Техника в руках дикаря: как и откуда?

Думаю, мог. Тем более, что был и толчок к подобной догадке – достаточный, что бы она, прочно укоренившись в подсознании, ожила потом в нужное время в нужном месте. То есть там и тогда, когда и где ее разбудили созревшая общественная необходимость и дозревшая техника.

Среди украшений, которые археологи находят на стоянках наших предков времен верхнего палеолита, уже начинают попадаться очень тщательно сработанные дискообразные бусины с отверстием в центре.

< image l:href="#"/>

Нет, я не утверждаю, будто они – свидетельства попыток практического воплощения идеи колеса (хотя и это вполне возможно). Земля-матушка, естественно, не сохранила для нас форму и способ нанизывания палеолетических бус – кожа и дерево слишком недолговечны. А бусы в виде счетов – на жесткой основе ряды бусин-«жерновчиков» из глины, кости и тому подобного – относятся к более поздним эпохам. Но такие бусы известны.

Получается, действующая модель колеса, да еще и сделанная собственными руками, на протяжении тысячелетий буквально болталась у людей перед глазами… Ну, в смысле на шеях. А теперь скажите: кто из нас не катал в детстве по полу счеты? Нет, я намекаю не на то, что способ мышления древних близок к способу мышления современных детей (хотя это и так – по крайней мере, отчасти). Я намекаю, что недаром вспоминал Джека Лондона и рисовал картинку про нехорошего Эуэха.

Дети. Детские игры с мамиными (и папиными) украшениями. Невозможность пропустить мимо внимания, что в одном направлении забавка именно катится – движется несоизмеримо проще, чем в остальных. Вспомним, кстати, что всякие петушки-зверушки на колесиках – одна из древнейших известных нынче славянских детских забавок. Так может, это взрослые (в нужном месте в нужное время) задумались: а не попробовать ли смастерить аж вот такенную игрушку – для взрослых-то надобностей?

Подтверждением этих теоретических экстраполяций можно считать и находку американского археолога Мэтью Стирлинга (того самого, который открыл воспетые Деникеном гигантские базальтовые головы с негроидными чертами – изваяния, оставленные цивилизацией ольмеков). В 30-е годы прошлого века при раскопках ольмекских же поселений он обнаружил детские игрушки: собачек на колесиках. Позже сходная фигурка была обнаружена при раскопках поселения майя. А ведь ни майя, ни ольмеки, ни прочие неолитические цивилизации доколумбовой Америки не применяли колесо в качестве элемента транспортных средств. Реальный археологический аргумент в пользу цепочки «сверление – украшения – бусы – игрушки – транспорт» (а не, как напрашивалось бы, «транспорт – игрушки»).

Таким образом, имеем пример принципа №1: аналогового. Заимствования прототипа. Только не у природы, а у собственных детей.

Почему же майа и ольмеки не сделали последнего шажка, оставшегося им до изобретения колесного транспорта? Не успели? Или действительно нашли какую-то не известную нам альтернативу? Что ж, это действительно тема для разговора не только отдельного, но и очень некороткого.

И еще немного в сторону от темы, но тоже о роли детских забавок в становлении технической мысли.

В далеком детстве меня поразила впервые прочитанная история о том, как Вещий князь Олег, тот самый, который «твой щит на вратах Цареграда», к оному Цареграду подводил свои рати посуху, аки по морю – на кораблях, поставленных на колеса. Да еще и множество воздушных змеев над оными запустить повелел: дабы нагнать ужас на супротивника. Представил я себе мучения несчастных ратников, прущих отнюдь не маленькие свои корабли по сильно пересеченной местности (за каким чертом, спрашивается?!) – и так жалко мне стало русичей! А еще жальче сделалось робких византийцев, способных до ужаса перепугаться воздушных змеев.

И лишь по прошествии немалого времени начал я кое-что понимать. Корабельный переход посуху предпринят был, вероятно, из исконной славянской опаски: шоб не сперли. Олег по малочисленности своего войска не мог, очевидно, оставить при судах достаточно сильную охрану; страх же оказаться в далекой враждебной стране без возможности вернуться домой был, думается, куда сильнее византийской гипотетической змеефобии. А вот змеи… Конечно, желание запугать противника было тут ни при чем. Лодьи по морю ходили на веслах и под парусами. Но весла на суше бесполезны, а паруса… Ветер на море, как правило, сильнее, чем на берегу – потому что море, в отличие от суши, плоское. Да и на колесах лодья идет несоизмеримо тяжелее, чем по воде. Так что змеи – весьма остроумная попытка не только увеличить парусность, но и поднять ее выше застящих ветер неровностей местности. Правда, в тот раз призыв детской игрушки на передний край технической мысли, похоже, не возымел существенного успеха – иначе его бы наверняка повторяли, а сведений о таких повторениях, кажется, нет.

Ну-с, передохнули малость, а теперь, перекрестясь, приступим к самой увесистой из наших «ягодок».

И тут, прежде, чем заняться выяснением «когда?» (и – тем более – «где?») уместно бы, по-моему, сделать небольшую интродукцию.

