Тебе меня не получить

На это всё её тоже демоны подбили, так, что ли?

Правда, сознаться в краже нижнего белья смелости так и не хватило. Да ну к бесам!

Ора глубоко втянула носом воздух, приторно пахнущий шиповником, выдохнула, потом ещё раз. Открыла глаза, разгладила ладонью смятый подол.

– Да шиш вам с маслом, – прошипела мерцанию Лабиринта, – вот уж фигушки, этого не отберёте.

Мягкое сияние ничего не ответило, лишь розы на беседке шорхнули под несуществующим ветерком.

Правда решимость, конечно, дело хорошее, вот только проблемы она не решала. Кажется, между арками-дверями в миры Нити можно блуждать вечность и ещё немного. Времени там, вроде бы, вообще не существовало, а все ощущения были совершенно субъективны. Не умирали же сошедшие с ума ни от голода, ни от жажды, сидели себе, но вот присоединяться к ним у Роен желания почему-то не появлялось, шарахаться между бесконечными колоннами тоже. На помощь вовремя подвернувшегося рыцаря-спасителя рассчитывать не приходилось, и желающих поработать проводником в поле зрения не наблюдалось.

Да уж, тюрьма выходила понадёжнее всех прочих. Никаких стен с решётками не нужно, сама никуда не уйдешь. А справляться придётся самостоятельно, не на кого больше рассчитывать.

Интересно, почему вот у других получается легко и ненавязчиво сваливать на ближнего все проблемы с заботами. «Ах, я такая беспомощная!», а ещё ладошками бессильно всплеснуть, щёчками побледнеть, ресничками похлопать. И ведь обязательно рядом найдётся желающий помочь сумку с книгами донести, от врагов защитить, да на ручках поносить – не для пользы дела, просто так, для удовольствия.

У других находится, но не у неё, не у Оры. Почему? Может, потому что вечно «я сама»? Ну вот и выпутывайся сама.

Роен медленно, мелкими шашками, подошла к раме, так же медленно подняла руку, едва-едва не касаясь завесы, но не трогая её, зажмурилась – под веками белёсые пятна поплыли, попыталась почувствовать хоть что-то. В результате ничего, воздух он воздух и есть.

Всхлип – совершенно детский, до противного жалобный – вырвался сам собой. Девушка прикусила губу, во рту стало солоно и медно.

– А ну собралась! – рыкнула тихонько.

Душа, подрагивающая трусливым желе, ещё разок трепыхнулась, колыхнув волной тошнотного страха, и замерла испуганно.

***

То ли Лабиринт решил больше не прикидываться самым нудным и пустынным местом на свете, то ли демоны успели в него охраны напихать, а, может, дело было в чём-то совсем ином, третьем, но в этот раз инквизиторам было как угодно, но только не скучно. Веселье началось, лишь успели войти: ожидаемых, тянущихся бесконечными рядами колонн на месте не оказалось, порталов между ними тоже, зато имелись каменные переходы с низкими потолками, неприятно напоминающие подземелье. А ещё почти вросшие от времени в стены и пол статуи, оплывшие так, что не разобрать, кого хотели изобразить скульпторы, и факелы, горящие призрачным, неприятным, обманывающим синим пламенем. И набрякшие сыростью двери, ведущие в тупики или в никуда, то есть в такие же коридоры.

Порталы в миры Нити всё-таки нашлись и очень быстро, в один из них умудрился ухнуть Лис. Потому что этот проклятый Шестерыми проход выглядел как вполне невинная и ничем не примечательная тень от всё той же статуи. Вот в неё-то и провалился рыжий, как в болото – едва выдернуть успели. Правда, фламик лишился сапог, штанов, от которых остались лишь обожженные лохмотья, и немалой части собственной шкуры с ног, вздувшейся пузырями ожогов. Но оказалось, что это меньшая из их проблем, потому как появились твари. Не демоны, а лишь Один знает, что за монстры, о таких и не слышали никогда. Но очень агрессивные, явно голодные и начисто лишённые инстинкта самосохранения.

От тех, кто больше всего походили на помесь собак с обезьянами, отбились. От жутковатых крыс размером с новорождённого телёнка, тоже. А вот летучие мыши с головами ящериц и крокодильими зубами загнали-таки инквизиторов за одну из дверей, в крохотный каменный закуток. И надежда выбраться отсюда пока не являлась, зато твари с той стороны продолжали колотиться в доски с завидным упорством.

