Тектоника власти
Шрифт:
Существование единого центра публичной (социальной) власти является проблемой только для западных демократий. В других моделях власти такие центры очевидны и институционализированы. Апологеты же англосаксонской модели отсутствие видимого для общества центра социальной власти выдают за вершину плюрализма и считают его главным доказательством демократичности. Но именно в этой модели публичная власть является, простите за каламбур, максимально непубличной. И это существенным образом затрудняет не только исследование, но и само доказывание наличия такого центра. Хотя существование таких центров признаётся политологической наукой. Халипов в работе «Кратология власти» пишет: «Скрытый центр власти – реальный, но не проявляющий себя центр, где сосредотачивается реальная власть и предрешаются её ключевые вопросы» [30] .
30
Халипов В.Ф. Кратология – как система наук о власти. С. 100.
Достоверность любого исследования определяется его методом. Самый достоверный – непосредственное наблюдение и последующее описание. Но в нашем случае объект исследования
Поиск такого центра в современных западных обществах в чём-то схож с поисками новых элементов в периодической системе Менделеева: их существование учёные сначала предсказывают по характерным признакам, а потом обнаруживают экспериментальным путём. С точки зрения логики отрицать наличие центра публичной власти в англосаксонских обществах весьма сложно. Ведь что получается: такие центры есть во всех физических, химических, биологических, социальных системах, а в англосаксонской его нет?! Более сложной задачей представляется исследование проявлений этого центра.
Известно высказывание Дэвида Истона о политической системе как «чёрном ящике», но действительный «чёрный ящик» – это организация верховной власти у современных англосаксов. Работу и механизм политической системы мы всё-таки можем наблюдать публично. Как принимаются решения верховной власти в США и Великобритании, не знает никто, кроме узкой группы посвящённых: «procul este profane».
Внутрь центра власти проникнуть невозможно, судить о его работе можно только «по ушам и хвосту». Неслучайно известный американский политолог Стивен Льюкс советует при исследовании власти: «учитывать те её аспекты, которые менее всего поддаются наблюдению, ибо власть, без сомнения, тем эффективнее, чем менее она заметна» [31] .
31
Льюкс С. Власть: радикальный взгляд. С. 9.
Наличие единого центра власти в современном обществе, особенно в западных демократиях, часто отрицается. Активно пропагандируются идеи дисперсии власти, безграничного плюрализма, «полиархии». Утверждается, что важнейшие для общества решения оказываются результатом хаотичной борьбы различных сил. Особенно активно это разрабатывается американскими социологами и политологами, например, Далем и Риксеном. На первый взгляд, они могут оказаться правы. Поскольку реальный центр власти в тех же Штатах, как, впрочем, и в Великобритании, тщательно скрывается от общества. Однако эти покровы в течение последних десятилетий успешно срывают не менее известные и более убедительные в своих доводах Домхофф, Дай и другие. Они показали реальные механизмы влияния узкой группы людей, находящихся на вершине социальной власти, на законодательную, судебную, медийную и другие ветви социальной власти. Эти люди имеют свои think tanks, которые заняты стратегическим целеполаганием, мониторингом развития страны и мира, оценкой угроз.
В этих же структурах как раз задаются стереотипы поведения массового общества. Необходимая идеология, ценности, заданные стереотипы поведения внедряются в массовое сознание через образование, масс-культуру, СМИ, а теперь и интернет-пространство. Финансовая олигархия всегда придавала первостепенное значение контролю над средствами формирования массового сознания. Контроль достигается, прежде всего, через кадровую политику. Когда в системе случались сбои, как 50-е годы, использовались более жёсткие формы контроля духовной сферы. Достаточно вспомнить сенатора Маккарти.
Некоторые западные исследователи, не отрицая важной роли в принятии политических решений влиятельных элитных групп, прежде всего финансовой олигархии, всё же считают, что они обладают не властью, а влиянием, властью же, по их мнению, обладают только государственные органы и должностные лица – президент, правительство, парламент, суды. Я разделяю точку зрения тех исследователей, которые считают, что в западных обществах финансовая олигархия обладает именно властью, а не влиянием. Отличие власти от влияния состоит в возможности применить санкции, то есть причинить неприятные последствия объекту, который не выполняет команды центра власти.
