Телохранитель ее величества: Страна чудес

– К чему такая спешка? Соглашусь, из диаспоры абы кого не пошлешь, но кончить-то вам дать могли?!
– усмехнулся я.
– Куда мне деться-то до утра? Что за спецзадание такое?

– Ты хоть понял, где находился?
– скривились ее губы в горькой усмешке, а в голосе проступили нотки недовольства. Недовольства не самой умной сеньоры, не считающей себя гением, увидевшей вдруг тупость, по сравнению с которой она сама - верх гениальности.

– Ну, как бы да, - пожал я плечами, сбитый с толку.

– "Как бы"?
– поддела она.

– После твоих слов не рискую говорить со стопроцентной вероятностью. Ну, так в чем дело?

– Они - националисты, - мрачно выдавила она.

– Покажи мне в Альфе хоть одного русского с обратной стороны, который не был бы националистом?
– парировал я.
– Мы ведь тоже с тобой националисты, просто крайне умеренные. Потому, что умные. А они хоть и не настолько умные, но и не агрессивные. Так, песенки поют...

– "Песенки поют"!
– перекривила она, губы ее презрительно скривились.
– Они все на учете, Хуан! Все "не настолько умные", даже тихие! Любой, мечтающий об отделение сектора, или просто о большей автономии - враг режима. Любой, "поющий песенки" о свободе и патриотизме на чужом языке - подстрекатель. И режим борется с ними, как с врагами и подстрекателями. Это хорошо отлаженная репрессивная машина, ни дай бог попасть в ее жернова. И ты чуть не попал.

Я обалдело покачал головой. Впервые сталкивался с подобным вопросом, оттого многого недопонимал.

– Но почему сразу "враги", Жанн? Они же мирные ребята! Ну, пошумят у себя на кухне, что с того? Таких ведь миллионы!

– Вот именно, Ванюша, - усмехнулась она.
– Этих - мало, несколько десятков. Но всего их - миллионы. Чувствуешь количественную разницу?

– Там тридцать миллионов человек, Хуан, - продолжила она разжевывать, видя, что я не в лучшем состоянии для мыследеятельности.
– Почти треть населения планеты. И почти четверть промышленных мощностей, в том числе оборонных. И еще десять миллионов раскидано по латинскому сектору, "пятая колонна". Плюс те, кто служит в армии - таких, выходцев из сектора, уйма, и они вооружены. И если рванет - всей планете мало не покажется. Крови прольется столько, что жуть.

Потому они не могут рисковать, вынуждены гонять даже "тихих" и "совсем не агрессивных", дабы случайно не пропустить среди них "буйных", могущих натворить нехороших дел. У них нет иного выхода, пойми.

Я понимал. Но с пресловутым "как бы".

– Ладно, соглашусь, наблюдают.
– И что? Это ж не митинг на площади Независимости! Причем тут я? Если Катюша думает, что они могут совратить меня своими идеями, переманить на свою сторону...

– Да разве в этом дело?
– воскликнула она.
– Хуан, там стукачи! Они занесут тебя в базы данных этой надзирающей машины, которые даже Лея не сможет отредактировать - слишком большой геморрой. Машина работает, и такое вмешательство королевы вызовет закономерный интерес некоторых заинтересованных личностей, которые спросят себя: "А зачем это ее величество удалила данные о принадлежности своего протеже к радикальным националистам?"

Если же не удалит, возникнут иные вопросы о твоей к ним принадлежности, но только позже. И это время настанет гораздо раньше, чем кажется, просто поверь мне, как старшей. Жизнь - быстрая штука, особенно обучение. След в любом случае останется на всю жизнь.

Я вновь покачал головой. М-да, об этом я не думал.

– Кто именно стукач, известно?

Она отрицательно покачала головой.

– Ни кто, ни сколько их. Известно только, что есть. Имеются наметки?

