Тельняшка – наш бронежилет

Но кто же тогда двигает всеми грандиозными событиями, направляя народы против народов, устраивая кровавые войны, провокации международного значения? И главное, зачем, зачем все это творится?

Глядя на чистое безоблачное небо над головой, в котором плавилось белое солнце, глядя на голубую воду за бортом сухогруза, Ланкастер вдруг остро почувствовал важность чего-то иного, от чего ему никак нельзя отказываться, того, что важнее денег, власти, славы… Что это было, пока он этого еще не мог понять.

Именно об этом думал Ланкастер, когда послушно под руководством усатого человека перебирался с борта сухогруза на спасательный плотик.

Прикрытый махиной сухогруза, Батяня быстро работал веслами, направляя плотик в тут сторону, где маячило ремонтное судно с белоснежной волнующей надписью на борту «Россиянин».

Там, на борту ремонтного судна, уже увидели спасательный желтый плотик. Видел Батяня, как с борта ремонтного судна на воду быстро спускали шлюпку, как шлюпка направлялась в их сторону. Сейчас уже, как понимал Батяня, как догадывался и Ланкастер, команда крейсера международных сил по обеспечению безопасности судоходства уже никак не могла помешать ему подняться на «Россиянина».

Перебравшись в шлюпку, а затем и на борт ремонтного судна, Батяня почувствовал, что смертельно устал. Чувство усталости валило с ног. Его обнимали моряки, гражданские люди, его поздравляли, благодарили, но, странно, Батяня почему-то не слишком-то радовался.

Передав гражданским мини-диск и драгоценный кейс, Батяня вдруг остро ощутил огромное чувство потери.

Перед глазами снова замаячил высокий краснолицый балагур Чалов, послышались его шутливые слова о сале, которое прячет от будущей жены маманя, тот самый Чалов, с которым было связано множество событий, который некогда спас на Кавказе ему жизнь… Где сейчас Чалов, где? Вспомнился Сидоркин, вечно враждующий с юрким Калмыковым… Где сейчас Сидоркин?

Ушли ребята, молодые, по-настоящему не прожившие жизнь, ушли ребята в неизвестную страну, откуда нет возврата. Красивые, сильные, верящие в свое будущее счастье.

От внезапно нахлынувшего волнения у Батяни набежали непрошеные слезы…

Накатили воспоминания, которых он в обычной повседневной жизни старался избегать.

Ему снова увиделась та опасная горная дорога, освещаемая белым светом фар бронетранспортера. С одной стороны — зияющая пропасть, с другой — подымающиеся отвесные горы, покрытые зелеными кустами, тонкими деревьями. Черная полоса асфальта, стелющаяся под колеса машины, то исчезала на ближайшем повороте, и тогда казалось, что Чалов не справится с управлением машины и они тут же рухнут в пропасть, то, появившись на мгновение, опять же исчезала перед внезапно возникшим склоном горы…

Непонятный срочный вызов в Моздок поднял Лаврова и Чалова с кроватей. Думали о новом задании. Думали об этом и тогда, когда брали с собой оружие, и позже, когда садились в бронетранспортер. Приказы не обсуждают.

Внезапный взрыв сотряс бронетранспортер. Бронированная машина вздыбилась, и тут же произошел второй взрыв. Машина медленно покатилась по наклону вниз, к обрыву.

Ему, Лаврову, и это он понял по жгучей боли, вероятнее всего перебило ногу.

Что конкретно случилось с ногой, он еще не понял, но почувствовал, что она вдруг стала тяжелой и непослушной.

Мины поставили профессионалы прямо на повороте дороги перед обрывом. Еще мгновение и машина, потерявшая управление, рухнула бы в пропасть. Но Чалов заблокировал тормоза и, открыв нижний люк, вытянул Лаврова из машины.

— Быстрее, быстрее, Лавров. Сейчас гости появятся, — шептал он, опуская грузное, неподвижное тело на черный асфальт между колесами. Опустив Лаврова на асфальт, Чалов разблокировал тормоза и, прихватив автомат, через тот же люк выскользнул из поврежденной машины. Они видели, как медленно бронетранспортер покатил к обрыву. Там он наклонился и исчез в пропасти.

— Терпи, терпи, Лавров, — шептал Чалов, оттаскивая истекающего кровью Лаврова в сторону кустарника.

Сначала Лавров и не понял, почему Чалов так спешит спрятаться. Думалось, что самое ужасное позади. Но Чалов почему-то спешил, он не нашел даже времени на то, чтобы перетянуть рану Лаврова, он старался как можно подальше оттащить Лаврова от места взрыва.

Как только они скрылись в кустах, на дороге показались двое: в черных вязаных шапочках, в комбинезонах, в легких кроссовках. Держа в руках автоматы, они направились к обрыву, куда только что рухнул бронетранспортер. Осветив место крушения фонариком, они стали разговаривать.

— Купились за копейки… Бараны безмозглые… За броник Махмуд по десятке каждому даст. Там еще двое офицеров должны быть. За них также деньги будут. Керим говорил, какой-то Батяня должен был ехать. На него уже давно охоту ведут… А может, они еще живы остались?

— Ты что, с ума сошел?.. В такую пропасть с такой высоты упасть и остаться живыми…

Ты же сам своими глазами видел, что из броника они не выскакивали. Следовательно, они там, в бронированном гробу, и остались. Все чисто… Кериму, кстати, полная отмазка будет, на него никто не подумает… Не справились с управлением и все…

— С Керимом, наверное, за информацию делиться придется…

— Нет. Это уже не наша забота. Его напрямую Махмуд кормит.

Затем они замолчали. К чему-то прислушивались.

— Чалов, стреляй по гадам… — прошептал Лавров.

На что Чалов ответил:

— Терпи, терпи, Лавров.

Между тем медленно, время от времени посматривая в бездну, боевики говорили между собой:

— Махмуд деньги даст, если фотографии предоставим. Завтра утром надо будет сфотографировать и броник, и погибших офицеров. Ты на что деньги потратишь?

— Я машину новую из России пригоню. Под заказ москвичи поставят. Моя уже старенькая совсем.

— А я дом достраивать буду. Неплохо было бы, если бы этих офицеров живыми взяли… Они бы у меня дом и строили. Скоро будет так, как наши деды пророчили. Скоро их пророчества сбудутся. Они так говорили… И настанет день, когда по этой дороге с трех сторон сюда придут три армии по четыре тысячи бойцов в каждой. Одна — со стороны Афганистана, другая — со стороны Турции, а третьей армией будет наша. И за один день мы погоним русских до Ростова. И появится наш халифат. Ты смотри, какими мудрыми были наши деды: есть дорога на Афганистан, готовятся пока незримые армии.

— Эта пьяная, обкумаренная Россия и без наших армий скоро развалится. Нет у них настоящей, как у нас, веры. Неверные не могут понять, почему мы готовы жертвовать своей жизнью. Это им и не дано понять. Без истинной мусульманской веры нет народа. Что наша жизнь на этой бренной земле, если в будущем нас и наших мучеников за веру ждут настоящие вечные наслаждения… Без веры народ превращается в безвольное быдло, в стадо бездумных баранов, которых надо резать на заклание…

Лавров слушал этот неторопливый разговор и его начинало потряхивать. Они говорили между собой так спокойно и неторопливо, словно они были охотниками и стояли возле туши убитого зверя. Вот так же неторопливо и спокойно охотники говорят о судьбе только что убитого загнанного зверя.