На Западе социальная власть управляет основными акторами политического и медийного процесса тоже, по сути, с помощью административного ресурса, только это у них называется «политическими средствами» (оперативными методами), но эти «средства» так же находятся вне правового поля, не афишируются и не известны для широкой публики. Но они не менее жёсткие, чем пресловутый российский административный ресурс.
В мае 2014 года была уволена главный редактор The New York Times Джилл Абрамсон за непредвзятое освещение событий в Донбассе. Журналист Андрей Бабицкий был уволен с «Радио “Свобода”» за публикацию снятой им видеозаписи эксгумации тел мирных жителей, убитых украинскими силовиками из батальона «Айдар». Кроме того, Бабицкий был уволен с места шеф-редактора сайта «Эхо Кавказа». Известнейший американский телеведущий Фил Донахью был уволен за «неправильное» освещение войны в Ираке. Даже Владимир Познер ещё в 2003 году говорил: «Сегодня в Америке нельзя возражать против того, что говорит Белый Дом, без того, чтобы лишиться, в частности, работы на телевидении. И я скажу нечто такое, что, может быть, многих поразит. Но я абсолютно убеждён, что сегодня в России гораздо больше свободы слова, мы гораздо больше можем критиковать и Президента, и войну в Чечне, и так далее, чем в Америке может такой знаменитый даже телевизионный ведущий как Донахью критиковать Белый дом и предстоящую войну в Ираке».
Вопреки утверждениям апологетов «западной демократии», финансовая олигархия обладает именно властью, а не влиянием, поскольку добивается своих целей, в том числе и контроля над политиками и отраслями государственной власти, обязательными для последних мерами, мерами принуждения, а не убеждения.
Другая группа сторонников западной (англосаксонской) модели ссылается на множество групп давления. Они опять же не отрицают элитарного характера принятия решений, но отрицают наличие единого центра. По их мнению, те или иные решения принимаются в зависимости от того, какая из этих групп победит. Действительно, борьба таких групп существует, но она не касается стратегических вопросов. Эти вопросы не решаются в ходе хаотической борьбы различных группировок.
Обсуждение и окончательное решение стратегических вопросов происходит в «закрытом клубе» небольшого количества крупных финансистов. И в этом клубе имеются свои правила игры. Да, в рамках этого клуба может победить та или иная точка зрения. Апологеты выдают это за наличие плюрализма. Но в Политбюро ЦК КПСС тоже были разные группировки, и побеждала одна из них. В этом клубе «плюрализма» не больше, чем в Политбюро. Этот центр обладает именно властью, а не влиянием, в силу огромной концентрации ресурсов. Его решения носят не рекомендательный (как в случае влияния), а обязательный (как в случае обладания властью) характер для всех ветвей власти и в конечном итоге всего общества. Таким образом, в западных демократиях такой центр существует внутри публичной власти, но не в государственных структурах.Экономическая власть, как и государственная, тоже должна иметь свою иерархию. Иерархия экономической власти – это иерархия собственности. Концентрация капитала ведёт к контролю из одного центра огромного количества предприятий и других коммерческих организаций. В результате возникает иерархия собственности как иерархия экономической власти. В 2015 году вышел сенсационный доклад швейцарских учёных, в котором они, обработав с помощью современных компьютерных технологий колоссальный массив экономической информации, убедительно доказали, что все мировые хозяйствующие субъекты (банки, предприятия в сфере производства и услуг, другие коммерческие организации) находятся под контролем всего лишь 50 крупнейших мировых компаний. Иерархию внутри этих 50 компаний проследить авторы доклада уже не смогли вследствие закрытости информации о структуре их собственности. Но, если исключить из этого списка китайские компании, то нетрудно обнаружить, что дальше нити тянутся к английской Barclays и известным семьям Рокфеллеров, Ротшильдов, Морганов. Швейцарские авторы доклада, похоже, сами испугались полученных результатов, проявляя максимальную сдержанность в выводах. Так, автор исследования, теоретик комплексных систем Джеймс Глаттфельдер заявил, что, утверждая о неслыханной концентрации экономической власти, он воздерживается от подобных заявлений в отношении власти политической. Уважаемый профессор мог не делать этих выводов. Они прямо вытекают из его исследования: концентрация экономической власти с неизбежностью влечёт концентрацию власти политической. Хотелось бы подчеркнуть, что высочайшая степень концентрации капитала и возникновение вследствие этого экономической властной иерархии – необходимое условие формирования и функционирования Центра верховной власти в современных англосаксонских государствах. И в ХVIII–XIX веках в Англии были компании, значительно выделяющиеся среди остальных своим богатством, но не имевших вертикальной общенациональной структуры. Иерархия собственности отсутствовала и, следовательно, экономическая власть, несмотря на богатство отдельных компаний, была все ещё распылена в обществе.
