Техника в руках дикаря: как и откуда?

Их оружие было грубым, но не примитивным; они умели успешно (и наверняка сообща) действовать против самых крупных и опасных животных своего времени, их ум дозрел до отвлеченных понятий (а значит, и до охотничье-боевых хитростей), а речь – до возможности друг другу отвлеченные понятия разъяснять (иначе бы невозможны были обрядность и религия, пусть и зачаточная) – значит, и до умения задумывать хитрости сообща… Что качественно нового могли противопоставить этому наши предки, вдобавок скорее всего уступавшие неандертальцам в таких чисто звериных способностях, как обоняние, слух, умение видеть в темноте? Одной тщательностью выработки оружия тут не возьмешь. Перефразируем приводившуюся уже раньше цитату: если тебя хряснули по темени топором, велика ли разница, был он грубым неандертальским, тщательно и мелко оббитым – мезолитическим или по-неолитически насаженным на рукоятку? Летальный исход – он хоть в палео-, хоть в неолите летальный. Пронять же неандертальцев умением вырезать скульптуры из мамонтовой кости и здорово рисовать на стенках пещер, думается, было не реальнее, чем запугать византийцев воздушными змеями.

Следует заметить, что в ледниковый период очень многие дети матери-природы оценили удобство жизни в пещерах. Да, неандертальцы умели строить шалаши и палатки, но в ледниковую зиму это слабое утешение. Оставалось либо деловито вымереть, не растягивая это удовольствие на десятки тысячелетий, либо научиться освобождать себе более удобное жилье и оборонять его от прочих желающих. А среди тех были и такие твари, перед которыми нынешние львы да гризли – так, мелкота. Получается, острота жилищного вопроса тоже подразумевала необходимость действовать сообща, а это еще один аргумент в пользу наличия у неандертальцев речи отнюдь не в зачаточном состоянии.

В довершение прочего, неандертальские открытия в религиозной сфере отнюдь не сопровождались зарождением моральных принципов. Некоторые находки (в частности, на стоянке Чирчео, Италия), доказывают, что неандертальцы не чуждались каннибализма. Так что первых увиденных Сапиенсов они вполне могли отнести к категории пускай и опасной, но однозначно гастрономической.

Одним словом, до Хомо Сапиенса ни одной из разновидностей человека еще не приходилось отбивать экологическую нишу у такого грозного предшественника. А значит, и сам Сапиенс должен был иметь очень грозный аргумент в подкрепление своему интеллекту (независимо от того, чем завершилось противостояние подвидов – истреблением или ассимиляцией).

Вот на роль этого аргумента буквально напрашивается лук.

А теперь посмотрим, можно ли подкрепить все эти домыслы чем-нибудь повещественней. Сами палеолетические луки до наших времен, конечно же, досуществовать не могли. Рыться в пригоршнях микролитов, препираясь, – дескать, наконечник стрелы или детская игрушка? – тоже не выход… Кстати, полушаг в сторону: «игрушечность» этих ювелирных (для своего времени) изделий кажется довольно сомнительной. Некоторые из микролитов – например, трапециевидные и треугольные – помимо прочих версий могли служить элементами составных лезвий деревянных мечей и пил – подобными пользовались индейцы Центральной Америки и полинезийцы…

Но вернемся к «тоже не выход».

Выход-то – вот он, на рисунке.

Пещера Куэва-де-лос-Кабаллос. Восточная Испания. Поздний палеолит. С таким аргументом, как говорится, не поспоришь. Прошу обратить внимание: луки большие, упругость основы неодинакова – концы загнуты сильнее, чем середина. Весьма совершенная форма: вспомним хоть современные спортивные луки. Так что изображена явно не самая первая модификация этого оружия, а продукт длительного совершенствования.

Кстати, о совершенствовании. Следующий рисунок – тот же регион (Испания), но более поздняя эпоха – предположительно, мезолит.

Как видим, очертания лука поизящнели – очевидно, технология обработки дерева шагнула вперед, позволив более плавно утончать основу от середины к краям (однако до колчана люди все еще не додумались).

Но вернемся к сцене групповой охоты. Лук используется против такой крупной дичи, как олень. Трупов, правда, пока не видать, но оные, скорее всего, лишь дело времени. Впрочем, возможно, что главная задача не убить, а ранить потяжелее, а потом догнать и – как Ункас у Купера («стрела хороша, но в помощь ей нужен нож»… тоже, кстати, люди на оленя охотились).

Итак, предположим, что время и общественная необходимость более ли менее обозначились. Место? Ну, в общем, тоже – с минимальной точностью, нужной для цели нашего разбирательства. Лук-то ведь тоже не глобальное изобретение. В Америку прибыл по все тому же арктическому мосту… А вот до Австралии оледенение не добралось, и лук тоже (есть, кстати, веские аргументы полагать, что австралийские аборигены – продукт развития именно неандерталоидной формы)…

Но вот к КАК мы не приблизились ни на шаг.

Предположим, к моменту изобретения человек уже имел достаточное представление об упругости, ее способности аккумулировать усилия и отдавать их в одномоментном импульсном исполнении. Достаточно всего-навсего, идучи по лесу гуськом, слишком приблизиться к впередиидущему, и согнутая тем ветка вобьет оные теоретические познания тебе… ну не в голову, так в физиономию – тоже убедительно. Но вспомним, какие ухищрения понадобились героям Сетона-Томпсона, дабы соорудить свою лукообразную игрушку. Прежде всего: материалы, пригодные для изготовления основы, встречаются в природе лишь в виде полуфабрикатов, требующих длительной, совершенно специфической обработки. Трудно предположить, будто у кроманьонцев, как у Сэма Рафтена, случайно завалялись на чердаке подходящие деревяшки. Для такой случайности нужно было иметь как минимум чердак. И необходимость годами сушить в сухой проветриваемой тени ореховые, тисовые или иные жерди. Специальные повышающие упругость накладки (костяные, роговые и пр.) – все это, равно как и способы обработки дерева, могло бы, конечно, выработаться в ходе осуществления метода №3 – совершенствования прототипа. Да вот беда: любой прототип, изготовленный из подручных материалов, дал бы результаты столь мизерные в сравнении хоть с той же копьеметалкой, что лишь убедил бы изобретателя в полной бессмысленности дальнейшей модернизации.

А ведь лук – это не только основа. В палеолитические времена о дратве еще слыхом не слыхивали. Изготовить путную тетиву можно было только из сухожилий крупных животных, причем требующих снова-таки очень серьезной обработки. Причем опыт производства «ниток» для шитья тут бы не пригодился: слишком специфичны требования к тетиве. Она, например, должна быть достаточно длинной, однородной, исключительно прочной, неломкой, почти идеально круглой (естественно, в сечении)… И при этом, в отличие от основы, тетиве категорически противопоказана упругость. Ну, допустим, подобран… э-э, нет – РАЗРАБОТАН упругий материал «луковища», тетива измыслена да изготовлена (что отнюдь не предопределяется измыслением), натягивать все это научились – так стрела летит кувырком… А, между прочим, полетные характеристики стрелы и дротика весьма различаются, так что прежний опыт скорее помешает изобретателю, чем поможет…

Ни одна из прежде рассматривавшихся нами новаций для своего осуществления не вымогала у изобретателя такого комплекса принципиально новых материалов, способов их обработки и инструментов. И даже с учетом насущной общественной необходимости трудно себе представить, чтобы изобретатель продолжил барахтанье во всех этих цепляющихся одна за другую проблемах, не имея твердой уверенности в конечном успехе. А уверенности оной, как мы, полагаю, уже убедились, взяться было бы неоткуда.

Или нет?

Первое, что напрашивается – причем куда обоснованнее, чем в случае с бумерангом – это чисто фантастическая версия. Даже не одна. Потому что мудрые добрые радетели за прогресс, прибывшие с далеких звезд либо из далеких времен и решившие помочь нашим передовым предкам в борьбе с отсталыми, но грозными неандерталоидами – это вряд ли (как и все, валяющееся на поверхности). Гораздо интереснее рассмотреть вариант с космическими робинзонами – в результате какой-либо катастрофы оказавшимися на Земле буквально с голыми руками (это еще в лучшем случае, ежели только руками), технически развитыми гуманоидами (именно так – всякие там разумные осьминоги или шестикрылые стрекозоиды не подходят). В борьбе за выживание бедолаги принялись лихорадочно искать способы производства эффективного оружия из подручных средств – точно зная, что именно хотят изобрести. А дальше – вынужденная ассимиляция с наиболее близкой из разновидностей земных уроженцев. Ассимиляция как физическая, так и знаний. Из коих закрепились в людском сознании, естественно, лишь те, каковые могли найти немедленное практическое применение.