Телохранитель ее величества: Точка невозврата

Приемная оказалась не такой большой, как я ее представлял, но очень богато убранной. Вокруг стен стояли антикварные диваны из золота и дерева, обитые чем-то натуральным, под потолком висела большая хрустальная люстра, как в театрах, только поменьше, пол был застелен мягким светло-зеленым ковром, под цвет стен, а на самих стенах висели зеркала, визуально увеличивая объем помещения. Внутри сидел лишь один человек, но человек этот стоил дивизии – сеньора Гарсия.

– Садись. – Она указала мне на диван напротив себя. И добавила для моей сопровождающей мягким, но железным голосом:

– Спасибо, Мишель. Как все закончится, я свяжусь с тобой.

По ответному взгляду моей провожатой я понял, что они на ножах. Во всяком случае, в данный момент. Вряд ли это длительная вражда, скорее соперничество – слишком многое в прошлом их связывает, но соперничество реально ощутимое.

Я покорно сел. Мишель скривилась, но молча вышла – здесь не та территория, где она может ответить. Пустившая нас хранительница, ожидавшая распоряжений, под взглядом сеньоры Гарсия кивнула и вышла следом. Дверь закрылась.

– Она занята, задержалась с делами, – пояснила мне главный наказующий планеты, и я целую секунду не мог понять, о ком она. – С нею всегда так – работает до упаду. Дел много, никуда от них не спрячешься. – Она усмехнулась и грустно покачала головой. – Планировалось, что закончит еще часа два назад, но при ее работе планировать такие вещи… Нереально.

– Как сам? Как колено? – резко перевела она тему разговора и кивнула на мою поврежденную часть тела.

– Хорошо, сеньора, – бодро ответил я. – Сегодня снова был у доктора. Говорит, операции будто и не было, но график восстановления нарушать запретил.

– Это правильно, – согласилась она. – Спешка нам не нужна, нужен результат. А как тебе церемония прощания?

Вроде простой вопрос, но я почувствовал себя не в своей тарелке. Это был тест, наш разговор; как и Катарина в свое время, и Мишель, она проверяла меня, наблюдая за реакцией на ведомые одной ей раздражители. А я с некоторых пор не люблю подобных тестов.

– Я ничего не понял, сеньора, – честно ответил я, чувствуя внутри злость, но сдерживая ее. – Мы опоздали, пришли после начала, и ушли пораньше, чтобы нас никто не видел. Но сама обстановка, атмосфера… Это хорошо, что у вас есть такие традиции, – сделал я вывод, которого не ожидал от себя сам. – Мне понравилось. Традиции должны быть, тем более у таких заведений, как ваше, разменявших столетие.

– Считаешь? – ее глаза потеплели. Правильно, задел за живое – похороны своих, какая бы она ни была железная, это живое.

– Так точно, сеньора.

– Это не единственная наша традиция, – задумчиво сказала она. – Есть и другие, много других.

– Я знаю, сеньора, – кивнул я. – С некоторыми даже успел столкнуться.

– Например? – ее брови приподнялись, а глаза хитро блеснули.

– Например, неуставные отношения, – продолжил я, чувствуя, что нужно взвешивать каждое свое слово. Любая ошибка, любая оговорка сейчас будет иметь последствия. – Да и некоторые уставные порядки у вас… Те еще!

– Да, есть такое, – согласилась она. – У нас много чего есть.

А может, у тебя имеются какие-то замечания по этому поводу, вопросы? Пожелания? Как у свежего человека, со стороны? Что в нашей жизни тебе оцарапало взгляд, на что нам нужно обратить внимание?

Я задумался.

– Не знаю, не определился, сеньора. Мало просто увидеть новое, нужно понять его суть. Найти причину и сделать вывод целесообразности. А я пока далек от этого.

Мой ответ ей понравился.

– Правильно, мальчик, не спеши. Ты прав, тут нужно подходить осторожно, вдумчиво. Иногда за безусловно негативной нашей традицией стоит скрытый смысл, скрытая цель, и цель эта безусловно положительная, превосходящая негатив методов ее достижения. Почти все наши методики воспитания основаны на этом. – Так что у нас тебе будет тяжело, очень тяжело. Правда, только пока не вникнешь, потом тебе понравится. – Она лучезарно улыбнулась.

– А когда вникну, можно будет подойти к вам и рассказать, что думаю?

Сеньора Гарсия рассмеялась.

– Разумеется! Хотя, не думаю, что ты будешь настаивать на том, что что-то нужно изменить. Мне так кажется. А вот ответь на другой вопрос, – перевела она тему, глаза ее опасно прищурились. – Я ломала голову, но так и не смогла понять: почему ты все-таки пришел?

И выдержав паузу, пояснила:

– После нашего посещения школы, Бенито промыли мозги, объяснили, что он – скверный мальчик. Заказал же он тебя лишь после провокации нашей дорогой Лока Идальги. Сведений об эксцессах с ним после посещения и до твоего появления у ворот дворца у меня нет. Что случилось, Хуан?

Мне не хотелось открывать ей душу. Не хотелось, и все тут. Мишель я открылся, и поступил правильно – в тот момент она вышвырнула бы меня за ворота, не сделай я этого. Но теперь…

…Теперь мне больше не хотелось рассказывать свою подноготную всем и каждому. Не нашла, не докопалась – ее проблемы. И ее службы. Ничего таинственного в произошедшем не было, что можно скрывать, но должен же быть у человека хоть какой-то личный закуток?

С другой стороны, Гарсия слишком близко к власти, слишком близко к королеве, чтобы с нею ссориться. С нею надо дружить, ни в коем случае не враждовать. Но изливать душу палачу…?

– Наверное, скверно осознавать, что вы не всеведущи, сеньора, – улыбнулся я, чувствуя прилив адреналина. Я должен ответить ей, и честно, но так, чтобы показать, что я не тот трясущийся мальчик, что сидел в кабинете Мишель. Она властна только над моим телом – с душой справлюсь сам. – Не можете знать всё, как и службы, данными которых вы располагаете.

– Я и не говорю, что должна знать все, – голос ее налился сталью. Ей не понравилось, как я заговорил, и это слабо сказано. – Но конкретно про этот эпизод хотела бы знать поподробнее. Что-то не так, Хуан? – ее взгляд пришпилил меня к спинке дивана.

Mierda, сопляк, с кем бодаться вздумал! – воскликнул внутренний голос, но было поздно.

– Они встретили меня. – Я вложил в голос все отчаяние, которое испытал тогда. – Вечером, перед днем, когда я к вам пришел. И избили. Встретили случайно, просто ехали мимо, решили остановиться и оторваться за объяснения, "что он – скверный мальчик" – скопировал я ее интонацию. Сеньора нахмурилась. – Они не убили меня, лишь избили, но ясно дали понять, что могли сделать это. И что сделают в следующий раз, когда ваши люди с ними "поговорят". Что мне оставалось делать, сеньора? Идти в школу и ждать следующего раза, или попытаться поднять противостояние на такой уровень, где я смогу ответить этому подонку?

Она задумалась.

– Почему я об этом не знала?

Я пожал плечами.

– Вы у меня об этом спрашиваете?

– А зачем дерзишь? Нельзя было сразу сказать? Обязательно делать вступительную часть?

Я покачал головой и уткнулся глазами в пол.

– Там была девушка. Я познакомился с нею, провожал домой, и тут все случилось.

Ее губы расплылись в довольной улыбке.

– Мне не хочется говорить о личном, сеньора, – закончил я. – Это не просто поражение, это позор.