Так что центр власти в англосаксонских странах сформировался не сразу. Подчеркнём, что наличие такого непубличного центра характерно именно для англосаксонской модели. И он появился не в результате «заговора», а в ходе естественного развития западной индустриальной цивилизации. Переход от аграрного общества к индустриальному сопровождался ожесточённой борьбой между государственной властью в лице монархов и властью денег, которыми обладал нарождающийся класс буржуазии. Предтечей таких центров могли быть торговые итальянские республики – Венеция, Генуя, Флоренция, Сиена. Но свои классические очертания такой центр приобрёл в Великобритании, а затем в США.
«Конституционное развитие Англии шло под гром барабанов её финансовой истории» [32] . Эта мысль Ричарда Пайпса, брошенная мимоходом, имеет глубокий смысл. Борьба между государственной и экономической властями проявлялась, прежде всего, в борьбе между королём и парламентом за прерогативы. Королевская власть зиждилась на иерархическом праве земельной собственности. Основой же экономической власти были денежные ресурсы от промышленной, торговой и собственно финансовой деятельности. Экономическая власть имела целью поставить под свой контроль парламент и через парламент ограничить власть короля. А конечная их цель была – подчинить государственную власть экономической. Помимо ограничения государственной власти, парламент для представителей нарождающегося буржуазного общества имел и другое значение. В Великобритании нижняя палата парламента – Палата общин явилась органом, консолидирующим ресурсы этого нового класса, агентов нового индустриального общества. Каждый из его представителей обладал крайне ограниченным финансовым или экономическим ресурсом. Его политическое влияние редко простиралось за границы общины. Палата общин осуществила концентрацию этих локальных политических ресурсов в общенациональный политический ресурс этого слоя, к которому примкнули коммерциализировавшиеся дворяне «джентри». Политическим проводником идей стала партия вигов, позднее превратившаяся в либеральную партию. Именно тогда Палата общин стала превращаться в центр принятия стратегических политических решений. Политическая история Британии XVIII–XIX веков – это история последовательного ограничения власти Короля и формирования ответственного перед парламентом правительства. И хотя по неписаной английской конституции парламент состоит из трёх составляющих – две палаты и Король в парламенте, во второй трети XIX века доминирующую роль приобретает парламент. Этот период называется «золотым веком парламентаризма». К этому моменту власть земельной аристократии и монарха значительно ослабла. Но вместе с тем концентрация производства и капитала ещё не достигла такой высокой степени, чтобы различные группы бизнеса могли непосредственно контролировать исполнительную власть. Класс предпринимателей был достаточно многочисленен, его представители обладали примерно равными экономическими ресурсами, политическое влияние его отдельных представителей по-прежнему носило достаточно локальный характер. Ни одна группа предпринимателей не могла навязать обществу свою точку зрения, так как не обладала преимуществом в контроле над ресурсами. Чтобы представители этого класса могли приводить к общему знаменателю свои интересы, заставлять исполнительную власть их реализовывать, нужен был центр, где бы эти интересы могли быть согласованы. И таким центром стала Палата общин. Именно Палата общин вместе с контролируемым ею Кабинетом Министров стала центром верховной власти, который принимал стратегически важные для страны решения.
32
Пайпс Р. Собственность и свобода. М., 2001. С. 165.