Я кивнул. Да, наметки были. И "этих козлов" мне стало немножечко жалко. Хорошие ребята, не заслужили такого отношения со стороны двуличной мрази в юбке. Двуличной, ибо такие как правило работают за идею, а не за деньги. Но сделать я ничего не мог - и так достаточно засветился.

Жанка улыбнулась и подбадривающее похлопала по плечу.

– Вот видишь! Ну что, не злишься? Что я так...?

– А на тебя разве можно злиться?
– Я засмеялся, но смех получился какой-то хриплый.
– Но на всякий случай, слушай свои ошибки. Первое, когда ты вошла...

И я пустился в пошаговое пояснение ее действий, давая полную раскладку с точки зрения заветов всех сеньор, обучавших меня женской психологии. Неожиданно поймал себя на мысли, а правда, если попаду в базы данных, кто и как со временем сможет этим воспользоваться? Хотя, это преждевременные раздумья, думать надо о "сейчас", а не о "завтра".

Видимо, эту мысль разделяла и Жанка, причем независимо ни от меня, ни от сеньоры де ла Фуэнте, вряд ли потратившей время на подробный инструктаж, как и о чем со мной нужно разговаривать. В Жанкином варианте ценность в импровизации, с нею домашние заготовки не сработают, а вставить мне по первое число она планировала и сама, без всяких сеньор свыше.

– Хуан, можно тебя вытянуть на откровенный разговор?
– Лицо ее посерело, вытянулось, глаза опасно сузились.

– В чем же его откровенность?
– усмехнулся я.

– В аргументах. Буду говорить обидные вещи.

– Валяй.

– Ты это...
– Под моим веселым взглядом она сбилась. Я засчитал себе очко. Но быстро нашлась, коротко сформулировав:

– Достал ты всех уже, добрый молодец! Хуже горькой редьки! Ведешь себя как маленький, даже нам стыдно!

– Озвучь последнее высказывание поподробнее, пожалуйста, - попросил я, раздумывая над уровнем ее осведомленности относительно проводимой операции. Видимо, все-таки импровизация, не заготовка Лока Идальги. Но с другой стороны, не зря в народе говорят: "Если у вас нет паранойи, это не значит, что они за вами не наблюдают".

– Хм...Хуан, ты сам должен понимать. Ну, завалил того типа. Да, соглашусь, полгода подготовки перед первым убийством маловато, только-только КМБ закончил. Нас два года натаскивают, а тебя вот так, с корабля на бал...

– ...Но он был подонком!
– закричала она, отстранившись.
– Подонком, понимаешь? Он заслужил! И не стоит того, чтоб столько убиваться, трястись и страдать, что, дескать, "человека убил"! Не человек он, и свое заслужил! Хватит хандрить, Хуан, это просто смешно!

Я мило улыбнулся, перехватил ее руку и вновь повел вдоль улицы.

– А мне рассказывали, после первого убийства всегда хандрят. Катарина знала людей, которым потребовалось четыре дня запоя. Мишель и подавно ужастики расписывала. И разговор как раз о мужчинах.

– А у тебя уже который день?
– ее глаза вновь сузились.
– Третий? Почти четвертый. Вот и заканчивай, Ванюша!
– вновь взяла она высокую ноту.
– Хочешь, поехали к тебе, там мама, наверное, ждет - пообщаешься, успокоишься? Девчонки говорят, она мировая! Она тебе мозги вправит!

Я отрицательно покачал головой.

– Кто же так говорит?

– Не знаю. Девчонки. Кто-то с нею общался. Хочешь, поеду с тобой? В качестве поддержки? Посидим, поговорим, обмозгуем? А уже утром отправимся на базу - все равно раньше девяти там никому не нужны?

Я отрицательно покачал головой.

– Ты все утрируешь. Упрощаешь. Понимаешь, Жанн, все не так просто. И тот моральный урод тут не при чем. Да, это стресс, но само его убийство совсем не такой стресс, как его антураж, который остался для вас за кадром.