Театр

Энрико

Светочи моих очей, Ах, отныне взор ничей В вас не будет отражаться!

Анарето

Сын, идем же.

Энрико

Потерял Я все мужество. Мгновенье, Обожди… Я так устал.

Анарето

Дух и ум мой — все в смятенье.

Энрико

Хоть минуту промедленья…

Анарето

Сын мой, жду я. Час настал!

Энрико

Боже милостивый, вечный, Ты, чей расположен рай Над горою белоснежной Звезд, мольбе моей внимай! Худшим был из всех людей я, Всех, кому доступен свет Солнца этого. Грешнее Человека в мире нет. Но твоя святая милость К грешным людям велика: Ты, желая мир избавить От адамова греха, — Сам взошел на крест и пролил Кровь свою. Сподобь меня, Чтобы этой царской крови Получил хоть каплю я. Ты, небесная Аврора, [82] Дева присная, всегда Окруженная сияньем, Ты, страдающих звезда И защита грешных, — к ним же Я причтен, — моли за нас, И скажи ему, чтоб вспомнил Бог великий день и час Тот, в который в этом мире Грешным странником я стал! И напомни, что старался Тех, кто без вины страдал, По чужой преступной воле, Я всегда спасти. Скажи, Что теперь, когда открылись Света вышнего лучи Для души моей, — я лучше б Умер много тысяч раз, Чем ему нанесть обиду.

82

Аврора (антич. миф.) — утренняя заря, римское имя богини Эос, открывающей перед солнцем врата востока. Любопытно заметить, что монах Тирсо наделяет богородицу языческим именем, смешивая античные и христианские образы (вспомним рыцарские романсы).

Анарето

Там, мой сын, торопят нас.

Энрико

Боже, милостив мне буди… Больше слова у меня Нет.

Анарето

Отцу пришлось увидеть Это!

Энрико (про себя)

Вот и понял я, Что за тень была, и чей был Голос. Это говорил Ангел мне, а тень был дьявол.

Анарето

Сын, идем же!

Энрико

Кто бы был Столь бесчувствен, что слыхал бы Слово это «сын», из глаз Не исторгнув океана? Мой отец, молю я вас Вздох принять последний сына.

Анарето

Сын, не бойся. Бог к тебе Будет милостив.

Энрико

Он будет, Будет милостив ко мне, Ибо нет пределу божью Милосердью — никогда.

Анарето

Сын, мужайся!

Энрико

Уповаю На него… Пойдем туда, Где та жизнь, что вы мне дали, Прекратится навсегда.

(Уходят.)

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Лес

Сцена 16

Пауло

Прибежал совсем устав, Я сюда, к горе дремучей, Впереди моей летучей Шайки, жадной до облав. У подножья этой ивы Я немного отдохну, Муки памяти стряхну. Может статься, в час счастливый, Ручеек, ты здесь журчишь, Никогда не иссякая, И, по камням протекая, Птиц и травы веселишь. Ты моим скорбям и мукам Хоть минутный дай покой Прохлаждающей струей И паденья чистым звуком. Пташки маленькие, вы, Что щебечете так нежно, И поете безмятежно В тростниках среди травы, — В вашем щебете веселом, В ваших звонких фистулах Пойте о моих делах О скорбях моих тяжелых. Здесь, на бархатном лугу, Прохлажден ручьем хрустальным, О конце моем печальном Я на миг забыть могу.

(Собирается заснуть. В это время появляется тот же Пастушок, что и во втором акте, расплетая венок из цветов, который прежде сплетал.)

Сцена 17

Пастушок, Пауло

Пастушок

Лес мой, лес дремучий! Тополь твой зеленый Яркою надеждой Красит Амальтея. [83] К вам, ручьи, текущим По каменьям мелким, По пескам зыбучим, С шумом и кипеньем, Прихожу еще раз Посмотреть на лес я — И пройти по долам, Что люблю я крепко. Я — пастух, который Некогда с весельем Пас по этим склонам Овец белоснежных. В бархате зеленом Так сияла шерсть их, Будто был тот бархат Серебром увенчан. Был всегда я стражем Стад своих примерным, Зависть возбуждая Пастырей соседних. И меня хозяин, Что живет далече, Милостью своею Жаловал без меры: Ибо приводил я По его веленью Всех овечек белых, Словно кучи снега. Но когда от стада Из моих овечек Лучшая отбилась, Стал я безутешен… Обратил в печали Все свои веселья, Радости живые — В память о потере… И стихи и гимны По долинам пел я, — Ныне распеваю Печальные песни. Ах, я сплел когда-то На опушке леса Маленький веночек Для моей овечки. Но не в радость был ей Мой подарок: слепо Вверившись обману, Мой венок отвергла… Ах, не захотела… Тот венок — возмездье Да свершится — стану Расплетать теперь я.

83

Амальтея (антич. миф.) — коза, питавшая Зевса своим молоком; один из ее рогов превратился в рог изобилия.

Пауло

Пастушок мой, был ты, Как припомни, прежде Не таким печальным — Правда, что не весел. Что ж теперь тоскуешь?

Пастушок

О, моя овечка, Ты бежишь от славы И на гибель метишь.

Пауло

Друг, скажи, веночек Ты сплетал не этот Прежде в этой чаще Долго и усердно?

Пастушок

Этот. Безрассудна Глупая овечка; Ах, она не хочет К счастью возвращенья! Вот и расплетаю Я венок.

Пауло

А если б Та овца вернулась, Ты б ее отвергнул?..

Пастушок

Я сердит, однако В милости безмерен Мой хозяин, ибо — Говорит он — если Черною вернется, Что отбилась белой, Должен, как родную, Я беглянку встретить, Лаской, и объятьем, И приветом нежным.

Пауло

Высший он. Не должен Ты ему перечить.

Пастушок

Я бы подчинился, Да она, ослепши В заблужденьях, зову Моему не внемлет. Долго по вершинам Скал каменноверхих Подзывал я свистом Бедную овечку, И потом во мраке Все искал по лесу Я ее. Чего мне Стоило все это! Ноги, пробираясь По лесным ущельям, О шипы, колючки, В кровь мои изрезал… Ничего мне, видно, Не поделать…

Пауло

Бедный, Искренние слезы Ты лиешь так нежно. Раз она не хочет Знать тебя, — о ней ты Позабудь, и плакать Перестань…

Пастушок

Ах, это Нужно сделать. Снова Покрывайте землю Вы, цветочки. Вашей Красоты овечка Не была достойна… О, когда бы землю Новую мы с нею, Увидать умели! Ах, венок роскошный Был б у ней вкруг шеи! Вы прощайте, горы, И поля, и лес мой, Ибо ухожу я С печальною вестью. И когда хозяин Весть услышит эту (Правда, все он знает!), Будет он потерю Чувствовать, — обиды ж Даже не заметит (Хоть она огромна. Ах, обида эта.) Перед ним предстану В страхе и стыде я; Горькие упреки Обратит ко мне он. Он мне скажет: «Пастырь, Так-то ты овечек, Что тебе вручил я, Стережешь?..» Мученья! Что смогу ответить? Не найду ответа, И заплакать горько Только я сумею…