора Перичола часами сидит, запершись с ним вдвоем, особенно в те дни, когда вы, ваше высочество, на охоте или когда вам, к несчастью, нездоровится.

Вице-король. Больше вы ничего не слышали?

Мартинес. Была бы только охота слушать, рассказам конца не будет. Но я ведь не придаю им значения и полагаю, что вы, ваше высочество...

Вице-король. Господин Мартинес! Вы наглец.

Мартинес. Монсеньор!

Вице-король. Дерзкий, бесстыдный лгун!

Мартинес. Монсеньор! Я передал вам то, что слышал от других.

Вице-король. Вот в этом-то, сударь, и сказывается ваша непочтительность. Вы осмеливаетесь нагло выдавать за святую истину пошлые закулисные сплетни! Зачем вы третесь за кулисами? Разве там ваше место? Разве я за то плачу вам жалованье, чтобы вы вместе с комедиантами занимались интригами? Вы бездельник, лентяй... и к тому же еще лгун. В том, что вы не постеснялись сказать мне в лицо, нет ни слова правды. Да как вы, негодный, смеете меня уверять, будто мой соперник — какой-то матадор, ничтожный чоло!..

Мартинес. Да нет, монсеньор... Я не говорю...

Вице-король. Я знаю Перичолу. Она прекрасная девушка и любит только меня. Вы лжец, бесстыдный лжец, во всем, что вы сказали, нет ни крупицы правды.

Мартинес. Ваше высочество! Благоволите припомнить...

Вице-король. Замолчите! Я вытащил вас из грязи, взял к себе на службу. Я хотел устроить ваше счастье. Вы не достойны моих милостей. Мне следовало бы с позором выгнать вас вон, но по мягкости характера я дам вам место. Я назначаю вас сборщиком налогов в провинцию... как ее? Ну, словом, туда, где полковник Гарсия Васкес. Отправляйтесь немедленно. Если к утру вы не покинете Лимы, я препровожу вас под конвоем четырех драгунов в Кальяо, откуда вы выйдете только после моей смерти.

Мартинес. Смилуйтесь, монсеньор!.. Да ведь это хуже тюрьмы! Соблаговолите вспомнить, что я говорил по вашему приказанию.

Вице-король. Вы еще смеете рассуждать! В конце концов кто здесь хозяин? Клянусь богом, если бы я мог стоять на ногах, я проучил бы вас палкой! Вон отсюда, наглец, а не то я прикажу выбросить вас в окно! Ах, так я хуже чоло! Хуже чоло! Вон отсюда, бесстыдник!

За дверью кабинета громкие голоса.

Входит Бальтасар, следом за ним Перичола.

Мартинес уходит.

Бальтасар. Монсеньор! Я говорил сеньорите, что ваше высочество заняты, а она требует, чтобы я ее впустил.

Вице-король. Пусть войдет, а вы ступайте.

Перичола. Удивительно! Чтобы попасть к вам, надо взять приступом дверь кабинета. Я надеюсь, что это — недоразумение... ваш дурак-привратник перестарался.

Вице-король (недовольным тоном). Я полагал, что вы в церкви.

Перичола. Не знаю, попаду ли я туда. Отчасти это зависит от вас. Но прежде всего как ваша подагра?

Вице-король (с возрастающим недовольством). Нет у меня никакой подагры.

Перичола. Ах, значит, вы просто не в духе! Жаль! Я пришла к вам с просьбой и рассчитывала, что застану вас в более благодушном настроении. В таком случае целую ваши руки. Прощайте! Поговорим в другой раз.

Вице-король. Камила! Не покидайте меня так быстро! И мне тоже надо с вами поговорить. Клянусь богом, можно подумать, что вы боитесь остаться со мной с глазу на глаз.

Перичола. О ваше высочество! Я почти никогда не боюсь вас.

Вице-король. Не уходите! Побудьте со мной, я болен... Я знаю, что общество капитана Агирре вам приятней... но иногда приходится приносить жертвы.

Перичола. Общество капитана Агирре? Я сию минуту с ним рассталась.

Вице-король. Сию минуту расстались... Прекрасно, сударыня! Вы избавляете меня от предисловий, я могу прямо приступить к делу.

Перичола. Я подозреваю, монсеньор, что вы собираетесь угостить меня небольшой сценой ревности, а то ведь уже скоро два месяца вы не даете воли вашим ревнивым чувствам. Боюсь, как бы эта сцена не затянулась. Если вы ничего не имеете против, я сейчас изложу вам свою просьбу. Вы мою просьбу уважите, а упреки и гнев отложим до завтра.

Вице-король. Я не расположен исполнять ваши просьбы. Вы злоупотребляете моей добротой.

Перичола. Прекрасное вступление! Но позвольте теперь мне сказать... Все лимские кривляки, точно по уговору, наперебой стараются меня уязвить, а все потому, что я красивее всех. Правда, я сегодня очень хороша? Мы вступили в войну не на живот, а на смерть, пущены в ход мелкие сплетни, мелкие пакости. Если бы не недосуг, я бы вам кое-что рассказала. Кроме того, обе стороны стараются перещеголять одна другую драгоценностями, изысканными туалетами... Для ювелиров и модных лавок мы клад!

Вице-король. Какое мне дело до всей этой чепухи? Может быть, здешние дамы перещеголяли вас роскошью своих уборов, но зато по части любовников...

Перичола (с глубоким реверансом). По части любовников я поступаю совсем не так, как здешние дамы: я отдаю предпочтение качеству, а не количеству...

Вице-король. Перичола! Не прерывайте меня! Я говорю сейчас совершенно серьезно.

Перичола (перебивая его). Выслушайте меня! Всего два слова...

Вице-король. Я очень вами недоволен. Со всех сторон только и слышишь о вашем кокетстве, и, если говорить прямо, я боюсь, что из-за вас мне приходится играть очень глупую роль...

Перичола (перебивая его). Как раз сегодня мне пришла блестящая мысль: все здешние дамы лопнут со злости, только надо, чтобы вы были паинькой, каким вы умеете быть иногда.

Вице-король. Господи Иисусе, да выслушайте меня наконец!

Перичола. Черт возьми, да выслушайте меня наконец! Я женщина, а вы кастилец, вы обязаны быть со мной почтительны. Помолчите же, когда я говорю!

Вице-король. Хорошо, говорите, хотя вы могли бы и подождать.

Перичола. Сегодня, как вам известно, все лимские дамы пускают пыль в глаза, стараясь затмить друг друга роскошью и великолепием своих нарядов. В Лиме всего пять экипажей: две ваши кареты, карета епископа, карета аудитора Педро де Инохосы и карета маркизы Альтамирано, моего злейшего врага, почти такая же древняя, как и ее хозяйка, но, что там ни говори, это все же карета. Сегодня утром, когда я узнала о вашем намерении просидеть весь день дома, мне пришло в голову, что, подарив мне присланную вам из Мадрида карету, вы могли бы способствовать моему торжеству над соперницей.