Телеграмма из Москвы

"А вдруг шпион заметил, где я?" -- тревожной молнией пронеслась мысль в голове Столбышева. Он стал на четвереньки и, хрюкая от страха и натуги, полез в росшие неподалеку кусты. Там ему казалось безопасней. Но едва он достиг кустов, как чуть не стукнулся лбом с бледным, как сметана, лицом.

– - Диверсант!!!
– - дико закричал Столбышев и, подхлестнутый собственным голосом, бросился бежать, выкрикивая: -- Стой! Стой! А то стрелять буду!

И выстрелил. Как и куда он целился -- неизвестно. Но выпущенная Столбышевым в диверсанта пуля попала Столбышеву в ногу. Не сильно, слегка поцарапала кожу и распорола голенище сапога.

– - Умираю, но не сдаюсь, -- прохрипел секретарь райкома, падая на землю.

Лейтенант Взятников первым прибыл на место происшествия, одетый по-форме, но без шапки. Он оказал раненому медицинскую помощь. Потом прибежала взволнованная Раиса. Она, с горестью несостоявшейся вдовы, прижалась к груди лежавшего на земле Столбышева, левой рукой обняла его за шею, а правой, за своей спиной, передала Взятникову шапку.

– - Надо объявить тревогу и начать поиски диверсанта, -- отчеканил Взятников, напяливая шапку.

– - Он в меня стрелял! Надо, того этого, арестовать Маланина!
– - стонал Столбышев.

Поиски диверсанта продолжались безрезультатно всю ночь и весь день. Тем временем арестованный Маланин уже признался в своей связи с диверсантом.

– - Где у тебя с ним явки?
– - грозно вопрошал, ведя следствие, Взятников.

– - Нет у меня с ним явок!
– - еле шевелил Маланин распухшими губами.

– - Колись!
– - Взятников огрел его ножкой от стула по левому боку.

– - Нет явок!

– - Колись!
– - избитая ножка от стула опять просвистела в воздухе.

– - Нет явок!
– - упрямствовал Маланин, корчась от боли.

– - Колись, шпионюга! Эх!..

– - Ой! Не имеете права бить! Конституция...

– - Конституция для честных граждан, а ты -- враг народа! Колись! Эх!

После пятого сломанного ребра Маланин признался, что явки у него с шпионами есть.

– - Наверное, у Егорова?
– - спросил Взятников.

– - Нет, не у Егорова.

– - Эх!..

– - Да, у Егорова...

Взятников взял из папки уже заготовленный ордер на арест Егорова.

– - Чубчиков! Тащи его сюда!

Дело начало разрастаться. Столбышев, несмотря на ранение, сидел в своем кабинете и, кривясь от боли, составлял список. "Семчук", -- старательно выводил он, --"несомненно в связи с Егоровым и принадлежит к их шпионской организации. Основание для подозрений: при упоминании имен вождей контрреволюционно улыбается, аплодирует в полруки и повинен в срыве воробьепоставок. Тырин.." -- вписывал он следующую жертву, -- "давнишний приятель Маланина и активный член шпионской организации. Основания для подозрений: служил в оккупационных войсках в Германии и видел живого американца. По замашкам -- злостный воробьевредитель."

Столбышев окончил писать и, тыкая пером в список, пересчитал фамилии:

– - Двенадцать! Гм, того этого, для начала хватит. Каждый из них еще признается, кто его сообщники. Таблица умножения, так сказать..

Потом Столбышев позвонил в райотдел МВД:

– - Взятников? Как дела?.. Гм! Того этого. Ты бей Егорова чем-нибудь потверже, у него здоровье слабее... Диверсанта, говоришь, не поймали? Надо мобилизовать на это школьников. Партактив уже весь брошен, так сказать, на поиски. Хорошо! Да! Кто?. Конечно, арестуй!.. Ну, покедова.

Столбышев повесил трубку и нарисовал в списке крестик около имени жены Маланина.

Многие специалисты по русскому вопросу утверждают, что между царским и советским правительством существует лишь незначительная разница, и с этим нельзя не согласиться. Например, в старом царском указе от 8 февраля 1822 года писалось: "На мужа извинительно жене и не доносить." Правило это сохранено и при советской власти с незначительным изменением: из него выброшено "не". Именно из-за этого незначительного изменения жена Маланина стояла перед столом Взятникова.

– - Ты почему не доложила, что муж твой шпион?!

– - Не шпион он!

– - Поговори у меня, проститутка! Вот возьму, арестую твоих щенков!

– - Не трогайте детей! Пожалуйста, не трогайте!

– - Тогда признавайся, что муж твой шпион!

– - Хорошо, признаюсь. Только детей не трогайте!
– - Маланина залилась слезами.

– - Да не реви!
– - примирительно пробурчал Взятников, записывая показания в протокол.
– - Не реви! Больше десяти лет за укрывательство тебе не дадут. Поедешь на север, там климат хороший. А за детей не беспокойся. Мы их в детдом отошлем. Там и воспитание отличное, и кормят ничего. Я сам из детдома. Смотришь, через десяток лет и твой сын будет работать в МВД. Еще чего доброго тебя будет допрашивать. Хе-хе! Бывает такое...

Шпиона поймали только вечером. Поймала его Сонька Сучкина. Ее пост был на краю деревни, и уже в сумерках она увидела неизвестного человека в кожаном пальто. Он шел в деревню совершенно открыто и не прячась. Сонька-рябая выломала из забора большой кол, подкралась к нему сзади и изо всех сил тяпнула его по голове. Шпион упал, как срубленное дерево. Когда его отлили водой, то на вопрос Взятникова, как его фамилия, он ответил:

– - Не знаю.

– - Ага, старый шпионский приемчик. Дурачком прикидываешься? По чьему заданию работаешь?

– - Не знаю!

– - Эх!
– - Взятников с чувством огрел человека в кожаном пальто в ухо.

В это же время к зданию райкома подъехал запыленный "ЗИМ". Из него вышел человек тоже в кожаном пальто и направился в райком. Через несколько минут он выбежал обратно, а за ним бежал Столбышев и воздевал руки к небу. Он был настолько взволнован, что не сел в машину и, забыв о раненой ноге, как скороход, побежал перед машиной, показывая дорогу Когда машина остановилась около районного МВД, Столбышев, как чорт вокруг грешной души, завертелся около незнакомца.

– - Ну, видать, большой начальник!
– - заметил Мирон Сечкин, находившийся тут же в толпе любопытных -- Сейчас они, наверное, расстреляют шпионов, а потом будет над ними суд.

– - Ай-ай-ай, -- заохал дед Евсигней, -- как же так сразу расстреливать?

– - Оно всегда так бывает! Взятникову орден обеспечен, -- добавил Сечкин и с авторитетным видом пыхнул цигаркой.

Но советская система -- плохое поле для любых, даже самых искушенных и опытных предсказателей. Через полчаса из районного МВД под конвоем вывели лейтенанта Взятникова, уже с оборванными погонами, без пояса и шапки. Сзади Взятникова шел с наганом в руке милиционер Чубчиков, притом с настолько бесстрастной и будничной миной, словно он чуть ли не каждый день своей жизни водил своих же арестованных начальников. Чубчиков закричал: