Технология подавления национал-патриотов и народов. Часть первая. Ксенофобия. Толерантность. Антисемитизм
Шрифт:
Более того, ксенофобия может быть проявлена даже несмотря на долгие годы воспитания против ксенофобии, воспитания в духе интернационализма и дружбы различных народов и рас. Например, в СССР подобное воспитание толерантности детей и взрослых было одним из самых мощных и эффективных, осуществлялось в разных пропагандистских формах, в разных темах и для различных групп населения по-разному, все нации и народности на территории СССР переплавлялись по замыслу Сталина и его последователей (это я подробно рассматривал в книге № 7) в единый советский народ, в единую советскую нацию. Всеохватность, «тоталитарность» в этом вопросе приводила даже к забавным случаям.
«В Союзе к чернокожим относятся любовно и бережно. Вспоминаю, как по телевидению демонстрировался боксерский матч. Негр, черный, как вакса, дрался с белокурым поляком. Московский комментатор деликатно пояснил: «Чернокожего боксера вы можете отличить
Это антиксенофобное воспитание толерантности в СССР осуществлялось на протяжении многих лет и многих поколений, и уже казалось, что должно было перейти с уровня привитого рефлекса поведения («условного» по Павлову) на уровень подсознания, закрепиться на генном уровне и уже передаваться по наследству, как накопленный положительный человеческий багаж, однако… Как показала жизнь, практика, – это целенаправленное искусственное «напыление» сознания в СССР к удивлению многих оказалось не прочным, не стойким. Яркие примеры этого приводит тот же Сергей Довлатов, который, став советским диссидентом, вместе со многими другими советскими евреями покинул ненавистный СССР (это уже другой случай и вид ксенофобии, который мы рассмотрим дальше), переехал с семьёй жить в США и уже описывал жизнь в этом звездно-полосатом «раю», в котором, как казалось многим, проблема ксенофобии также была решена, поскольку в этом благополучном в материальном смысле американском мультинациональном «плавильном котле» все нации и расы «сварились», переплавились в единую американскую нацию. И, несмотря на то, что, как свидетельствует С. Довлатов, афроамериканцы в США не давали повода к настороженности и даже наоборот:
«…Негры в этом районе – люди интеллигентные. Я думаю, они нас сами побаиваются. Однажды Хася Лазаревна с четвертого этажа забыла кошелек в аптеке. И черный парень, который там работал, бежал за Хасей метров двести. Будучи настигнутой, Хася так обрадовалась, что поцеловала его в щеку. Негр вскрикнул от ужаса. Моя жена, наблюдавшая эту сцену, потом рассказывала:
– Он, знаешь, так перепугался! Впервые я увидела совершенно белого негра…».
Несмотря на этот случай, Сергей Довлатов свидетельствует, что: «К неграм мы (в США) относимся с боязливым пренебрежением. Мы убеждены, что все они насильники и бандиты. Даже косоглазая Фира боится изнасилования (я думаю, зря. – С. Д.). Она говорит: «Зимой и летом надеваю байковые рейтузы»…
Кроме нас, в этом районе попадаются американские евреи, индусы, гаитяне, чернокожие. Не говоря, разумеется, о коренных жителях. Коренных жителей мы называем иностранцами. Нас слегка раздражает, что они говорят по-английски. Мы считаем, что это – бестактность».
Возможно, это можно назвать оригинальным методом или даже технологией адаптации приезжих мигрантов, евреев в новой стране, среди хозяев этой страны, среди коренных народов этой страны. И это можно назвать видом ксенофобии – КИРИОФОБИЯ (от греч. , «господин», «хозяин» и , «страх») – это вид ксенофобии, когда приезжие сразу враждебно относятся к хозяевам страны, к коренным народам. Кстати, вышеописанное Довлатовым было недавно – в последней четверти «прогрессивного» 20-го века.
Как видно из этого примера – вопрос ксенофобии не простой… Есть о чем поразмышлять, о многоликости ксенофобии, о её различных видах, и в следующей главе мы в этом постараемся разобраться. Я родом из Западной Белоруссии, из деревни; оба моих деда были зажиточными крестьянами – «кулаки» в понятии коммунистов, имели несколько коров, несколько свиней, пару десятков овец, несколько лошадей, большое количество домашней птицы и немало ценного сельхозинвентаря, ещё и рыбачили, торговали рыбой, ягодами, грибами, фруктами; у одного было шестеро детей, у другого восемь, и один и второй жили на хуторе, это такое отдельно расположенное недалеко от деревни среди лесов и полей автономное хозяйство; никого не трогали, никому не мешали, жили, растили детей и производили продовольствие, ни у людей, ни у государства ничего не просили и не брали, никого не трогали и мечтали, чтобы их никто не трогал.
