Телохранитель Генсека. Том 4

— Товарищи, у нас ЧП.

Рябенко после этих слов вспомнил мой давний анекдот про Андропова, но тут же одернул себя, подумав: «Не к ночи помянутый!»…

Кабинетик был не очень большой, но пять человек в нем, конечно, разместились без труда. Правда, было такое ощущение, что мы заняли все свободное пространство. Причем создавалось это ощущение в первую очередь за счет Цвигуна. Большой и грузный председатель КГБ ходил из угла в угол, садился и тут же вставал, будто не мог найти себе места.

— Нет, ну как, как это могло вообще случиться?! Мой заместитель, человек, проверенный годами службы! У меня в голове не укладывается! — громко возмущался Цвигун. — Кто за этим стоит? Может быть, его завербовали американцы?

— Тогда враг проник на самый высокий уровень, и если ваше предположение верно, то американский шпион может сейчас находиться даже в этой комнате, — подал голос Удилов. — Но это не так.

— А как? Как, я вас спрашиваю?! — вопил Цвигун, потрясая в воздухе кулаками. — Почему вы не даете мне никакой информации? Почему действуете за моей спиной?!

Он остановился перед Вадимом Николаевичем и в упор посмотрел на него.

— А если бы не было Владимира Тимофеевича? У нас бы сейчас, накануне шестидесятилетия революции, могла случиться смерть Генерального секретаря ЦК КПСС! Как вы себе это представляете?!

— Семен Кузьмич, да не мельтеши ты уже, — спокойно произнес Цинев, пытаясь утихомирить разбушевавшегося Цвигуна. — Мало ли что там могло быть! Обсуждать надо то, что имеем, и что дальше делать. Я бы сейчас не рекомендовал выносить информацию из этой комнаты. Леониду Ильичу следует доложить, но уже после парада. И когда гости разъедутся.

— Согласен, — Удилов кивнул. — Сейчас официальная версия: гипертонический криз. Резкое повышение давления спровоцировало инсульт. Вполне правдоподобная версия.

В дверь постучали.

— Войдите! — рявкнул Цвигун.

Вошел врач — высокий, белокурый мужчина скандинавской внешности. Он посмотрел на нас уставшими голубыми глазами и доложил:

— Реанимационные действия прошли успешно, но пациент в себя не пришел. Находится в коматозном состоянии. Будем собирать консилиум, а сейчас вызываем реанимобиль и перевозим в Кремлевскую больницу.

— Хорошо. Работайте. Если будут сложности, обращайтесь сразу ко мне, — распорядился Цвигун.

— И, главное, никаких утечек информации, — мягко попросил Удилов, но мягкость его голоса никак не вязалась с жестким взглядом, которым он проводил врача. Когда тот вышел, Удилов встал, прошел к столу Рябенко и налил в стакан воды из графина. Медленно, по глотку, выпил, поставил стакан на место и, нагнувшись к Рябенко, попросил:

— Александр Яковлевич, вы можете устроить так, чтобы пища на столе Леонида Ильича постоянно и тщательно проверялась?

— Это стандартная процедура, — ответил Рябенко. — Но нужно брать пример с наших кубинских товарищей. Передвижная токсикологическая лаборатория нам бы точно не помешала.

— Решим в ближайшее время, — кивнул Цвигун. — Пока Фабиан Эскаланте здесь, думаю, он не откажется поделиться опытом.

— Товарищи, у нас нет времени на долгие совещания, пора вернуться в зал, — Рябенко посмотрел на часы.

— Вы правы, нужно возвращаться к гостям, — согласился Цвигун.

Он первым прошел к двери, за ним вышли Цинев и Рябенко. Мы с Удиловым переглянулись.

— Говорите уже, — он усмехнулся. — Вижу ведь, что вопрос на языке вертится.

— Вадим Николаевич, что такое «Сынаши»? Псевдоним или оперативная кличка? Может вы слышали, чтоб кого-то так называли? — задал я вопрос, ответ на который предполагал, но не был в нем уверен.

Глава 19

Если мои предположения подтвердятся, то ноги всех покушений действительно растут из одного места. Существует большая группа недовольных, хотя это не удивительно — недовольные всегда были, есть и будут, невозможно угодить всем. Проблема не в их наличии, а в том, кто использует чужое недовольство в собственных интересах. Так кто такой этот «Сынаши»?

— Ну, во-первых, это общее название детей высокопоставленных руководителей. А во-вторых, это детское прозвище Толика. Сына Громыко. Есть на него что-то конкретное? — бровь Удилова вопросительно изогнулась.

— Пока нет. Но, думаю, что после прослушки завидовских сидельцев появится. Я проверил журнал посещений — Анатолий Громыко тут частый гость. При этом в главный дом обычно не заходит, а приезжает исключительно к ним. Но, сами понимаете, без доказательств мои слова будут просто пустым сотрясанием воздуха.

— Что ж, подождем, — Удилов встал, хлопнул меня по плечу дружеским жестом. — Пойдемте в зал. Действительно, что-то мы долго отсутствуем. Могут пойти ненужные разговоры.

— Я все-таки еще немного задержусь, если позволите. Выйду на воздух.

Удилов не возражал и мы пока с ним расстались.

На улице было тихо, светло и так чисто, что я не сдержал восторженного вздоха. Все-таки свежевыпавший снег таит в себе что-то волшебное.

— Люблю русскую зиму, — услышал я голос Вильмы Эспин и оглянулся.

Вильма стояла недалеко от крыльца с сигаретой в руке. Она поднесла фильтр к губам, сделала затяжку и медленно выпустила струю дыма. Шубка, накинутая на плечи, была расстегнута, снег падал на черную ткань вечернего платья, мерцая мелкими искрами.

— Хотите сигарету? — спросила Вильма. — Я слишком много курю, но ничего не могу с этим сделать. Мне нравится курить, — она улыбнулась.

— Нет, спасибо, — я отказался. — Пойдемте, провожу вас в зал.

— Не надо. Я еще немного постою. Когда мне еще придется увидеть снежную русскую зиму?

Супруга Рауля Кастро улыбнулась и на прощание помахала мне рукой, в которой держала сигарету. Дым сплелся зигзагом и растаял в воздухе….

Остаток вечера прошел спокойно. Гости разговаривали, пили, ели, и даже не подозревали о тех событиях, что волновали руководство КГБ, министра МВД и меня самого.

Рано утром вернулись в Москву. В тот день я еще отстоял рядом с Леонидом Ильичем на параде. А потом помогал с проводами гостей. Устал страшно, но до дома добрался только ближе к полуночи.