Тектоника власти

Власть над общественным и индивидуальным сознанием настолько важна, что некоторые западные исследователи выделяют сознание как самостоятельный объект властного воздействия наряду с поведением. И хотя противопоставление поведения и сознания выглядит несколько искусственным, поскольку сознание предопределяет поведение, нельзя не согласиться, что контроль над убеждениями, мнениями, религиозными верованиями, ожиданиями, эмоциями, ценностными установками, политическими взглядами, художественными предпочтениями зачастую даёт гораздо больший эффект с точки зрения поддержания параметров системы, чем прямое принуждение, а тем более – насилие. Александр Кожев глубоко подметил, что «обязанность вмешиваться посредством силы (насилия) указывает на то, что власть отсутствует» [21] . Действительно, прямое насилие проявляется тогда, когда наступает период безвластия, и надо восстановить управляемость системы. В нормальном режиме власть должна «предотвращать в любой степени недовольство людей, формируя их представления, познания, предпочтения таким образом, чтобы они согласились с отведённой им ролью в существующем порядке вещей» [22] . Следовательно, контроль над общественным сознанием – это тоже сфера действия публичной власти, а это опять-таки доказывает, что публичную власть не следует сводить к государственной.

21

Кожев А. Указ. соч. С. 20.

22

Tilly Ch. Domination, Resistance, Compliance… Discourse // Sociological Forum. 1991. № 6. Р. 594.

Управление сознанием лежит не только в основе социального контроля в самих западных странах, но активно используется ими для экспансии и подчинения других стран. «Мягкая сила», о которой столь много говорится в последнее время, зиждется именно на этом. Таким образом, контроль над умами является самостоятельным направлением властной деятельности наряду с прямым принуждением.

Прямому принуждению и контролю над сознанием коррелируют такие источники подчинения субъектам объектов, как сила и манипуляция. Но есть ещё один источник, и он носит материальный характер. В современном обществе – это деньги. Именно этот источник лежит в основе могущества финансовой олигархии.

Все направления проявлений социальной власти институционализируются, обрастают нормами и начинают контролироваться определёнными группами людей. И поэтому правомерно говорить о государственной, духовной, финансово-экономической властях как ипостасях социальной (публичной) власти. Но стоит обязательно подчеркнуть, что любая из этих ипостасей сохраняет присущий социальной власти в целом принудительный элемент. Если в системе государственного принуждения он предстаёт в самом явном и угрожающем виде: полицейская дубинка, тюрьма, суд и другие казённые дома, то принуждение в других направлениях социальной власти менее предметно, но не менее жёстко. Но при этом, в отличие от государственного принуждения, институты, которые обеспечивают функционирование других направлений власти, государственными могут не быть, как то: церковь, масс-медиа, частные корпорации, культурные сообщества, НКО, эксперты.

Манипулирование сознанием – это тоже «присвоение чужой воли» [23] , тоже принуждение: со стороны жрецов, священников, масс-культуры и медиа. Это доказывает существование духовной власти именно как власти, тем более что к «невосприимчивым», к тем, кто не следует заданным образцам поведения, применяются свои «духовные» санкции. В древних обществах жрецы изгоняли из племени, в Средние века – священники отлучали от церкви, в тоталитарных государствах – функционеры исключали из партии, будь то КПСС или НСДАП. Современное западное общество, хотя и гордится свободой мнений и толерантностью, так же карает своих диссидентов. Судьба главного редактора «Нью-Йорк Таймс» Джил Абрамсон, известного телеведущего Фила Донахью, журналиста «Радио «Свобода» Андрея Бабицкого, «глас вопиющих в пустыне» американских репортёров к президенту Обаме о зажиме прессы, – тому далеко не полный список всех примеров. В Великобритании контролем журналистской этики занимается так называемая Организация стандартов независимой прессы (IPSO), строго следящая за исполнением «генеральной линии» [24] . А США продолжают линию на тотальный контроль Интернета. Из нововведений— Агентство цифровой демократии, задачей которого является «зачистка» новостей, которые не устраивают американскую элиту. И после этого вы скажете, что «министерство правды» у Джорджа Оруэлла утопия?!

23

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 491.

24

Миклашевская А. Регулирование британской прессы получило деньги // КоммерсантЪ. 13 февраля 2014 г.

Все вышеперечисленные виды властей находятся в динамическом взаимодействии, и подчас в борьбе. Публичная власть – это трон, за который ведётся борьба, который может занять и государственная, и духовная, и экономическая власть. Как метко заметил Бертран де Жувенель: «На удивление распространённая ошибка – усматривать в обществе одну-единственную Власть – власть правительственную, или публичную. А между тем это только одна из присутствующих в обществе властей, сосуществующая с множеством других, которые являются одновременно её помощницами, поскольку вместе с нею обеспечивают общественный порядок, и соперницами, поскольку, как и она, требуют повиновения и пользуются силами общества. Эти негосударственные власти, которые мы будем называть социальными властями, так же, как и Власть, имеют далеко не ангельскую природу» [25] .