Примерно 40-50 километров на север от их места жительства расположена граница с Литвой, а 50-60 километров на юг расположена граница с Польшей. И во время Второй мировой войны во время гитлеровской оккупации, как правило, ночью к деду приходили неизвестные: литовские «лесные братья», белорусские партизаны, польские партизаны, поляки из «Армии крайовэй», русские диверсионные отряды, беглые из плена и все просили или требовали, угрожая оружием, – покушать, самогона, и с собой, а часто просто отбирали всё найденное. В результате семье не раз грозила голодная смерть, спасала
лебеда, крапива, ягоды, грибы, спрятанный в лесу кусок соленого сала, рыба в Немане. А днем наезжали совсем чужие – полицаи и гитлеровцы, и, тыкая дулом в грудь деда, грозно вопрошали: партизаны приходили, помогал им? И они также были голодными, забирали яйца, хлеб, кур, овец, свиней; и опять жутко пахло смертью.А в мирное довоенное время на хутор, кроме польских налоговиков, постоянно приезжали еврейские местечковые бизнесмены, которые предлагали «самые дешевые» кредиты, «самые высокие» цены за скот, сыры и зерно, «самый выгодный» бартер на инструменты, одежду и т. д. И при доверчивости и недостаточной осторожности хозяйство могло быстро обанкротиться, попасть в тяжелую кабалу, могла произойти потеря не только результатов своего труда, но и всего хозяйства. А в конце 1939 года приехали грозные советские комиссары с вооруженными отрядами раскулачивать, грозя сослать в Сибирь или Казахстан. Это исторический пример – когда мирный труженик находится в окружении многих чужих; и для него «свои» – это члены его семьи, все остальные – чужие.
А есть случаи, когда свои – это только ваше единственное декартово «я», вы чувствуете и осознаете себя целостной самостоятельной единицей этого мира, выделенным из мира спинозовским модусом, лейбницевской монадой отделенной от этого мира и в этом мире находящейся, и всё остальное вокруг – это неизвестное, потенциально опасное, враждебное – от явлений природы, животных и до людей; и вы, как Робинзон, пытаетесь выжить и жить хорошо в этом часто не очень приветливом мире.
А есть случаи, когда своеобразное декартовское «я», монада – это группа единомышленников объединенных общими ценностями, идеями и целями, воспринимающая окружающий мир как враждебный и враждебно к нему относящаяся, это может быть замкнутая группа отшельников, секта, преступная группа, группа террористов или революционеров, группа предпринимателей и даже какой-либо обиженный народ. Например, в своей книге о М. Ходорковском «Путин и дело КЖОСа» («Питер», 2011 г.) корреспондент ВВС и затем представитель по связям с общественностью в правительстве Тони Блэра – Мартин Сиксмит указывает на один вид проявления ксенофобии:
«Их (команды М. Ходорковского. – Р. К.) одержимость и желание привести свою компанию к успеху частично коренились в ощущении, что их окружает враждебная среда. На этом этапе неприязнь не была выраженно политической или антикремлевской. Это придет позже, но на этом этапе они обвиняли государство в том, что оно подавляло предпринимательство в России и навязывало антисемитизм».
Эти обвинения в определенном смысле технологичны, ибо они дают моральное право на «ответные» не всегда правомерные действия, «развязывают загребучие руки» и далеко забрасывается совесть. И это вид люциферства – противопоставление себя окружающему миру; это как в песне еврейского певца Макаревича про враждебный окружающий мир, который «однажды прогнется под нас». Они воспринимали окружающий мир как богатого врага, у которого необходимо урвать побольше, и, к несчастью для России, они оказались именно в этой якобы вражеской для них стране. Ксенофобия – это повод атаковать этот мир, что-то от него себе присвоить, якобы чтобы быть сильнее против него.
Прошло 14 лет с момента начала предпринимательства: М. Ходорковский и его друзья-компаньоны стали уже очень богатыми людьми, олигархами, но М. Сиксмит фиксирует, что их внутреннее агрессивное ксенофобное состояние осталось прежним: «В 2000 году Ходорковский построил укрепленный поселок за надежными заборами и воротами в пригороде Москвы, Жуковке, и переселил в него владельцев ЮКОСа. У него самого и у его семьи была отдельная вилла, окруженная стеной. Такие же виллы были у Платона Лебедева, Леонида Невзлина, Михаила Брудно и Владимира Дубова… Совместная работа в течение всего дня и общение по вечерам сделали их сплоченной командой. Ощущение единства в борьбе против враждебного мира, которое они испытывали в молодости, не покидало их и сейчас».
Если присмотреться, то не мир был враждебен к ним, а они патологически были враждебны к окружающему их миру; здесь не мир – ксенофоб, а они – ксенофобы. Приведен любопытный пример: бизнесмены стали богатыми, даже олигархами, отгородились от мира высокими заборами и мощной охраной, они стали властными в своей империи и влиятельными за её пределами, но и после этого их суть не изменилась, их отношение к окружающему миру не изменилось, и, как показали последующие события, – для полного счастья и полной защищенности от властей и государства им не хватало самим стать в государстве властью и завладеть государственным аппаратом, и они стали бороться за власть в России. Наблюдаем в начале – алчность к богатствам, а затем – алчность к власти. Они являются источником ксенофобии и вызывают ксенофобию у окружающих.