Снова, как и в «деле о добывании огня», позволю себе обратиться к не вполне научному первоисточнику. На сей раз будет это даже не фантастика, а детская книжка, зато автор не менее известен, чем Лондон. Речь идет о «Маленьких дикарях» Эрнеста Сетона-Томпсона. Талантливый писатель в данном случае интересует нас как весьма уважаемый коллегами натуралист, заставший еще те времена, когда в Америке трудно было, изучая природу, не изучать и индейцев. Итак, в «Дикарях» Сетон-Томпсон приводит очень подробное и добротное (с чертежами) описание – этакое учебное пособие по производству лука, несколько похожего на индейский. Выстрелом из такого можно было серьезно ранить утку и даже насмерть убить сову. Но в грозный час охоты на страшного хищника – например, енота – лук все-таки уступал место револьверу. И однако же грозное «индейское» оружие изготовлено было из дерева, сушившегося в специальных условиях не один год; при изготовлении использовались дратва, гвозди (в качестве наконечников), верстак и рубанок (для придания нужной формы основе лука и стрелам)… Не правда ли, истинно неолитические сырье и технические приемы? Кстати, единственная стрела, которую главный ревнитель индейской «взаправдашности» выстругал ножом (не кремневым, всего-навсего перочинным) отличалась полной непредсказуемостью траектории полета.

Это была преамбула. А теперь в качестве преамбулы-прим попробую сформулировать, отчего лук – первое из известных нам человеческих изделий, которое следует относить не к инструментам, а к аппаратам. Вот, например, копьеметалка увеличивает возможности человеческой руки. Я успел разобраться, что чем шире размахнусь, тем сильнее и дальше полетит копье. Но шире уже не получается (рука закончилась), а подлец Эуэх (пускай мы с ним уже успели повырастать) метает копье дальше. Хотя он нисколько не сильнее меня; у него, у нехорошего-то человека, просто длиннее руки. Вот и придумывается инструмент, помогающий нарастить плечо рычага, что в свою очередь позволяет при прочих равных условиях увеличить импульс силы (каковой, как известно нам-нынешним, равен количеству движения). А в случае с луком мы суммируем и накапливаем, переводя в энергию упругости «луковища», всю ту энергию, которую, сопя, пыхтя и обливаясь потом, вкладываем в натягивание тетивы. Аккумулируем энергию обеих рук и плечевого пояса, чтобы в момент спуска тетивы вложить все накопленное в пусковой импульс (равный количеству движения). А можем вложить в этот самый импульс и энергию практически всего тела (ног, пресса, спины): известен такой способ стрельбы, когда в «луковище» упираются ступнями, а тетиву тянут обеими руками. А можем и не только свою энергию вложить, а и нескольких человек, и не только человек – если к ну ооооочень сильному луку добавим направляющий желоб и фиксатор (и добавим-таки, и обзовем аппарат арк-баллистой). То есть изобретено не средство увеличения силы, изобретен качественно новый способ ее, родимую, тратить. Предварительно накопив.

Это была особенность номер один.

А есть и номер два. Мы уже не раз повторили давным-давно известную истину про импульс силы, который равен количеству движения (прошу прощения у физиков-профи за некоторую архаичность формулировки: тематика статьи накладывает отпечаток). Но равенство – оно и в Африке равенство. В том смысле, что ведь и количество движения равно импульсу силы. Т. е. метаемый снаряд имеет оптимальный диапазон веса. С одной стороны, чем легче, скажем, копье, тем дальше его можно зашвырнуть. Но если вес копья снизить ниже нижнего (здорово сказано, правда?) предела оптимального веса, то дальность полета начнет уменьшаться (тем более, если площадь трущейся о воздух поверхности увеличена стабилизаторами – оперением). А главное, начнет резко снижаться тот импульс силы, в который копье превращает количество своего движения при попадании в цель. Проще говоря, стрела, брошенная руками, вследствие низкой массы не причинит своей цели ни малейшего значимого вреда. Другое дело, если той же самой стреле мы сообщим значительное начальное ускорение. Тогда за счет высокой скорости полета она передаст жертве импульс силы, соизмеримый с силой удара тяжелого копья на близкой дистанции. А с учетом того, что стрела тоньше, и наконечник ее тоньше (а, значит, площадь контакта стрелы с целью существенно меньше, чем аналогичный тактико-технический показатель копья), мы получаем выигрыш не только в дальности, но и в пробивной силе.

Примерно та же история и с пращей: для увеличения дальности полета и силы удара камень предварительно разгоняют по кругу (раскручиванием), получая еще и приятный довесок в виде центробежной силы. Именно «примерно»: есть одно существенное отличие, к которому мы еще возвратимся.

Вот когда техническая идея включает в себя не один, а комплекс принципов увеличения коэффициента полезного действия, ее техническое воплощение перестает умещаться в названии «инструмент».

А теперь, поднаторев в некоторых теоретических вопросах лукостроения, перейдем к главной теме. Двинемся проторенной дорожкой и начнем с вопроса «когда?».

Для начала снова позволим себе вольную игру ума.

В Книге Й. Августы и З. Буриана «Жизнь древнего человека» есть такая фраза: «В конце раннего палеолита, т. е. приблизительно 70000 лет назад угасла жизнь и потухли костры неандертальцев». Ну, и дальше в том плане, что в верхнем палеолите появились первые Хомо Сапиенс. Но вернемся к цитате. И количество тысяч лет вызывает, мягко говоря, скепсис, и что жизнь с кострами угасли вдруг, в одноразье – тем более сомнительно. Кстати сказать, «нехронологические» системы летоисчисления – по качеству каменных изделий, или по «до – после – во время» ледникового периода крайне условны и с развитием археологии требовали поправок. Так пошли возникать деление палеолита на верхний и нижний, а также эпипалеолит, мезолит и прочие суб-эпохи, которые отнюдь не всегда соглашаются строиться по хронологическому ранжиру. А что касается угасания костров, то, пожалуй, единственным значимым изменением условий жизни неандертальцев было именно появление в зоне их обитания наших непосредственных предков. А потому логично предположить, что упомянутое появление и послужило причиной упомянутого угасания. Но тогда следующий вопрос: а за счет чего бы? Неандертальцы отнюдь не представляются этакими мальчиками для исторического битья.