Телохранитель Генсека. Том 1

— Да, Вовочка?

Поморщился. Сколько раз просил не называть меня Вовочкой! Сразу вспоминались анекдоты времён моего счастливого советского детства.

— Алло, Верунчик, я к тебе. Что купить? Конечно, душа моя, для тебя всё, что угодно. Да, заеду, в «Пятёрочку»…

Бах!

Закончить разговор помешал резкий толчок в спину.

Скрежет, треск рвущейся ткани…

Филин, о котором я уже и забыл, вдруг очухался. Замахал большими крыльями, и со страху вцепился когтями мне в плечи.

Я рефлекторно отмахнулся, телефон вылетел из руки и стукнулся обо что-то сзади. Не разбился бы. Пытаясь стряхнуть птицу, я на миг забыл о вождении, но тут же опомнился, покрепче ухватив руль.

Яркий свет внезапно ударил по глазам.

Я что, выехал на встречку?

Рефлекторно вывернул руль, слишком резко взяв влево…

Удара не помнил, как вылетел из машины — тоже. Просто обнаружил себя лежащим на земле. С затылка к уху стекала горячая струйка. Поднес ладонь к глазам и не удивился, увидев на пальцах кровь. Скосив глаза, посмотрел на колеса перевернутого автомобиля…

— Повезло… — сказал и не узнал свой голос — молодой, звенящий. Поднял руку, пошевелил пальцами. Обручального кольца на безымянном пальце не было. Слетело с руки? Но на среднем не оказалось старого шрама. Как так?

Сел. Огляделся.

Только что была зима. Лежал снег. И вдруг лето.

Я сорвал пучок душистой травы и приложил к горящему лбу. Из Шереметьево ехал зимним вечером. А сейчас утро, светает. Тёплое летнее утро.

Стараясь справиться с головокружением, хмыкнул:

— Нормально… Ехал зимой, перевернулся — очнулся летом. Но ведь не в госпитале лежу, а здесь же, возле дороги… Амнезия? Может повредил голову? Кружится, немного болит, но не очень-то и сильно… А вдруг… Может я умер? На лбу от таких мыслей выступили холодные капли пота. Глупости какие! Я больно ущипнул себя за руку. Перестарался — зашипел даже. Ну вот, что и требовалось доказать — мертвый бы ничего не почувствовал.

— Чертовщина какая-то… — я снова посмотрел на автомобиль.

Моего джипа не было и в помине, вместо него на боку лежала «копейка». Точно такая же, как у деда, который торопился на кладбище. Только не старый драндулет, а новенький, будто с конвейера. Ладно, с этим потом разберёмся.

Я полез в карман куртки и снова выудил оттуда злосчастный амулет с перьями. Что за мистика? Я же выбросил этот хлам раньше, когда столкнулся с птицей. То же самое сделал сейчас. Размахнулся и закинул амулет подальше в траву. Движение отдалось в голове резкой болью. Эх, все-таки чмт, наверное. Потому и мерещится всякое…

Не смог сдержать стон. Нашарил в кармане платок, приложил к ране на затылке. Ткань моментально пропиталась кровью. Но больше ничего, кажется, не сломано. Руки, по крайней мере, целы. Позвоночник тоже в порядке, сидеть могу. Теперь надо встать.

Посмотрел на ноги и только сейчас обратил внимание — на мне джинсы. Качественные. Индийские. Кажется, фирма называлась «Милтон». У меня когда-то такие были. Им сносу нет. Хотя точно помню, что с утра был в спортивном костюме. И в теплом пуховике, а теперь на мне легкая куртка из плащевки.

Достал кошелек. Открыл и не поверил своим глазам — советские купюры! Пять красных десяток и фиолетовый четвертак.

Во внутреннем кармане обнаружились красные корочки удостоверения. Тисненый герб Советского Союза на обложке. Открыл книжечку. С фотографии на меня смотрел человек, которого я смутно помнил… Но где и когда я мог его встречать? А, точно! Он выступал перед нами, тогда ещё курсантами Минской школы КГБ. Ветеран. Только здесь на фото он молодой, сухое лицо, ранние залысины.

— Медведев Владимир Тимофеевич, заместитель начальника восемнадцатого отделения девятого главного управления КГБ СССР, — вслух прочитал я.

Почему-то вдруг стало очень спокойно. Тревога ушла. Наверное, это шок после аварии. Другого объяснения странному спокойствию я не находил. Попытался встать. Тело слушалось, но стоило подняться, как всё вокруг поплыло. Будто на карусели верчусь.

Я услышал звук мотора подъезжающей машины, визг тормозов и голоса… Голосов было много. Они роились, окутывали меня, взрывали мозг. И говорили, говорили.

Странно, из автомобиля вышли всего двое, почему столько голосов? Говорят глухо, словно слова пробиваются сквозь вату.

— Владимир Тимофеевич?! — это тот, что повыше. Откуда-то я знал его. Сергей Соколов, лейтенант.

— Слава Богу, жив, — облегченно вздохнул второй, невысокий. Этого зовут Егором. Егор Кошелёв, сержант.

— Гбешная форма, а бога поминаешь, — пробормотал я.

— В смысле? — у высокого вытянулось лицо. — Давай в машину его.

— Не хватало, чтобы он тут умер…

Кто, кто это сказал? Он же сейчас не раскрывал рта, я точно видел.

И тут же новые слова из ниоткуда:

— Не думать об этом, накаркаю…

— Он расстроится…

Но губы не шевелились ни у того, ни у другого. Кто говорит? Да кто говорит-то?!

И почему на них советская форма? Общевойсковая, с тёмно-синими погонами. Знакомо, сам в такой же ходил. Только очень давно.

Откуда я их знаю? Я ведь точно с ними знаком. В голове такая каша. Лица, имена, названия. Будто мои воспоминания перемешались с чужими.

— Рябенко как чувствовал, послал следом…

— Голова у старика работает, глаз алмаз у него…

— Чутьё дай Бог каждому…

Голова кружилась, лица казались размытыми. Я закрыл глаза, зажмурился, несколько раз моргнул, прогоняя сверкающие звёздочки перед глазами. Наверное, покачнулся. Эти двое подхватили меня под локти. Странно, оба едва достают мне до плеча. Вроде не хилые парни. Поясница не болит. Неделю позвоночник «стрелял». И вдруг прошло, как бабка отшептала. И печень совсем не чувствую. Обычно после удара начинала ныть. Даже легкий толчок вызывал болевые ощущения — последствия перенесенного гепатита. А сейчас вылетел из машины и ничего. Только голова болит. Точно сотрясение.

Подошли к черной Волге. ГАЗ-24, надо же, какой раритет! А так хорошо сохранилась машина. И сиденья кожаные. Стоит больших денег. Это кто же у нас такой богатый? Но… Где мой джип?

Мне помогли усесться. Тронулись не спеша — заботились обо мне, чтоб не растрясти больного. Я устало откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Во рту чувствовалась неприятная сухость.

— Надо к заднему входу подъехать…

— Он крови не любит…

— Здесь дети, чтобы не увидели…

Они бормотали и бормотали, я молчал и слушал. Надо поинтересоваться, куда меня везут? Кто они такие? Почему на них советская форма? Вопросов много. Но вдруг навалилась усталость. Разберусь потом.