Телохранитель моего мужа
Шрифт:
Но я ничего не успел. В замке завозился ключ — Рина пришла домой. И тогда Ляля рванула на себе футболку. Вцепилась тонкими руками и разорвала напополам.
Тонкие ключицы. Маленькая грудь с острыми сосками. Рёбра как стиральная доска из прошлого.
Она закричала страшно, с надрывом.
— Спаси меня, Кать! — билась она в истерике. Очень натуральной. — Он меня изнасиловать хотел! — трясла сжатыми в кулаки руками.
Я даже не среагировал. Потому что увидел нечто, притянувшее взгляд. Синяки. Чёрные отметины на теле.
— Это он, он! — орала она сорванным
Рина тяжело привалилась к стене. Смотрела на меня с ужасом. В глазах её — тьма. Лицо бледное.
— Артём? — всё же спросила и провела рукой по лицу.
— Это неправда, Рин, — я вложил в голос столько твёрдости, сколько смог. Спокойным в такой ситуации оставаться сложно. — Я пальцем её никогда не тронул.
Она переводила взгляд с меня на Лялю. Та стояла, выпятив свои мощи и рыдала очень искренне и натурально.
— Я… мне нехорошо. Мне нужно на воздух, — сказала Рина и, зажав рот ладонями, выскочила за дверь. Кажется, её вырвало на лестничной площадке. Я всего лишь на миг потерял из поля зрения Лялю. Хотел выйти за Риной вслед, всё объяснить. Но острая боль вспышкой ослепила меня, и больше я ничего не видел и не помнил. Даже подумать ни о чём не успел.
Рина
Впервые меня вывернуло наизнанку. А ещё не хватало воздуха. В глазах темнело. Я пыталась втянуть хоть немного кислорода в лёгкие, но в ноздри бил запах рвоты.
Не знаю, как я доползла до первого этажа и вышла на улицу. Холодно. И ветер ледяной. Но я хотя бы смогла вдохнуть.
Не знаю, о чём я думала. В голове — обрывки фраз и мешанина образов. Спокойный Артём и рыдающая обнажённая по пояс Ляля. Уродливые пятна синяков на теле. Мой оживший кошмар наяву. Словно кто-то взял и щёлкнул тумблером — и свет погас. Непроглядная тьма. Сумасшествие. Эхо в ушах. Хочется их заткнуть, чтобы не слышать какофонии.
Я вышла на проезжую часть и поймала машину. Срочно скрыться. Спрятаться. Скрутиться клубочком и забыться. Стереть память.
В тот момент я не думала о Ляле. Не думала об Артёме. Животный ужас гнал меня, как обезумевшую, подальше.
Очнулась я в своём дворе. Заплатила деньги, вышла. Тихо и всё привычно знакомо. Задрала голову и посмотрела на тёмные окна. А затем поднялась наверх, достала ключи из сумочки и открыла дверь. Перешагнула через порог.
Пахло пылью. Ещё бы. Здесь давно никого не было. С того самого дня, когда Алексей увёз меня за город.
В голове немного прояснилось. Ляля и Артём. Мне нужно вернуться. Я заходила в каждую комнату и включала свет. Обводила пространство глазами, но никак не могла сосредоточиться ни на единой мысли.
Я зашла в кабинет Алексея. Потопталась на пороге. Он не любил, когда нарушали его пространство. Впрочем, иногда делал исключения, когда ему хотелось развлечься, развеять скуку, разнообразить секс.
Моё тело помнило каждый острый угол в этой комнате.
На столе — идеальная чистота. Он всегда убирал документы, следил, чтобы каждая вещь находилась строго
на своём месте. Мне неуютно здесь. Холодно. Словно не домой вернулась, а в чужую квартиру пробралась.Я лезу в нижний ящик стола. Там потайной «карман», где спрятан пистолет. Алексей его иногда включал в свои извращённые сексуальные игры.
Мне приходится немного повозиться, чтобы достать оружие. Тёмный металл холодит и оттягивает руку. Я кладу пистолет в сумочку.
Артём так и не научил меня стрелять.
Не знаю, зачем я это делаю. Может, от отчаяния. Я вспоминаю слова Ляли. О её просьбе избавиться от Артёма. Он уже тогда к ней приставал?..
А потом перед глазами всплывают уродливые синяки на Лялином теле.
Нет. Он не мог. Мой нежный и ласковый Артём не мог сотворить с ней такое. Это неправда. И мне бы действительно стоит вернуться, чтобы поговорить. Как-то я опрометчиво сбежала. Бросила всё, даже не попытавшись разобраться. По-дурацки вышло.
Я вздыхаю и поднимаюсь с кресла. Руки у меня дрожат. Слишком много эмоций. Наверное, это из-за беременности. Высокая чувствительность, впечатлительность. В последние дни я страдала от слишком громких звуков, странно реагировала на запахи, раздражалась по пустякам.
Я вышла из кабинета и прикрыла за собой дверь. И только тогда услышала шаги. Уверенные, чёткие, широкие. Я бы узнала их из тысячи подобных.
Тело скрутила судорога. Ужас лёг на плечи слишком тяжёлым грузом. Я стояла и ждала. Ждала, пока не показалась высокая фигура.
— Здравствуй, Катерина, — произнёс Алексей, и я поползла по стене вниз.
Ноги ослабели. Разум помутился. Вернулся страх.
Он живой. А я до сих пор его жена.
60. Артём и Рина
Артём
Она связала меня. В голове пульсировала боль. Во рту — привкус крови.
Ляля сидит на стуле. На ней — другая футболка. Целая. Ляля раскачивается со стороны в сторону, обнимая себя за плечи.
— Ты зачем это сделала? — спрашиваю устало и спокойно. Незаметно пытаюсь освободиться — не слишком она умелая узлы вязать.
— Ты исчезнешь — и всё наладится, — цокает она зубами.
— Да? — у меня хватает сил иронизировать. — А что наладится-то? Ринка будет вечной рабыней у тебя на побегушках?
— Ты не понимаешь, — сжимает она губы, чтобы они не плясали.
— Да уж куда мне.
В моей пострадавшей голове мелькают совершенно дикие мысли.
— Он жив, да? Марков — жив?
Ляля перестаёт трястись и смотрит на меня остановившимся взглядом.
— И это он тебя так. Больше некому. И лицо твоё — тоже его рук дело?
Она мотает головой. Шея у неё тонкая. У меня плывёт всё перед глазами и кажется, что ещё немного — и голова оторвётся от тела. Упадёт на пол. Мысли, как саранча, наползают одна на другую, и я никак не могу толком сосредоточиться, но кое-что всё же цепляется.
— Ты думала, что она как сыр в масле, да? У тебя даже мысли не возникало, что он Рину бил, издевался, насиловал?