25

Жувенель Б. Власть: естественная история её возрастания. М., 2010. С. 187.

Каждый из видов публичной власти обладает своим качественным ресурсом: государственная – легальным насилием, духовная – воздействием на умы, экономическая – деньгами. А в терминологии Элвина Тоффлера – «силой, знанием, богатством» [26] .

Система власти современных западных обществ как раз основана на господстве экономической власти, прежде всего, её финансовой составляющей. Именно экономическая власть подчинила остальные ветви социальной власти: и государственную, и духовную.

26

Тоффлер Э. Метаморфозы власти. Знание, богатство и сила на пороге ХХI века. М., 2003.

Хотя так было не всегда, в разные периоды истории на место верховной выдвигались представители разных ветвей. Вспомним теорию «двух мечей». Долгое время католическая церковь оспаривала первенство у королей.

Были периоды, когда духовная власть подчиняла себе государственную и экономическую. Хрестоматийный пример – путешествие Генриха IV в Каноссу в XI веке. Но и спустя восемь веков, в середине XIX века швейцарский кантон Люцерн направил свою конституцию на утверждение Папе. Бывало и наоборот: цезарепапизм, или отмена Петром Первым патриаршества в России, или огосударствление английской церкви Генрихом VIII.

Переход из Средних веков в Новое время (от аграрного общества к индустриальному) ознаменовался победой экономической власти над государственной: место королей и феодальной аристократии заняла буржуазия.

А уже в XX веке в некоторых странах нарождавшаяся экономическая власть была полностью подавлена государственной, точнее политической, в лице единственной партии. Произошло огосударствление экономики, в чём, собственно, и состоял смысл социалистических революций, и что составляло главную черту организации власти при коммунистических режимах. А в конце ХХ века крах социалистической системы означал, по сути, победу денег над государством.

Притом, что между различными ветвями (отдельными представителями) ведётся борьба за обладание публичной властью, она едина, представляет собой высшую точку, где сходятся нервы всей социальной системы. Именно публичная власть как верховная обеспечивает единство различных ветвей при их видимом разделении и независимости.

Обеспечение единства власти предполагает наличие её единого центра, который координирует функционирование её различных ветвей. Более того, без такого единого центра функционирование общества как системы, само его существование было бы невозможным. Поддержание параметров социальной системы требует сознательных волевых усилий. Стихийная игра общественных сил эти параметры скорее разрушает, чем поддерживает.

Параметры невозможно поддерживать без единого центра. В любой системе есть центр. Основоположник теории систем Александр Богданов в своей работе «Тектология» сформулировал принцип «моноцентризма», который фиксирует, что «устойчивая система характеризуется одним центром, а если она сложная, цепная, то у неё есть один высший, общий центр» [27] .

Этот принцип обеспечивает непротиворечивость управленческих команд. Если существуют несколько центров управления в системе, то объект управления будет получать разные команды, и в конечном счёте наступит дезорганизация и разрушение целостности системы. М.В. Локтионов разъясняет суть этого принципа: «Полицентрические системы могут характеризоваться дисфункцией координационных процессов, дезорганизованностью, определённой неустойчивостью и т. д. Такого рода эффекты формируются в случае наложения одних координационных процессов на другие, что обуславливается утратой целостности» [28] .

27

Богданов А.А. Тектология: Всеобщая организационная наука. М., 2003. С. 96.

28

Локтионов М.В. А.А. Богданов как основоположник общей теории систем // Философия науки и техники. 2016. Т. 21. № 2. С. 89.

Сторонники синергетических концепций могут возразить, что существуют системы, в которых упорядоченность поддерживается без единого центра управления. Не оспаривая, в принципе, существования таких систем, замечу, что я веду речь о таких социальных системах, в которых присутствует целенаправленное управляющее воздействие. Не думаю, что кто-либо будет возражать, что в таких системах центр управленческих команд должен быть един. Если ещё можно говорить о применении синергетического метода для некоторых социальных систем, то применительно к государственно организованным обществам этот метод выглядит весьма сомнительным. Известный исследователь социальных систем с точки зрения синергетики Дари Цырендоржиева обращает внимание на роль не только самоорганизации, но и организации в развитии социальных систем. Она справедливо пишет, что «исключительной особенностью социальных систем является то, что в них самоорганизация дополняется организацией…» [29] .

29

Цырендоржиева Д. Развитие общества с позиций синергетики // Вестник Бурятского государственного университета. Педагогика. Филология. Философия. 2009. № 6. С. 26–29.