Течение времени

Мужики с полным безразличием отнеслись к словам бригадира, даже головы не повернули. Мужик на первой подводе произнес: «Но-о-о!», пошевелив нехотя вожжами, и обоз тронулся в путь. Алеша положил накладные во внутренний карман курточки, застегнул его на пуговицу, а клапан кармана пристегнул английской булавкой. Дорога была не длинная, километров пять-шесть. Алеша шел сбоку обоза и несколько раз пытался заговорить с возчиками, но они демонстративно отворачивались и молчали. Позднее Алеша узнал, что они получили повестки из военкомата и завтра их заберут в армию. Дома по хозяйству столько дел, а тут отрывают поездкой в последний день. Но почему они в таком случае не торопили лошадей, почему так безразлично, как из-под палки, отнеслись к этому заданию? И почему нельзя было послать других?

– Алеша, некого. Они последние, – потом объяснил ему бригадир.

– Я бы мог и сам запрячь лошадь и довез бы без приключений.

Бригадир промолчал. Можно ли доверить городскому мальчишке последнее богатство совхоза – трех лошадей… Хотя парнишка открытый, ответственный, не возьмет и копейки чужой…

– Нельзя, ты городской, не знаешь нашей жизни. Думаешь, мне их не жалко, знаю, что клянут последними словами. Жизнь такая подневольная. За нас решали, кому жить, а кому в пехоту, на войну. Вон сколько времени не трогали, теперь и до них добрались, а потом и до меня.

– Как же так, а кто же будет работать?

– До победы работать придется бабам да ребятишкам. А победа будет для всех радостной – для тебя, парень, мабуть, счастливой, как и для большинства народу, а для наших баб, без нас, мужиков, горше полыни.

– Почему без вас?

– А не спрашивай, не понимаешь пока… Пехота мы.

Когда их обоз подъезжал к околице деревни, вдруг откуда-то выскочил мальчишка и, подбежав к телеге, схватил кочан и стрелою исчез с ним за углом дома. Затем появился второй… Пока Алеша пытался догнать одного, появился третий… Возчики к происходящему относились с демонстративным безразличием, а к этому времени компактный обоз растянулся в длину. Отстала последняя телега, а затем от первой – вторая, и Алеша был не в состоянии сберечь свой бесценный груз в целости.

– Ребята, не трогайте, это не моя капуста – она государственная!

Но как ни бегал он вдоль обоза, как ни кричал, призывая к совести, все его усилия были бесполезны. Да и налетевшая, как саранча, ребятня едва ли была старше семи-восьми лет, и никого не трогало, груз государственный или не государственный: на телегах лежала еда – привычная капуста, и их поступком руководило голодное брюхо. Потом, как по команде, обоз опять стал компактный, и красный от волнения Алеша понял, что он недодаст государству десять-двенадцать кочанов. Когда Алеша сдавал свой груз, кладовщик, пристально на него посмотрев, спросил:

– Был налет по дороге?

– Был.

– Вижу по лицу, что был. Не переживай, на весах не видно.

И отдал Алеше заполненную накладную со штампом «Груз принят». Размышляя о пережитом, Алеша решил, что между возчиками и ребятишками был сговор, что на околице, где нет свидетелей, они растянут обоз, а ребятишки схватят по кочану и огородами отнесут мамкам. И чтоб никто не видел: теперь и за кочан капусты могут три года дать. Но хотелось мужикам, завтра уходящим на фронт, хоть что-то доброе сделать для семьи, хоть кочан капусты добыть. А такая кроха с воза – что комар на весах.

Когда Алеша проходил мимо полустанка, там стоял военный эвакогоспиталь. Пыхтел паровоз где-то, людей у состава не было видно, было довольно тихо. Погруженный в свои мысли, удаляясь в сторону поселка, он вдруг услышал:

– Алеша, если это ты, то обернись, взгляни на пятый вагон, это я, Лена!

Он узнал голос и бросился обратно к составу, на ходу отыскивая пятый вагон. Он увидел открытое окно… и золотые волосы, и руки, руки, которые плавали по внезапно потяжелевшему воздуху. Это была Леночка, и почему-то застучало сердце не так, как обычно.

– Леночка, – только и успел прокричать он, – это я, я! И Димыч со мной, у нас все хорошо.

– Я знаю, я была дома, – ответила она, сложив ладони рупором. – Мы едем на фронт. Сейчас поезд тронется… вот и тронулся. До свидания, до скорой встречи в Москве, у нас. Потрепи за меня рыжие кудри Димыча!

Она еще долго махала рукой и что-то кричала, а Алеша застыл как вкопанный, пока вагоны, подпрыгивая на стрелках, не убежали вдаль, за могучим паровозом. Он еще долго стоял на полустанке, повторяя: «Леночка, Леночка, ну как же так, как же так…»

И поезд давно исчез, и сердцебиение вошло в нормальный ритм, и он уже мог спокойно думать и посмотреть на себя со стороны. «Что, собственно, произошло, что меня так взволновало? Лена! Недаром я любил ходить к Димычу, когда там бывала Леночка. Тогда это было понятно: мне нравилось приходить к ним, видеть и говорить с ней, и читать стихи, и смотреть, как она их слушает… Но сейчас было все как-то по-другому. Ее облик, волосы, голос… Было достаточно услышать ее голос, даже не увидеть ее, а сердце уже вырывалось из груди. Восьмиклассник влюбился в младшего лейтенанта – вот что со мной произошло! Надо забыть Лену: это свойственная мне влюбчивость, а Лена – просто старший товарищ, и все. Алешка, иди и топай своей дорогой».

В день их отъезда почему-то более интенсивно, чем обычно, доносилась артиллерийская канонада и, не дождавшись пассажирского, уже в надвигающейся ночи они всей группой разместились на площадке товарного вагона. Это был «порожняк», спешивший в Москву за очередным грузом для фронта. Алеша с Димой повисли на ступеньке площадки, одной рукой держась за поручни, стараясь откинуть тело как можно дальше от вагона, навстречу ветру и искрам паровоза. Но ветер относил дым от болтающихся на ступеньке ребят по другую сторону вагона, лязгали буфера, и вагон раскачивался и подпрыгивал на стыках рельс.

– Алешка, вот это жизнь, красота!

– Димыч, смотри над нами «ведут» фашиста!

– Где, где? Вижу, ура!

В перекрестье прожекторов четко был виден серебристый самолет и вокруг него венцы разрывающихся зенитных снарядов.

– Что же они никак не могут в него попасть!

– Подожди, попадут. Попали, ура!

Было видно, как из плавного полета самолет перешел в штопор, и за ним потянулся черный хвост дыма.

– Только наших соколов почему-то не видно. Почему, Алешка, как думаешь?

– Наверно, для решительного боя готовятся, здесь и зенитки справятся.

Вскоре на какой-то станции их поезд остановился рядом с пассажирским составом. «Если пассажирский, – решили ребята, – то только на Москву», и вся группа, как горох с полки, посыпалась с площадки товарного вагона. А их состав тут же тронулся дальше, быстро набирая скорость. Двери в пассажирские вагоны оказались закрытыми, и стоять так близко от бесконечно длинного и летящего с каждой минутой все быстрее товарного состава, поднявшего настоящий ураган пыли, стало опасно.