– Напомните, какого демона мы тут делаем? – проворчал Лис, пытаясь обрывками собственной рубахи перевязать обожженные ноги.

– Спасаем деву в беде? – предположил Барс.

Летучие твари крепко подрали плечо следопыта, но крови не было. Совсем. Зато над раной вился, быстро истаивая в промозглом воздухе, серебристый то ли дымок, то ли парок и повязка ему нисколько не мешала. А это очень не нравилось Граю. Хотя кому такое могло понравиться? Бледнел Барс на глазах.

– Да? – удивился рыжий, глянув на следопыта исподлобья. – И как успехи?

– Согласно плану, – отозвался Барс.

– А у нас есть план? – протянул рыжий. – А почему я ничего о нём не знаю? Олден, ты про план что-нибудь слышал?

Красавчик ничего не ответил – и это тоже было очень плохо. Блондин сидел у стены, закрыв глаза, беспрестанно растирал плечо, словно оно болело, хотя выглядело вполне целым, и бледностью не уступал Барсу, даже, пожалуй, выглядел позеленее.

– Что-то я никакого плана не наблюдаю, – сплюнул Лис.

– Да ты его не узнаешь, даже если он даст тебе под зад, – огрызнулся всё-таки Олден, не открывая глаз.

– Пожалуй, такой план даже я бы не узнал, – усмехнулся Барс. – А, командир?

Грай промолчал, следя за монеткой, которую перекатывал по костяшкам: сначала медленно, придерживая большим пальцем за ребро, потом быстрее, ещё быстрее, пока монетка не превращалась в сияющую змейку, отливающую в свете единственного тут синего факела лиловым. Когда медяк окончательно сливался в полоску, экзорцист подбрасывал его, ловя в ладонь, и снова пускал по костяшкам.

Всё было очень плохо, а насколько, не знали даже братья. Дело в том, что Грай не чувствовал Лабиринт, не видел Нити, а, соответственно, и Пути. Да что там! Он даже порталов не чувствовал. Дар, полученный в прошлый раз, сейчас исчез напрочь. Или его отобрали за то, что посмел снова сюда сунуться? Или правы мудрые: по Нити с запачканной душой не пройдёшь, грехи в Бездну тянуть станут? Но ведь на него твари не бросались, будто вовсе не видели – Лабиринт всё ещё принимал экзорциста за своего. И выйти обратно он мог в любой момент, чувствовал – получится.

Пожалуй, это и было самым поганым: или дальше тащить братьев к верной смерти, или бросить всю затею. То есть её бросить, девчонку, чужую жену.

Грай хмыкнул: знал бы хоть кто, насколько у него с головой плохо, насколько он сам не считает себя Ноэ, что даже супругу Эймара за чужую принимает! Не в этой клетухе ему место бы моментально определили, а в комнате с мягкими стенами. Экзорцист откинулся назад, опершись затылком о неприятно холодный, мокрый камень, следя из-под ресниц за мельтешащей по костяшкам монетой. Опять, значит, на чужое позарился? «Я тебя люблю…» – не ему тогда говорила и никогда не скажет. А жаль, всё-таки жаль.

Странная девчонка. Кажется, про таких говорят «не к месту родившаяся». И вправду, не к месту. К собственной семье будто сбоку прилепили, вроде и вместе со всеми, а всё равно отдельно – настоящий ёж, колючки во все стороны, только подойди! Воспитанница Круга. Да какая из неё сестра? Впрочем, атьера тоже никакая. «Не к месту» – и всё.

Потому и одна такая, хотя вовсе и не особенная?

Такое, что в других раздражает, и у неё имеется: капризная, взбалмошная, упрямая, жалостливая не в меру, считающая, будто лишь она одна и знает, как надо. Вот только… Капризная или пытающаяся своё отвоевать? Взбалмошная или не желающая в рамках жить? Упрямая или упёртая? Жалостливая или просто умеющая жалеть? И всё-таки слабая, не беззащитная, а незащищённая. Никому, по хорошему, не нужная и прекрасно это понимающая.