Течет река Мойка... От Фонтанки до Невского проспекта

Воспоминания его внука и отзывы современников, считавших, что Карл Васильевич необычайно рано «вышел в люди», изобилуют любопытнейшими подробностями из его частной жизни. По мнению самого Нессельроде, своим хорошим здоровьем он был обязан своим привычкам, которые им не нарушались никогда, даже в длительных путешествиях. Всегда рано ложился спать и рано вставал. Никогда не курил и не выносил табачного дыма. Всю жизнь имел хороший аппетит и прекрасный желудок, знал толк в кушаньях и винах и вообще этой стороне своей жизни уделял значительное внимание. Он имел «малое уважение к людям, лишенным аппетита, но еще меньше ценил людей, пробовавших блюда с рассеянным вниманием. <…> У него было особое кокетство, заключавшееся в том, чтобы не следовать в одежде за модой и этим показывать свое уважение к ушедшему времени».

По натуре канцлер был человеком общительным, любил компанию и дамское общество. Посещал салон императрицы Александры Федоровны и в своей роскошной служебной квартире устраивал музыкальные вечера. Музыку он любил, восхищался Моцартом, Россини, Бетховеном. Граф обожал прекрасное во всех проявлениях, являлся одним из первых высокопоставленных попечителей столичного Общества садоводства, сам увлекался разведением цветов. За городом у канцлера была прекрасная оранжерея, в которой он вырастил редкую коллекцию камелий. Там же им выращивались различные экзотические овощи и фрукты, удивлявшие гостей на его домашних обедах.

Нессельроде параллельно с важной дипломатической государственной службой занимался предпринимательством. Являясь крупным помещиком, приобретал земли и крестьян в разных губерниях империи: Петербургской, Херсонской, Оренбургской, Самарской и Саратовской. В Петербурге канцлер имел дачу на Аптекарском острове. В своих многочисленных поместьях граф стал разводить редких тогда овец-мериносов. Дело это было новым и для россиян малознакомым, но вскоре стало приносить хозяину довольно ощутимый доход. В 1820-е годы Нессельроде даже становится почетным членом Московского общества улучшения породы овец, а позже – почетным членом Общества сельского хозяйства Южной России.

Всю жизнь граф придерживался реформатского вероисповедания, однако его женитьба на Марии Дмитриевне Гурьевой, дочери министра финансов, прошла по православным канонам. Трое детей от этого брака (Елена, Дмитрий, Мария) исповедывали православную веру.

Отзывы современников графа Нессельроде, служивших с ним, хорошо знавших его, отличались диаметрально противоположными оценками личности российского канцлера.

П.А. Вяземский отмечал, что в нем сочеталось две натуры: одна – «совершенно официальная и дипломатическая, способная и прилежная к государственной работе, к благоразумному решению, а подчас и ловкому обходу, высших политических задач, холодная, острожная», другая – «более общительная, даже веселая и радушная…»

В.Н. Пономарев, соавтор книги «Российская дипломатия в портретах» (1992 г.), отмечал, что «с Нессельроде обычно связывают целую эпоху российской внешней политики… В исторической литературе и публицистике со времен Крымской войны и до наших дней положительные оценки деятельности К.В. Нессельроде чрезвычайно редки, зато в критике недостатка нет. Желая подчеркнуть агрессивность царской внешней политики в первой половине XIX века, К. Маркс обращал внимание на то, что даже имя ее руководителя было соответствующим. Нессельроде – по-немецки и по-английски „означает крапиву и розгу“».

В роскошном издании «Русские портреты XVIII–XIX столетий», которое опубликовал в начале ХХ века великий князь Николай Михайлович, говорилось, что «граф Нессельроде не обладал ни силою ума, ни силою характера. Современники считали его „посредственностью“ или даже прямо „ничтожностью“».

В том же издании отмечалось, что «сын исповедовавшей протестантство еврейки и немецкого католика, друга энциклопедистов, пять раз менявшего подданство, крещенный по англиканскому обряду, рожденный в Португалии и воспитанный во Франкфурте и Берлине, до конца жизни не умевший правильно говорить и писать по-русски, граф Нессельроде был совершенно чужд той стране, национальные интересы которой он должен был отстаивать в течение 40 лет».

«Международным жандармом с немецкой душой и немецкими симпатиями» назвал корреспондент газеты «Петербургские вести» российского канцлера в одной из статей времен Первой мировой войны.

