Телефон поставлен

«Все равно, закажу по телефону еще тридцать полубутылокъ», — подумала она и стала звонить на станцію, чтобы соединили со складомъ минеральныхъ водъ, а затмъ стала слушать черезъ телефонную трубку.

— Кто говоритъ? Откуда говорятъ? — раздался вопросъ.

— Изъ квартиры Колыванцева. Пришлите тридцать полубутылокъ сельтерской и десять бутылокъ разныхъ фруктовыхъ водъ, — крикнула Колыванцева. — Адресъ вамъ извстенъ.

— А которую акушерку вамъ желательно къ телефону? У насъ четыре.

— Какъ акушерку? Да откуда говорятъ?

— Городской родильный пріютъ.

— Что за глупости! Это ошибка. Мн нужно 10472.

— Да, 10472. Это нашъ номеръ. У васъ родильница? Вы желаете ее прислать въ пріютъ?

— Ну, стало быть я, перепутала номеръ. Да, да., перепутала. 10372 мн надо.

— Въ нашемъ пріют мстовъ нтъ, но мы можемъ справиться, гд есть мста. Который номеръ вашего телефона?

Но Колыванцева ужъ не отвчала. Она повсила трубку и позвонила отбой.

II

Сельтерская вода была заказана, фруктовыя воды тоже.

«Какъ это удобно… — разсуждала Колыванцева. — Ни посылать съ заказомъ человка, ни карточки почтовой посылать. Буду записывать экономію, которая произойдетъ отъ постановки телефона, а по прошествіи мсяца представлю эту запись мужу»

Она тотчасъ-же сла къ письменному столу мужа, оторвала листокъ «для памяти» и написала:

«Человку на конку въ кондитерскую за ромовой бабой двнадцать копекъ, открытое письмо для заказа сельтерской воды три копйки».

«Вотъ ужъ пятнадцать копекъ экономіи есть, — разсуждала она. — Ахъ, да… А къ Валдаевымъ-то, если-бы я похала узнавать о здоровьи Клавдіи Петровны? Вдь два извозчика. Положимъ, тутъ близко… Но все-таки по двугривенному въ конецъ надо».

И она мелкимъ почеркомъ приписала:

«Визитъ къ Валдаевымъ сорокъ копекъ».

Но ей хотлось еще говорить по телефону.

«Кому-бы телефонировать?» — задумалась она и стала опять перелистывать списокъ абонентовъ.

«Семеновъ. Живорыбный садокъ»… — мелькнула передъ ней строчка, и сейчасъ-же явилась мысль:

— Сдлаю мужу сюрпризъ… Закажу къ обду мужу раковъ и телефонирую на садокъ, чтобы ихъ сейчасъ-же прислали. Онъ такъ любитъ раковъ, — сказала она себ вслухъ и, довольная своей выдумкой, улыбнулась.

Она позвонила у телефона.

— Живорыбный садокъ Семенова!.. — крикнула она и сказала нумеръ.

Нумеръ былъ повторенъ со станціи и послышалось «готово».

Опять звонокъ.

— Живорыбный садокъ Семенова? — спросила она.

— Никакъ нтъ. Корсетное заведеніе мадамъ Берель, — былъ отвтъ.

«Боже мой, и моя корсетница иметъ телефонъ, — мелькнуло въ голов Колыванцовой. — Я и не знала, что у ней телефонъ, а вдь мн давно надо заказать себ корсетъ. Вызову ее къ себ»…

— Я просила соединить съ живорыбнымъ садкомъ, но явилась ошибка! — крикнула Колывапцова. — Впрочемъ, это все равно. Мн нужно и мадамъ Берель. Попросите къ телефону мадамъ Берель.

— Я, Берель, у телефона и стою.

— А я Колыванцева, ваша заказчица. Колыванцева…

— Очень пріятно. Что прикажете, мадамъ Колыванцева?

— Мн нуженъ корсетъ. Пришлите снять мрку съ меня и кстати пришлите два, три корсета на образецъ. Адресъ нашъ — Греческій проспектъ, № 67.

— Я сама могу пріхать къ вамъ. Мн нужно быть въ вашей сторон. Я пріду сегодня. Въ четыре часа вы будете дома?

— Буду, буду. Я весь день сегодня дома. У меня такъ много дла, что я ршила никуда сегодня не вызжать и буду со всми разговаривать по телефону. Знаете, мадамъ Берель, счастливый случай насъ съ вами сводитъ. Я просила соединить меня съ живорыбнымъ садкомъ, и вдругъ соединяютъ съ вами! Вотъ судьба-то! А мн и васъ надо. Но у меня ужасно много дла. Жду васъ.

Отбой. Но черезъ минуту Колыванцева опять звонила на станцію.

— Соедините. № 11102. Живорыбный садокъ. Я васъ давеча просила соединить съ садкомъ, а вы меня соединили съ корсетницей. Но все равно… № 11102-й! — надсажалась Колыванцева.

— Надо говорить явственне. № 11102-й?

— Да, да, да… Пожалуйста.

— № 11102 — готово.

Опять звонокъ.

— Живорыбный садокъ?

— Такъ точно. Доримедонтъ Семенычъ, это вы? Возьмите стерлядокъ-то мороженыхъ. Право, за живыя уйдутъ, а вамъ рублей восемь въ карманъ. Господа не разберутъ, да и гости тоже…

— Постойте, постойте… Адресъ нашъ Греческій проспектъ, 67…

— Квартира Мудрасова! Поваръ Доримедонтъ…

— Какая Мудрасова. Колыванцева! Генеральша Колыванцева.

— Виноватъ. Что прикажете, ваше превосходительство?

— Пришлите двадцать штукъ самыхъ крупныхъ раковъ и счетъ. Будетъ уплочено.

— Двадцать раковъ крупныхъ? Слушаю. Будетъ прислано. Колыванцева, Греческій, 67.

Данъ отбой. Колыванцева сла къ столу и записывала:

«На живорыбный садокъ — двнадцать копекъ, къ корсетниц проздъ шестьдесятъ копекъ».

— Вотъ уже одинъ рубль двадцать семь копекъ барыша и есть, — сказала она себ. — И это только въ одинъ день. Катя, я сейчасъ вызвала къ себ по телефону корсетницу Берель и хочу заказать ей корсетъ, такъ уже вы, пожалуйста, не убгайте въ суровскую лавку за нитками, — сообщила она горничной. — А то кто-нибудь придетъ — никогда васъ нтъ на мст, всегда въ суровской.

— Да когда-же это, барыня? — возразила горничная.

— Ну все равно. Я сказала. Я къ тому говорю, что вамъ придется помочь мн раздться и одться.

— Но вдь у васъ корсеты хорошіе, барыня.

— Все равно. Это такъ кстати пришлось.

«Рубль двадцать семь экономіи — это не шутка, — продолжала разсуждать Колыванцева. — Но куда-бы мн еще телефонировать? Такъ это забавно, такъ это интересно! Боже мой! Вдь я заказала ромовую бабу къ вечеру. Кто-же ее будетъ сть? Насъ только двое. Позову сейчасъ по телефону къ намъ вечеромъ на винтъ Валдаева, старика генерала Лошканскаго и полковника Степанова. У нихъ у всхъ телефоны на служб. А какой мужу-то будетъ сюрпризъ»!