Близкий к славянофилам поэт Ф.И. Тютчев писал в 1850 году:

Нет, карлик мой! Трус беспримерный!.. Ты, как ни жмися, как ни трусь, Своей душою маловерной Не соблазнишь Святую Русь…

Довольно едкую оценку К.А. Нессельроде дает в своих «Записках» мемуарист Ф.Ф. Вигель (1891–1892 гг.): «Из разных сведений, необходимых для хорошего дипломата, усовершенствовал он себя только по одной части – познаниями в поварском искусстве. Здесь он доходил до изящества. Вот чем умел он тронуть сердце первого гастронома в Петербурге, министра финансов Гурьева. Зрелая же, немного перезрелая дочь его, Мария Дмитриевна, как сочный плод висела гордо и печально на родимом дереве и беспрепятственно дала Нессельроде сорвать себя с него. Золото с нею на него посыпалось дождем; золото, которое для таких людей, как он, то же, что магнит для железа».

В высшем свете Мария Дмитриевна выглядела дамой весьма уважаемой, властной, волевой и всегда непримиримой к людям, которых она считала своими врагами. Их она преследовала всю свою жизнь, упорно, жестоко, методично, не забывая и не прощая им даже мелких обид. Рядом со своей высокой и дородной супругой, канцлер – маленький, тщедушный человек, смотрелся, вероятно, комично, но это не помешало им счастливо прожить в полном согласии до кончины и вырастить троих замечательных детей.

Завершая характеристику министра иностранных дел России К.В. Нессельроде, приведу отзыв одного из доброжелательных экспертов жизни и работы российского канцлера – лифляндца В. Ленца, писавшего в своих мемуарах: «Нессельроде отличался малым ростом, но великим умом. Черты лица его были тонки, нос с заметным горбом, сквозь очки сверкали удивительные глаза. Не будучи ни горд, ни слишком прост в обращении, он вообще избегал всяких крайностей… Движения его были быстры и привлекательны. Если он переходил в другую комнату, то походка его была едва слышна; неожиданно он оказывался уже там и, казалось, скорее скользил по полу, чем ходил… Он был, конечно, одним из самых замечательных и дальновидных государственных людей Европы».

Скончался граф Нессельроде 11 марта 1862 года. Тогдашний министр внутренних дел П.А. Валуев в тот же день записал в своем дневнике «Он родился от германских родителей, в Лиссабонском порту, на английском корабле, крещен по англиканскому обряду и был того же вероисповедания». Свое последнее пристанище двенадцатый канцлер Российской империи обрел на Смоленском лютеранском кладбище Санкт-Петербурга.

После отставки графа Нессельроде вакансию министра иностранных дел в 1856 году занял князь Александр Михайлович Горчаков – всесторонне образованный, опытный, волевой и весьма дальновидный политик и государственный деятель Российской империи. Его замечательными делами на посту руководителя главы внешней политики государства будет вписана не одна знаменательная страница в летопись отечественной дипломатии.

Здания министерств иностранных дел и финансов на набережной Мойки стали существенной завершающей частью ансамбля Дворцовой площади. Постепенно, друг за другом, вдоль берега Мойки появляются величественные строения, спроектированные гениальным К.И. Росси. Правда, восточная часть ансамбля выглядит менее грандиозно по сравнению с западной, ибо ее архитектура гораздо строже, скупее, а скульптурное убранство фасадов практически отсутствует. Однако, по мнению большинства градостроителей, «строгий дорический ордер придает общему фасаду подведенным под одну крышу зданиям министерств на правом берегу Мойки достаточную монументальность и торжественность». В монографии о творчестве зодчего К.И. Росси доктор архитектуры Марианна Зеноновна Тарановская (1978 г.) высказывает собственное мнение и мнение целого ряда зодчих, считающих «неудачным угол здания министерства иностранных дел между Мойкой и проездом к ней. Острый как клинок, он моментами производит крайне неприятное впечатление. Не везде удачна и внутренняя планировка корпусов. В ряде случаев она довольно усложнена». Марианна Зеноновна полагает, что «вызвано это, очевидно, стремлением К.И. Росси максимально сохранить стены старых построек, а также многообразие назначения сооружений вдоль площади, берега Мойки и внутри территорий. В них находились помещения различных департаментов, официальные министерские залы и кабинеты, парадные жилые комнаты (квартира министра иностранных дел), служебные резиденции, квартиры чиновников и вспомогательные служебные постройки внутри дворов. Для каждого вида помещений необходимо было создать удобную планировку и характерную именно для них отделку интерьеров».